Красный Крест. Роман - Саша Филипенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Твой муж, контра ты поганая, арестован, потому что перешел на сторону врага, а вопросы здесь задаю я!»
«Жив! Выходит, точно жив!» – ликовала она.
– Я не знала, что со мной будет через час, не знала, что будет с дочерью и мужем уже завтра, но, сидя на первом допросе, несмотря на весь ужас происходящего, радовалась тому, что наша семья пережила войну.
Вот уж глупость, правда? Человека пересаживают с одного «Титаника» на другой, а он, не понимая этого, рад, что пока еще не ушел на дно. Вряд ли я смогу с точностью вспомнить те минуты, но теперь мне почему-то кажется, что после очередного вопроса следователя я вновь рассмеялась в голос.
«Я сказал что-то смешное, сука?!»
«Вы нет, гражданин начальник, но судьба…»
Не уверена, что это внесли в протокол. Не думаю, что он вообще его вел. Мои ответы, как, впрочем, и смех, и слезы, следователя вряд ли волновали.
«А ну пошла отсюда!»
Так закончился первый допрос. Разговор внезапно прервался, и арестованную препроводили в камеру.
– Мне показалось, что раз уж все так быстро закончилось, раз уж этот самый Кавокин так скоро отпустил меня – значит, понял, что я невиновна. Всю ту темную, длинную ночь я не могла уснуть – мне, идиотке, казалось, что все обошлось.
Следующим вечером Кавокин вновь вызвал Павкову на допрос. Она долго ждала, пока он закончит дописывать какой-то документ, и когда это наконец случилось, с улыбкой произнесла:
«Добрый вечер, гражданин начальник!»
«Кто тебе, сука, слово дал?»
«Что с моей дочерью?» – спросила я.
«Я тебя еще раз, контру поганую, спрашиваю, кто тебе дал слово?»
«Слушайте, а почему вы так разговариваете со мной?»
Ошибка. Кавокин ударил ее. Татьяна почувствовала, что следователь выбил ей зуб, и прикрыла рот рукой. Будучи человеком маленьким и с виду хлипким, Кавокин оказался обладателем хорошего удара. Долгие годы тренировок не прошли без следа.
«Ты знала, уродина, что твой муж попал в плен?»
Кавокин задал этот вопрос спокойно, и она на секунду задумалась: почему он постоянно перескакивает с «ты» на «вы»? Почему то кричит, то будто бы слушает ее?
«Достоверно нет, но я могла предположить…»
«Исходя из чего ты могла это предположить?»
«Когда письма от мужа перестали приходить, мне хотелось верить, что он не погиб, но попал в плен».
«Значит, тебе, контре поганой, хотелось верить, что твой муж предатель?!»
«Я уверена, что мой муж всегда сражался храбро».
«Храбрые солдаты не попадают в плен!»
«Я думаю, что бывают разные ситуации. Можно попасть в кольцо врага…»
«Всегда можно последней пулей убить себя!»
«Даже если на секунду представить, что он этого не сделал – при чем здесь я?»
«Как это, при чем здесь ты? Ты же его жена, сука!»
«С каких пор жена подозреваемого становится обвиняемой?»
«С тех пор, как это написано в советской Конституции, которую я тебя, паскуду, требую уважать!»
«Я уважаю советскую Конституцию, – спокойно ответила я, – но все же не могу понять, почему я должна отвечать за поступки своего мужа?»
«Потому что ваш брак есть подтверждение сговора!»
«Вы сейчас серьезно?»
«А ты что, сука, хочешь сказать, что вышла замуж без предварительного сговора? Здесь тебе не царская Россия – в Советском Союзе люди выходят замуж по любви, а значит, ты, сволота, знала, что полюбила врага!»
– Все это было так нелепо! Я вновь рассмеялась, и это, кажется, окончательно вывело следователя из себя. Впрочем, перед тем как совсем уж довести его, я успела подлить масла в огонь. В очередной раз рассмеявшись, я сказала ему:
«Слушайте, ну вы же сами понимаете, что все то, что вы тут говорите, – полная чепуха! К тому же вы еще и выглядите при этом так смешно. Ну что вы сделаете? Опять ударите меня?»
Да.
«Ах, тебе смешно? Смешно, да? Коля, а ну-ка, иди-ка сюда!»
Кавокин выпрыгнул из-за стола и, подскочив к Татьяне Алексеевне, ударил ее еще раз. Она попыталась встать, но какой-то человек за ее спиной положил руки на плечи.
«Тебе смешно, сука, да?! Сейчас посмотрим, как тебе будет смешно».
Кавокин принялся расстегивать ремень и ширинку. Арестованная закрыла глаза. Что-то касалось ее лица, но теперь она не хотела думать, что это.
