Легионы огня: долгая ночь Примы Центавры - Питер Дэвид

Когда слуга убежал выполнять его требование, Вир добавил: — Запомните, министр, что я работаю на Вавилоне 5. Я уже много лет знаком с президентом.

Альянса. Не стану пересказывать то, что мне довелось услышать там о происходящем здесь, но вам бы стоило более осторожно выражать свое мнение о.

Межзвездном Альянсе.

— И что же такое вы услышали «о происходящем здесь»? — спросил Дурла, насмешливо приподняв бровь.

Вир опустил глаза и увидел новый бокал, который, будто по волшебству, оказался в его руке. Ополовинил его одним глотком. Вир чувствовал, что этим вечером выпивка окажется весьма полезной.

— О, дурацкие слухи. Будто здесь люди исчезают. Придерживающиеся умеренных взглядов политики теряют лицо, власть… жизнь. И на их место приходят ваши союзники.

— Вы переоцениваете меня, господин посол, — с неподдельной скромностью возразил Дурла. — Согласен, я стараюсь рекомендовать императору тех, кто, по моему мнению, достоин доверия. Но с тех пор, как моей обязанностью стало наблюдение за Внутренней Безопасностью, я, естественно, стараюсь продвигать тех, кого считаю преданным Республике.

— То есть, вам?

— Я уже объяснил, что имею в виду, посол, — невозмутимо ответил Дурла. — Император — живое воплощение духа Республики Центавр. Меня беспокоит лишь то, насколько подданные преданы ему.

— Как это мило, министр, — Лондо, наконец, вмешался. — В конце концов, мы живем в опасное время. Никогда не знаешь, кому можно доверять.

— Совершенно верно, — согласился Дурла и хлопнул Вира по плечу: — Надеюсь, что не произвел на вас ошибочного впечатления, посол. Я бы скорее откусил себе язык, чем сказал что-то такое, что могло бы так вас обеспокоить.

— Я бы дорого заплатил за подобное зрелище, — ответил Вир.

Дурла продолжил, не обращая внимания на столь явный сарказм:

— Если говорить откровенно, мы все хотим одного. Чтобы Республика Центавр снова стала играть ведущую роль на межзвездной арене, как это некогда было.

— Неужели?

— Именно так, посол! — сказал Дурла, будто объявлял прописную истину. — Пока многим это кажется шуткой. Мы поверженные, побитые враги. Против нас объединились целые системы, и они будут продолжать мешать нашему возрождению.

Когда-то… когда-то они тряслись от ужаса при одном лишь упоминании о нас.

Теперь же… теперь они трясутся от смеха.

— Ужасно, — произнес Лондо таким тоном, будто в тысячу первый раз беседовал на эту тему. Вир заметил, что Лондо расправляется с порциями выпивки в три раза быстрее него. Да, похоже, что быстрее всех во дворце. — Ужасно.

— Даже сейчас, когда мы отстраиваемся, когда надрываемся для того, чтобы выплатить все эти «репарации», одновременно пытаясь возродить нашу прежнюю гордость…. они следят за нами. Они обращаются с нами так же, как мы когда-то обошлись с нарнами. Как бы вы это назвали?

— Верхом справедливости? — осмелился вставить Вир.

Дурла сам ответил на свой вопрос, не обращая внимания на Вира. Кажется, он даже не слышал его.

— Оскорбление. Одно оскорбление на другом! Но потенциал нашего величия все еще жив на Приме Центавра, тлеет, подобно лихорадочному жару, в нашем народе.

— А разве лихорадка не болезнь? — спросил Вир. — Знаете…. иногда от этого умирают…

— А иногда она проясняет зрение, — ответил Дурла.

— У меня обычно только голова болит.

— Мы бродили среди звезд, — воинственно произнес Дурла. — Разве могут те, кто некогда повелевал звездами, довольствоваться грязью, лежащей под ногами?

Хотите знать, чего я больше всего желаю для нашего народа, посол? Хотите знать правду? Я хочу, чтобы мой народ вернул себе подобающее место в галактике. Я хочу видеть, как центавриане снова протянут свою длань и станут повелевать звездами. Я хочу, чтобы вернулась наша былая слава. Я хочу, чтобы мы снова стали теми, кем привыкли быть. Неужели я хочу слишком многого, посол?

На этот вопрос вместо Вира ответил Лондо, который, покачивая в руке бокал, разглядывал налитую в нем жидкость.

— Нет, — тихо произнес он. — Нет…. это вовсе не слишком много.

Дурла хотел было продолжить свою речь, но тут его кто-то окликнул с другого конца зала. По-видимому, возник какой-то дружеский спор, и Дурлу попросили его разрешить. Он быстро и грациозно поклонился Лондо и Виру, а потом оставил их.

