Ыых покидает пещеру - Лев Белов

Он тоскливо подумал, что если бы все это происходило дома, рядом с бабушкой, то она, конечно, изыскала бы средство излечить внука. Мария Степановна обязательно нашла бы какую-нибудь таблетку и, вынув ее из маленькой деревянной коробочки, сказала бы: «Вот эта штукенция, внучек, очень помогает при мозговых болях, проглоти ее поскорее!»…

Но здесь бабушки не было. Вернее, была. Но не его родная, а какая-то чужая и мало похожая на старушку, — косматая, покрытая густой шерстью, образина с глубоко сидящими глазами, которые, кажется, вот-вот готовы тебя сожрать. Вовка уже давно приметил среди женщин Каа муу старуху, которая, судя по ее жгучим глазам, ненавидела пришельцев до зубовного скрежета.

Тяжело вздохнув, Вовка снова натянул на себя шкуру.

Чем бы сегодня заняться? В голове промелькнула такая странная мысль, что он глубоко удивился: «Хорошо бы почитать… учебник немецкого языка!» Действительно, он никогда не изъявлял желания добровольно взять в руки этот учебник. А тут ему вдруг так захотелось переписать в тетрадку какой-нибудь самый каверзный для перевода текст. «Хойте ист дас вассер варм, хойте ист нихт шаден…» или еще что-нибудь в этом роде. Он невольно оглянулся, ища глазами этажерку, на которой обычно пылились его учебники и тетради.

Вспомнив, что в рюкзаке у Галки лежит брошюра о цветоводстве, Вовка решил вытащить ее и почитать. Однако, едва он стал возиться с рюкзаком, девочка проснулась и уставилась на него удивленными глазами.

— Что глядишь? — недовольно спросил Вовка.

— А что ты ищешь?

— Да хотел брошюрку почитать, о цветах там, что ли…

— О цветах? Ты?!

— Ну я, а что особенного?

— Ты же всегда презирал всякие цветочки!

— Не всегда, а раньше.

— А теперь?

— А теперь я соскучился.

— По цветам?

— Выдумала! По учебникам, книгам.

— Я тоже. Но где их взять?

С этими словами Галка вынула из своего рюкзака тоненькую книжечку, которая так поразила неандертальцев, увидевших цветы и не понимавших, почему их нельзя взять руками.

Развернув наугад брошюру, Галка передала ее Вовке.

— «Бегония, — с наслаждением прочитал Вовка. — Бегония обладает красивыми расписными листьями. В комнатных условиях более всего распространены две листовые бегонии — бегония реке и бегония Креднери с их гибридами. Выращивают также бегонию с косо-сердцевидными листьями и бегонию всегда цветущую. Эти виды бегоний требуют светлых и теплых помещений…»

— Светлых и теплых помещений, — повторил Вовка. На его глазах Галка заметила самые настоящие неподдельные слезы! Да и сама девочка почувствовала, что начинает плакать.

Было странно видеть слезы у мальчика, которого никто сейчас не обидел, и у девочки, которую никто не дергал за волосы. И все-таки они плакали, — плакали беззвучно, но горько…

В их воображении рисовалась милая сердцу картина: они! стоят в светлой комнате и поливают цветы в маленьких глиняных горшочках; рядом сидят родители и пьют чай, тихо переговариваясь.

— Домой хочется, — вздохнула Галка.

— Еще как! И, главное, почему то хочется подержать в руках учебник. Я бы сейчас с удовольствием занялся немецким! Веришь, Галка?

— Конечно. А я б задачки порешала…

— Знаешь, что?! — сказал Вовка, закрыв книжку. — Я придумал одну штуку — давай составим словарь языка Каа муу! Представляешь? Это будет самая настоящая научная работа!

— Прямо уж научная, — недоверчиво улыбнулась девочка.

— Да вот, научная! Ведь, кроме нас с тобою, еще никто в мире — воображаешь?! — никто в мире не понимает этого языка! А мы составим разговорник, каа-муу-русокий разговорник. Представляешь? Это будет… как ее… диссертация!

— Диссертация?

— А что? Это же никому не известный язык! Знаешь, потом мы подарим наш словарик Гошке Чистюлькину, он защитит диссертацию и станет кандидатом наук.

— А чем писать-то будем? И на чем?

— Карандашом, на этой брошюре! У меня есть карандаш.

Вовка разыскал в дебрях своих карманов огрызок, черного карандаша и, отвернув обложку брошюры, дрожащей от нетерпения рукой вывел между двумя строчками печатного текста заголовок: «Каамуу-русский словарь».

— Сначала запиши слово «джжий», — предложила Галка. — Это первое слово, которое мы здесь услышали.

— «Джжий» — это «выходи», — уточнил Вовка, слюнявя карандаш. — Так и запишем… Только не в первую строчку, а пониже — чтобы по алфавиту было.

