Чёрный ангел - Варвара Клюева

Бабушкины опасения оказались напрасными. Сумма, ежемесячно переводимая Этой Тварью на счет отца, не снижалась, а, наоборот, росла. За год Людмила полностью восстановила утраченные позиции первой модницы и любимицы судьбы. Увидев роскошную ванную комнату и полупрозрачный фарфоровый сервиз для Барби (настоящей, американской), купленные по случаю окончания триместра, воображала Каринка позеленела от зависти и даже закусила губу, чтобы не расплакаться. На деньги Этой Твари Людмилу засыпали обновками, возили ее на заморские курорты, наняли учителей по музыке и английскому. В доме начала появляться новая мебель, современная бытовая техника, деликатесы, которые теперь доставались не только ребенку. Светлана Георгиевна приодела всех домочадцев и даже вставила себе и деду новые зубы.

Но все это, к Люсиной радости, не повлияло на бабушкино отношение к Этой Твари. Когда ежемесячные поступления от матери достигли тысячи долларов, она только поджала губы и зловеще покачала головой:

- Такие деньги честным трудом не заработаешь!

- Мама! - взвился папаша. - Ты не перестаешь меня удивлять. Когда-то я считал тебя самой доброй, мудрой и справедливой женщиной на свете. Но с тех пор как... в общем, с тех пор как Тася ушла, тебя словно подменили. Ты же знаешь, какой она честный, порядочный человек, сама когда-то подшучивала над ее чрезмерной щепетильностью! А говоришь такие чудовищные вещи!

- Честные и порядочные люди не калечат детей! Щепетильная мать никогда бы не бросила своего ребенка. А уж чтобы ни разу не навестить брошенную дочь, чтобы никогда не прислать ей хотя бы паршивой открыточки ко дню рождения, нужно быть настоящим чудовищем!

- На твоем месте я бы не стал бросаться такими обвинениями. Неизвестно еще, кто кого больше покалечил! Люська через три недели уже скакала, в "классики" играла, а Тася...

- Люсеньке было всего пять лет! Как ты смеешь!..

- Ладно, хватит! Сколько можно вспоминать эту историю! Даже если Тася одна во всем виновата, срок давности давно истек!

- Истек?! Да я никогда...

- Ты никогда не скажешь о ней доброго слова, что бы она ни делала, так? Не очень-то красивая позиция для человека, который живет практически за ее счет! Или ты не заметила, что мы стали жить гораздо лучше, хотя ты бросила свои газеты, а я наполовину свернул добровольную каторгу по выращиванию "липы"? (Папаша подрабатывал, решая студентам задачи, рисуя чертежи, стряпая курсовые и дипломные работы.) Как, по-твоему, чьи деньги ты тратила, обновляя свой гардероб?

- Я имею на это полное право! Я ращу ее дочь!

- Многие твои подруги тоже растят внуков, но не каждая покупает себе шубы на деньги невестки, обливая ее при этом грязью!

Тут бабушка привычно схватилась за сердце, дед потянулся к уже приготовленному пузырьку с лекарством, а папаше опять пришлось каяться и просить прощения. Людмила от души презирала его за слабохарактерность, но непонятное упорство, с которым он снова и снова вставал на защиту Этой Твари, будило в ней ярость. Как он смеет принимать сторону чудовища, поднявшего руку на его родную дочь! Как может простить бессердечной гадине полное равнодушие к собственной плоти и крови?

Когда алименты доросли до полутора тысяч долларов в месяц, разразился новый скандал.

- Господи! Это сколько же она получает? - прошептала ошеломленная бабушка. Шесть тысяч? Боже милосердный, а в рублях сколько? Никак не переведу, все в нулях путаюсь. Вы только представьте себе, как бы Люсенька благоденствовала, если бы эта... женщина ее не бросила! За границей могла бы учиться, в лучших частных школах!

- Мама, перестань! Ты бы никогда не отпустила от себя Люську, будь те школы хоть золотые. И потом, я сомневаюсь, что Тася столько зарабатывает. Она вполне способна отдавать нам львиную долю своей зарплаты. - Отец нахмурился. - Надо бы позвонить ей, сказать, чтобы не глупила.

- Не волнуйся, сынок, я уверена: по доброй воле она нам ни копеечки лишней не отдаст.

- Мама, зачем ты так? Мы прожили с Тасей почти шесть лет. Большей бессребреницы я за всю остальную жизнь не встречал.

- По-моему, за эти шесть лет ты вообще не сумел разглядеть в ней ни одного недостатка. Что лишь доказывает, насколько у тебя плохое зрение.

Папаша в ответ грубо намекнул, что у бабушки с возрастом расстроилось не только зрение. Далее последовала сцена с традиционными приступами - сердечным и покаянным.