К Лондо двинулись еще несколько чиновников, требуя его внимания, но Лондо отмахнулся от них. Затем он приобнял Вира и произнес:

— Пойдем, пройдемся со мной, Вир. Расскажешь мне последние новости.

— Ну, вот вам последняя новость — он мне совершенно не нравится, Лондо.

Этот Дурла. Ни на йоту, — Вир говорил шепотом, правда, злым шепотом.

— Дурла? А что в нем такого? — Лондо, кажется, был потрясен реакцией.

Вира.

— Ну, не сочтите это оскорблением…. просто… чем-то он напоминает мне вас. Того, каким вы были.

— Вовсе нет.

— Вы смеетесь? А все то, что он только что сказал? То, о чем он мечтает?

Не напоминает ли это вам ваши прошлые собственные слова?

— Нет, я никогда такого не говорил.

Вир в досаде закатил глаза, в то время как Лондо потащил его куда-то по одному из широких, длинных коридоров.

— Куда мы идем? — спросил Вир.

— На экскурсию. Во дворце многое изменилось с тех пор, как ты был здесь в последний раз, — он взглянул на Вира. Его глаза, казалось, были подернуты дымкой. — Итак, попробую понять: Дурла напоминает тебе меня, поэтому он тебе не нравится. Полагаю, что я не должен считать это оскорблением?

— Когда я впервые увидел вас… тогда… в общем…. словно вас что-то пугало, Лондо. И вы тоже все время мечтали о том, какими должны бы быть центавриане… И вы…

— Мои мечты исполнились, — мягко сказал Лондо.

— Да. И из-за этого погибли миллионы.

— Какие жестокие слова. Ты осуждаешь меня, Вир? Ты осмеливаешься осуждать императора? — эти угрожающие слова прозвучали мягко, будто он просто интересовался мнением Вира.

— Я знаю вас, Лондо. Иногда мне кажется, что знаю вас лучше, чем кто-либо на свете…. по крайней мере, из тех, кто остался в живых. Он мечтает о том же, о чем некогда мечтали вы, Лондо. И посмотрите, к чему все это привело.

Посмотрите на все эти смерти, разрушения, на всю эту трагедию, корни которой лежат в тех мечтах.

— Дорога судьбы никогда не бывает гладкой, Вир. На ней всегда есть ухабы.

— Ухабы?! Лондо, мы устроили резню нарнов! Насаждали власть страха! И теперь мы с лихвой расплачиваемся за наши грехи! Все, что с нами случилось, произошло только потому, что вовсю пропагандировались идеи, подобные тем, что сегодня высказал Дурла! Когда же мы чему-нибудь научимся, Лондо? Что же для этого нужно? Уничтожить всех центавриан в галактике?

— Почему ты задаешь мне этот вопрос? — спросил Лондо. — Знаешь, кого лучше спросить об этом? Рема Ланаса.

— Простите… кого? — Вир почувствовал, что разговор внезапно перескочил совсем на другую тему. — Рем Ланас? Кто это…

— Он живет на Вавилоне 5, если мне не изменяет память. Он был там некоторое время. Очень благоразумный парень. Знаешь, зачем ты здесь находишься, Вир?..

Вир изо всех сил пытался отслеживать нить разговора.

— Ну… я… ну… нет, Лондо, если честно. Мне было приятно побывать на приеме, просто потому, что очень здорово видеть, как наш народ что-то празднует…. не важно что…. пусть даже это всего лишь группа, радующаяся планам возрождения. Но я не могу сказать точно, зачем именно вы вызвали меня сюда.

— Что ты имеешь в виду, Вир?

— Имею в виду? Я… — он вздохнул. — Лондо… Возможно, ну… вы, возможно, слишком много выпили. Ибо, если честно, вы говорите не очень понятные…

— Неужели ты полагаешь, — продолжал Лондо, — что я не смог бы воспользоваться стандартными средствами связи, если бы мне захотелось поговорить с тобой? Что я боялся оказаться не в состоянии обеспечить хорошо защищенный канал? Что все, мною сказанное, может прослушиваться? Ты ведь не это имел в виду, а, Вир?

Мистер Гарибальди иногда использовал выражение, которое Вир находил весьма забавным. Он говорил: «медведь сдох», когда хотел сказать, что кого-то вдруг осенило. Этот термин Вир так и не понял до конца, вероятно, из-за того, что он не мог представить, что такое «медведь сдох» и почему это должно случиться, чтобы что-то прояснить.

Но сейчас, когда Вир услышал слова Лондо, до него внезапно начало доходить, что означает этот термин применительно к нему лично.

— Нет, — очень осторожно ответил Вир. — Я ни о чем таком не думал.

Авось, по его тону Лондо догадается, что он уловил намек.

Подернутые дымкой глаза Лондо на мгновение прояснились. Всего на мгновенье. Он молча кивнул. Потом открыл было рот, чтобы еще что-то сказать…

…И пошатнулся.