Тот, что был за ее спиной, резко поднял Татьяну Алексеевну и бросил на пол. Тяжелый человек сел на нее и задрал платье. Кавокин попытался овладеть ею, но не смог. Он кряхтел, пытался возбудить сам себя, но ничего не получалось… несколько дней.
Каждый вечер следователь Кавокин вызывал Татьяну Павкову в камеру для допросов и пытался изнасиловать. Четыре дня у него ничего не получалось, а потому он просто избивал ее. В конце концов, на исходе четвертого дня, он повалился на стул и приказал помощнику «сделать это». Тот подчинился.
+* * *
ИСТОРИЯ БОЛЕЗНИПАВКОВА ТАТЬЯНА АЛЕКСЕЕВНА35-ти лет
русская
грамотная
замужняя
гор. Лондон
Диагноз при поступлении:
11/7
Была доставлена в больницу с жалобами на резкую слабость, болями во всем теле, рвоту.
Больная среднего роста, правильного телосложения, удовлетворительного питания, видимые слизистые и кожа резко бледны. Положение в постели пассивное, не может поворачиваться. При осмотре тела обнаружены кровоподтеки на бедрах, ягодицах, пояснице и выше них до нижнего угла обеих лопаток. Кровоподтеки сплошные, темно-фиолетовой окраски. Правая кисть вся отечна. На тыльной стороне поверхности – кровоподтек. Язык чистый, живот мягкий. Общее состояние больной тяжелое. Все время стонет, бредит, зовет мужа и дочь. По словам больной не мочилась и не испражнялась два дня. Пульс – 70.
13/7
Состояние очень тяжелое. Без посторонней помощи не поворачивается. Рвота прекратилась. Стула не было. Мочится с трудом.
15/7
То же самое.
16/7
Жалобы на головную боль. Правую руку с трудом поднимает.
Отечность несколько меньше.
17/7
Слегка поворачивается. Самочувствие несколько лучше. Затруднения при мочеиспускании прошли.
20/7
Отечность кисти прошла. Движения полностью свободные.
21/7
Самочувствие удовлетворительное. Сама поворачивается. Жалобы на головную боль.
23/7
То же самое.
25/7
После вчерашнего допроса ночью в 1 ч. 45 м. была снята с петли. На шее имеется слегка выраженная странгуляционная борозда. Пульс удовлетворительного направления.
29/7
Самочувствие удовлетворительное. Видимость слизистой и кожи бледной окраски.
1/8
Общее самочувствие больной улучшается. Отмечается плохой аппетит и боль в пояснице.
3/8
Без особых перемен.
5/8
Самочувствие удовлетворительное.
+* * *
Самочувствие удовлетворительное – можно отправлять. Конец следствия. После изнасилования, обессиленная совершенно, Татьяна Алексеевна попала в тюремную больницу. Когда санитары посчитали, что она готова, ее вновь отправили на допрос. На этот раз Кавокин ничего не говорил, а его подчиненный сразу перешел к делу. Теперь она не понимала только одного – как это человек соглашается насиловать, по сути, живой труп? Возвратившись в больницу, она попыталась покончить жизнь самоубийством, но санитары вовремя сняли ее с простыни. Так закончился судебный процесс. Ее приговорили к пятнадцати годам и, когда здоровье позволило, посадили в столыпинский вагон. Готовьтесь, милочка, – месяц в пути. Мы, кстати, хотели у вас спросить: как там у вас с настроением? Все хорошо? Больше не смешно?
На прощание следователь Кавокин предельно ясно описал ее будущее: «Твой муж, гнида, будет расстрелян (если еще нет), твоя дочь отправится в детский дом, и если спустя пятнадцать лет вам по какой-то нелепой случайности доведется встретиться, – она, скорее всего, не узнает тебя. Уж наши воспитатели позаботятся об этом».
«Посмотрим», – глядя исподлобья, прохрипела Павкова.
Через всю страну набитый женами врагов народа поезд двинулся в лагерь. Женщины рассказывали друг другу истории своих допросов, и Татьяна Алексеевна не открывала глаз. Самым страшным в пути оказались остановки. Когда поезд в очередной раз сбавлял ход, ей казалось, что она вот-вот закричит. Неделю, вторую она мечтала только о том, чтобы поезд наконец дополз до точки. На двадцатый день пути всякая смерть казалась избавлением. Она сидела, прижавшись к деревянной стене, и шептала строчки Барто:
«Дом стоял на этом месте… Он пропал с жильцами вместе… Где высокий серый дом? У меня там мама в нем! Постовой ответил Семе: – Вы мешали на пути, вас решили в вашем доме в переулок отвезти… Мы все время, Сема, едем, едем десять дней подряд… Тихо едут стены эти, и не бьются зеркала…»
