Великолепие - Бренда Джойс

— Я поражен.

— Спасибо, папа. — Катя опустила глаза и, кажется, немного покраснела.

«Надеюсь, это оттого, что ей приятна похвала», — подумал князь.

— Не хотите ли почитать ее сочинение? — спросил окрыленный успехами ученицы Раффальди.

— Обязательно, но не сейчас. Мне нужно поговорить с дочерью наедине.

Итальянец поспешно вышел.

Николас подошел к Кате. Она сидела не двигаясь и смотрела на него. Он уселся на маленький стул напротив нее, чувствуя себя ужасно крупным и неуклюжим.

— Тебе понравился мой подарок? — спросил князь.

— Да, спасибо, папа.

Ему очень хотелось бы, чтобы девочка вскочила и, забыв о сдержанности, бросилась ему на шею.

— Ты мне покажешь его? — Князь обвел глазами классную комнату, но котенка не обнаружил.

— Покажу. Но мадам Тэйчили сказала, что я должна держать его в своей комнате.

— Принеси его. Это котик?

Катя кивнула и вышла. Вскоре она вернулась, держа на руках белый пушистый шарик с голубыми глазами. Девочка остановилась перед Николасом и с самым серьезным видом протянула ему котенка.

— Хочешь подержать его?

— Нет, спасибо. — Николас, однако, погладил котенка за ухом. Котенок замурлыкал.

Катя не отрываясь смотрела на отца.

— Как ты назвала его?

— Александром.

Николас чуть не рассмеялся.

— Ты назвала его в честь царя?

— Нет, в честь дяди Алекса.

— Мой брат будет польщен. — Князь чуть не расхохотался.

— Он сказал, что мне надо завести Александру брата и назвать его Николасом, — бесстрастным тоном сообщила Катя.

— Полагаю, одного котенка достаточно. Хочешь поговорить о том, что случилось сегодня утром?

Катя, опустив глаза, молча гладила котенка.

— Я только что разговаривал с доктором. Твоя мама вне опасности. Она будет жить.

Катя молчала. Тишину нарушало лишь мурлыканье котенка

— Она еще слаба, — продолжал Николас, теряя надежду вызвать ребенка на разговор. — Ты сможешь не заходить к ней до завтра, чтобы не тревожить ее?

Не дождавшись ответа, князь повторил вопрос.

— Да. — Катя уткнулась в шерстку котенка.

— А может, навестишь маму вместе со мной сегодня? — спросил Николас, забыв о логике.

Девочка подняла на него черные глаза.

— Я подожду, как ты просил меня, папа.

Князь кивнул и поднялся. Так было всегда: все его слова и чувства натыкались на глухую стену.

— Рад, что тебе понравился Александр, — сказал он. В комнату вошла Тэйчили.

— Ваше сиятельство, — деловым тоном проговорила она, — у Кати сейчас урок музыки.

У девочки вытянулось личико.

— И пожалуйста, отнеси котенка на место. — Тэйчили нахмурилась.

— Наверное, следует сделать так, как говорит мадам Тэйчили, — вставил Николас. — Поиграешь с Александром после уроков.

— Хорошо, папа.

Он и гувернантка проводили взглядом Катю, которая вышла из комнаты, прижимая к груди персидского котенка.

— Она, кажется, еще более подавлена, чем обычно, — заметил князь.

— Не думаю, — возразила Тэйчили. — Катя — серьезный ребенок, и в этом нет ничего страшного.

— Она что-нибудь говорила о матери?

— Нет. Катя даже не упоминала о княгине.

— Скажите повару, чтобы приготовил на десерт ее любимое сладкое блюдо, — чуть помедлив, попросил Николас.

— Вы избалуете дочь, потакая ей, ваше сиятельство.

— Это мое право, — бросил князь и вышел из комнаты.

Он спустился на второй этаж совершенно расстроенный. Видно, Катина гувернантка слишком толстокожа. Ведь даже дураку видно, что после того как с ее матерью случилась беда, Катя еще больше замкнулась в себе.

Дверь в апартаменты княгини была закрыта. Не заметив двух побледневших от испуга служанок, Николас миновал гостиную и вошел в спальню. Комната была ярко освещена, в камине пылал огонь. Он и сам не знал, что ожидал увидеть, но Мари-Элен полулежала на широкой кровати, откинувшись на огромные подушки. Темные круги под глазами были особенно заметны на ее бледном лице. На столике рядом с кроватью стоял поднос с завтраком, к которому она почти не притронулась, и узкий бокал, наполовину наполненный шампанским. Кто-то прислал Мари-Элен большой букет роз, и они стояли повсюду: на столике возле кровати, на крышке бюро, на подоконнике. Цветов было слишком много, и они раздражали. Воронский остался в России — по крайней мере так думал Николас, — так что розы прислал, видимо, какой-то другой любовник.

— Здравствуй, Ники, — сказала Мари-Элен слабым голосом. — Не хочешь ли выпить со мной шампанского?

Князь сжал кулаки. Целый день он старался не думать о событиях этого утра.

— Рад, что ты в безопасности, но для шампанского еще слишком рано.

Она пристально посмотрела на него.

— Прошу тебя, не сердись на меня, Ники. Я так слаба. Удивительно, что осталась в живых. — По ее щекам покатились слезы. Из всех женщин, каких знал Николас, только Мари-Элен не дурнела, когда плакала.

— Если ты так тяжело больна, тебе лучше воздержаться от шампанского.

Она робко улыбнулась ему.

— Кажется, ты рассердился на меня, Ники. Но я умирала и не понимала, что говорю. — Мари-Элен попыталась сесть, но это ей не удалось.

Князю стало жаль жену. Он подошел ближе и помог ей.

— Спасибо. — Она хотела взять его за руку, но князь чуть отодвинулся.

Он скрестил руки на груди.

— Откуда эти розы? От Саши?

Мари-Элен широко распахнула глаза и побледнела еще больше.

— Ну? Я жду ответа, — неприязненно бросил Николас.

— Они от поклонника — от анонимного поклонника, — ответила она. — Вон там лежит карточка.

Князь подошел к бюро и взял в руки карточку. На ней было написано: «Настоящей красавице — преданный слуга». Он отшвырнул карточку, посмотрел ей в глаза и тихо сказал:

— Ты зашла слишком далеко, Мари-Элен.

— Не понимаю, о чем ты! Князь сверлил жену взглядом.

— Как только поправишься, тебя отправят в Тверь под вооруженной охраной, где ты и останешься… на неопределенное время.

Глаза ее округлились, ноздри затрепетали.

— Ты не можешь насильно заточить меня там!

— Я уже сказал: ты зашла слишком далеко. А Катя останется здесь, со мной.

— Это не правда!

— Что — не правда, Мари-Элен?

— То, что ты думаешь. — Она тяжело дышала.

— Едва ли ты знаешь, что я думаю. — Князь направился к двери.

— Ники! Ты злишься… но что такого я сделала? Ты не можешь отослать меня отсюда! Александр этого не допустит! Он обернулся.

— Царь и мой друг. Едва ли он одобрит все твои поступки. Мари-Элен явно испугалась.

— Но ведь ты не расскажешь ему этот вздор… о Кате?

— Я предпочел бы не говорить.

Она помедлила. Князь видел, что жена лихорадочно обдумывает ситуацию.