Около часа возились ребята со словарем, вспоминая слова, которые им пришлось услышать, и их значение. Наконец Вовка сказал «хватит» и подал Галке брошюру.

Вот что было записано в это утро на странице брошюры по цветоводству:

Каамуу-русский словарь:

Аа — есть (пищу)

Аиф! — повернись!

Ай — вкусно, приятно

Бжийя — имя (значение не известно)

Джжий! — выходи! (выходите!)

Джжуу! — стой! остановись! садись! (садитесь!)

Зуу хриа! — приветствуем вас! (приветствую тебя!)

Ии — умирать, смерть

Каа муу — племя медведей

Мии кии — убить козла; охотиться на козла; козел

Пхаа — отдыхать; сделать привал

Уау — имя

Ук! — объясни! (объясните!)

Ыых — имя

Яудж! — идем к нам!

На Галкином лице появилась такая скептическая улыбка, что мальчику захотелось угостить ее подзатыльником. Однако он сдержался и, плохо скрывая огорчение, пробурчал:

— Ну, чего ты?

— Сказать по чистой совести?

— Да.

— Это смех, а не научная работа.

— Почему?

— Да ты что — сам не видишь?

— Не вижу.

— Сколько тут слов?

— Ну, двенадцать, — взяв из рук девочки брошюру, пересчитал Вовка. — Кроме трех имен.

— Двенадцать, — повторила Галка. — Так какой же это словарь? У меня дома есть маленький немецко-русский словарик — совсем крошечный — так в нем знаешь, сколько слов? Десять тысяч!

— Ну и что же? А у меня дома есть папин словарь русского языка, так в нем пятьдесят две тысячи.

— Вот видишь: пятьдесят две тысячи! А здесь — всего-навсего каких-то двенадцать слов.

— Эх ты, гонишься за цифрами! — Для науки, если ты хочешь знать, интереснее двенадцать никому не известных слов, чем сто тысяч всем известных. И потом, надо же понимать, что у неандертальцев бедный язык, это же дикари. Еще спасибо, что у нас пока набралось двенадцать. Ну, а потом мы еще добавим…

— Ну, ладно, пусть наберется даже сто слов, так разве это научная работа?

— Что?! — вскипел Вовка. — Сто слов — не научная работа?! Если хочешь знать, мой папа переделывал одну диссертацию, в которой вся научная работа вертелась вокруг двух слов! Понимаешь! Триста страниц, и все только о «кхе-кхе» и о «гм-гм!»

— Тогда извиняюсь, — виновато произнесла Галка. — Тогда двенадцать слов Каа муу — это, конечно, важнее, чем «кхе-кхе».

Вовка удовлетворенно улыбнулся и вернул Сверчковой брошюру.

Глава двадцать вторая

В КОТОРОЙ НЕАНДЕРТАЛЬЦЫ ДОЛГОЕ ВРЕМЯ БЕЗМОЛВСТВУЮТ, ВОВКА ИЗУМЛЯЕТСЯ, А ГАЛКА ДРОЖИТ

Целые сутки после того как отважного Бжийю отнесли в грот и едва не забыли похоронить, никто из племени Каа муу не отлучался дальше, чем на сто шагов от стоянки. Вовка в беседе с Галкой высказал предположение, что сородичи погибшего соблюдают траур, но девочка была иного мнения.

— Мне кажется, — сказала она, — они боятся, как бы он не вернулся.

— А как же он вернется? Чепуха!

— Так это мы знаем, что не вернется, а они-то этого не знают.

— Да-а, — протянул Вовка, — они многого еще не знают.

— Мы тоже, — вздохнула девочка.

Вовка не нашелся что ответить и замолчал. Разговор происходил в нескольких метрах от пещеры. Мальчик заметил, что Уау, сидя на выгоревшей траве, с большой сосредоточенностью бьет камнем по камню. У ног Уау лежало несколько миндалевидных и треугольных булыжников, поблескивающих на солнце острыми гранями.

— Посмотри-ка, — сказал Вовка, толкнув локтем Сверчкову, — посмотри-ка на этого красавца. Как ты думаешь, чем он сейчас занимается?

— Вроде как играет в камушки, — равнодушно ответила Галка, взглянув на Уау.

— Для тебя все — игрушечки, — недовольно поморщился Вовка, — а человек, может быть, каменные ножи делает.

— Ой, и в самом деле! — воскликнула Сверчкова, внимательно приглядевшись к Уау. Затем девочка с грустью посмотрела Вовке в глаза: — Жаль, что мы с тобою не можем подарить им хотя бы топор.

— Тогда уж не только топор, — сказал Вовка, — тогда и охотничье ружье, и кровати, и одеяла, и подушки, и термометр, и телевизор…

— А телевизор-то им зачем? Они ж ничего не поймут.