Бабушка, разумеется, оказалась права. Когда отец позвонил Этой Твари и спросил, не слишком ли щедрые она выплачивает алименты, та заверила, что отчисляет ровно столько, сколько положено по закону. Но бабушку совсем не обрадовало это подтверждение ее правоты. Напротив, она расстроилась до такой степени, что слегла.

- Люсенька, - позвала Светлана Георгиевна слабым голосом, когда Людмила принесла ей травяной чай. - Закрой, пожалуйста, дверь и сядь сюда. - Она похлопала по кровати рядом с собой. - Мне нужно с тобой поговорить. Ты слышала, что сказал папа? Твоя, с позволенья сказать, мать...

- Выплачивает мне ровно двадцать пять процентов от зарплаты, - закончила за нее Людмила, поскольку Светлана Георгиевна подбирала слова с трудом. - Ну и что тебя так расстроило, бабуля? Ты же сама это предсказала.

- Да, но в глубине души я надеялась, что ошибаюсь. Нам необходимо урезать расходы, а тебе пора взяться за ум и как следует подналечь на учебу.

- Почему? - удивилась Людмила, сбитая с толку неожиданным поворотом разговора.

- Потому что с того дня, когда тебе исполнится восемнадцать, ты больше не получишь от этой... женщины ни гроша. Она платит по закону, не по совести, а закон не обязывает содержать совершеннолетних детей. Мы должны скопить достаточно денег, чтобы обеспечить тебя на время учебы в университете...

Бабушка говорила еще долго, но Людмила ничего не слышала. Новость ее оглушила, ошеломила. Через каких-нибудь четыре года их снова отбросит за черту бедности! И даже еще дальше, чем в прошлый раз, потому что бабушка с дедушкой уже старенькие и вряд ли смогут работать, да и кто их возьмет, семидесятипятилетних! Придется снова носить старые тряпки, есть всякую гадость, отказывать себе буквально во всем и ловить на себе насмешливые взгляды подруг. Нет, во второй раз ей такого унижения не пережить! Бабушка права, нужно немного поужаться. Скопить денег хотя бы на пару лет беззаботной студенческой жизни, чтобы предстать перед новыми соучениками не Золушкой-замарашкой, а Золушкой-принцессой, подцепить своего принца, сынишку какого-нибудь богатенького буратино, а там уже пускай он думает, как обеспечить жене достойный уровень жизни. Слава богу, Эта Тварь не передала дочери по наследству свою безобразную рожу! В надлежащей упаковке, с надлежащим макияжем Людмила способна вскружить голову кому угодно. Но для того чтобы они были надлежащими в нужное время, сейчас приведется ввести режим жесткой или хотя бы полужесткой экономии. И налечь на учебу, которую Людмила несколько подзапустила в уверенности, что все равно поступит, куда захочет, - если не по конкурсу, то на платное отделение.

Но решить куда проще, чем сделать. С экономией вышел полный пшик. В лицее и всегда-то учились в основном дети из обеспеченных семей, а в последние годы богатых сынков и дочек стало еще больше. Людмила уже не претендовала на статус самой стильной девочки в классе, но отказаться от звания просто стильной было выше ее сил. А стиль - удовольствие дорогое. Времена, когда можно было прилично одеться на сто долларов, давно прошли. К тому же, в четырнадцать лет уже начинаешь понимать: для того чтобы произвести впечатление на знатока, недостаточно надеть эффектное платье и туфли. Во-первых, платье и туфли должны быть от какой-нибудь известной фирмы, а во-вторых, каждая деталь туалета, каждая мелочь должны быть им под стать. Дешевенькие часы или колечко в комплекте с сумочкой и туфлями от "Гуччи" смотрятся даже более жалко, чем в сочетании с турецким кожзамом, ибо второе говорит просто о недостатке денег, а первое указывает на полное отсутствие вкуса и чувства стиля. Правда, Людмиле хватало благоразумия не покушаться на лучшую продукцию фирм класса "Гуччи" (с такими запросами нужно сначала обзавестись мужем-миллионером), но и самый скромный комплект аксессуаров, украшенных знаменитыми лейблами, стоил больше, чем Эта Тварь переводила в месяц.

С учебой тоже не все складывалось гладко. Конечно, способностей Людмиле было не занимать, зато с усердием дело обстояло хуже. В начальных классах, благодаря врожденному уму и цепкой памяти, ей все давалось с волшебной легкостью, без малейшего усилия. Теперь домашние задания часто требовали серьезной самостоятельной работы и Людмиле приходилось тяжело, не хватало навыка к кропотливому труду, а взять препятствие с наскока удавалось далеко не всегда. И потом, четырнадцать лет - не тот возраст, когда можно погрузиться в учебу с головой, поскольку голова обычно занята совершенно другим. Жизнь подростка-старшеклассника бьет ключом - компании, тусовки, вечеринки, бурление страстей. Эта круговерть затягивает людей и поустойчивей Людмилы, всегда тяготевшей к компанейским развлечениям. Посопротивлявшись совсем немного, она предпочла плыть по течению - будь, что будет.