Случайные смерти - Лоуренс Гоуф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если не возражаете.
Минотти быстро переглянулись. Миссис Минотти пожала плечами и сказала:
— Сюда, пожалуйста, идите за мной.
Ящик с бататом помещался в дальнем конце магазина, прямо напротив кассы. Уиллоус взял один клубень, взвесил в руке. Паркер спросила:
— Их покупают каждый день, миссис Минотти?
— Нет. Три-четыре дня могут не брать. Иногда мы их выбрасываем, или я уношу домой и готовлю. Как видите, у нас всего несколько фунтов. Просто для выбора. Чтобы клиенты не пошли в другое место. Он дешевый и, если за ним хорошо следить, может долго храниться.
На миссис Минотти был зеленый фартук поверх черного платья. Она нервно вытерла о фартук руки, оглянулась через плечо на мужа, который наблюдал за ними, стоя за кассовым аппаратом.
— Могу быть вам еще чем-нибудь полезна?
Уиллоус откусил кусок яблока, разжевал и проглотил.
— Клер, почему бы тебе не объяснить миссис Минотти, в чем дело, пока я побеседую с ее мужем?
Паркер кивнула. Повернулась к миссис Минотти и спросила:
— Вы знаете ресторан в двух кварталах отсюда, который называется «Бледно-зеленые побеги»?
Уиллоус подошел к кассе. Подождав, пока Тони Минотти закончит с посетителем, задал ему тот же вопрос.
Минотти кивнул.
— Да, конечно. Они не делают закупок у нас. Никогда. Они давно закрылись, еще до весны. Я прохожу там вечером; пью кофе по соседству.
— Вы когда-нибудь заходили туда поесть?
Минотти покачал головой.
— Нет, никогда, — усмехнулся, ударил себя кулаком в грудь. — Я — итальянец, разве не видно? И ем я в итальянских ресторанах. Будь я грек, другой разговор. Но я итальянец.
Уиллоус показал ему одну из Даттоновых кровавых фотографий Черри Нго.
— Знаете этого человека?
Кровь отхлынула от щек Минотти. Он отвел глаза.
— Нет, не знаю, точно.
Уиллоус показал еще один снимок.
— Никогда не видели его в ресторане, проходя мимо?
— Я же вам говорил, он давно закрыт, месяца два-три, а то и больше.
— Прежде чем он закрылся.
— Я туда не заглядываю. Вот нарочно вам говорю, понимаете? Шпана. Они на вас глазеют. А я раз посмотрел, так один пальцы сложил наподобие пистолета. И целится в меня. Сам смеется, а губы вытянул, будто дуло. Бах!
Уиллоус поднес фотографию к его глазам.
— Вы уверены, что это не он?
Минотти уставился на снимок.
— Если бы я видел этого человека, я бы его точно вспомнил. А вы бы нет?
— Вы продали батат. Может быть, вчера или позавчера. Только один. Не этому человеку, но, вероятно, его знакомому. Мистер Минотти, это очень важно.
— Никому я никакой батат не продавал.
Уиллоус вытянул руку, так что фотография Черри Нго оказалась у самых глаз Минотти.
— Этот человек мертв. — Уиллоус откусил кусок яблока. Хруп. — Его застрелили. Убили. — Он следил за лицом Минотти.
Ничего.
Уиллоус осторожно положил снимок на прилавок.
— Стреляли сегодня утром в ресторане. Мы нашли тело на полу за кассой. Как раз в том месте, где вы сейчас стоите.
Тони Минотти непроизвольно взглянул под ноги.
— Я ничего об этом не знаю…
— Убийца воткнул дуло пистолета в мякоть батата, а затем спустил курок. — Уиллоус повернул яблоко, откусил еще кусок. — Батат поглотил звук, так что выстрела никто не услышал. — Он отвернулся от Минотти и сказал: — Клер, брось мне один клубень, самый большой.
Паркер взяла батат из ящика, кинула Уиллоусу. Уиллоус вытащил свой курносый «смит» 38-го калибра. Приложил картофелину к лицу, плотно прижал к ней ствол пистолета и сказал:
— Вот что они заставили его сделать.
Тони Минотти смотрел на него, разинув рот. Уиллоус продолжал:
— Они заставили его держать клубень батата, Тони, который, как мы думаем, был куплен здесь, в вашем магазине. Они заставили его держать батат в руке, вот так, прижав к лицу. Можете вообразить, что парень должен был чувствовать, о чем он думал? Убийца воткнул дуло прямо в мякоть и спустил курок. Пуля прошла сквозь руку, сквозь ваш батат и вышибла мозги. — Уиллоус сунул «смит» обратно в кобуру на бедре. Протянул картофелину Тони Минотти. — Когда вы открываетесь?
— В семь часов.
— А сегодня в семь вы были открыты?
— А как же.
— Мы думаем, убийство произошло между восемью тридцатью и девятью сорока.
— Я не продавал никакого батата.
— Как вы думаете, если бы мы съездили в морг взглянуть на труп, это освежило бы вашу память?
— Не хочу я смотреть ни на какой труп! За кого вы меня принимаете?
Прохожий на тротуаре остановился поглазеть на них. Уиллоус сказал:
— А как насчет вашей жены, Элейн. Ей не захочется взглянуть на труп?
Тони Минотти потянулся к телефону на стене за спиной.
— Я вызываю адвоката.
Уиллоус оглянулся. Паркер и миссис Минотти тихо беседовали. Паркер держала в руке свою записную книжку. Уиллоус сказал:
— Повесьте трубку, Тони. Вам не нужен адвокат. Во всяком случае пока. — Он осторожно положил свое яблоко на весы. Шестьдесят два грамма. При восьмидесяти девяти центах за фунт получается около десяти центов. Уиллоус порылся в карманах, протянул монетку Минотти.
— Вы смеетесь — у вас один огрызок остался!
Уиллоус кивнул. Верно подмечено. Он подошел к корзине и выбрал яблоко чуть поменьше того, что съел, вернулся и положил его на весы. Сто восемьдесят граммов.
— Пятьдесят центов.
Уиллоус нахмурился.
— Уверены?
— За одно яблоко, когда входят с улицы, я всегда так беру. Пятьдесят центов. Все равно, большое, маленькое. Так проще, быстрее.
— И выгоднее.
— А для чего я торгую? Чтоб деньги зарабатывать.
Неопровержимая логика. Не поспоришь. Уиллоус порылся в карманах брюк, выудил два четвертака. Протянул лавочнику.
— Монеты в пятьдесят центов когда-нибудь видали, Тони?
— Бывают иногда. Не особо часто.
— Наверное, не годятся для торговых автоматов. А где-то я читал, что производство одноцентовой монеты дороже, чем ее номинальная стоимость. Ваш банк поблизости?
Минотти повел подбородком.
— Монреальский банк. На той стороне улицы на углу.
— Когда вы закрываетесь?
— В одиннадцать.
— Значит, делаете ночные вклады?
— Конечно. А то разобьют камнем витрину, влезут да оберут до нитки.
— Вас когда-нибудь грабили, Тони?
— Один раз. Много лет назад. С тех пор — нет.
— Можно воспользоваться телефоном?
— Зачем?
Уиллоус уставился на Минотти, словно тот вдруг заговорил на иностранном языке. После долгого молчания он сказал:
— Чтобы позвонить, Тони, — и стал обходить прилавок с дальнего конца. — Больше ни для чего. Просто чтобы позвонить.
Уиллоус ожидал увидеть мачете, или, может, бейсбольную биту, или старый утюг, но Минотти предпочел дешевый обрез. Уиллоус переломил ружье, и на ладонь ему выпал единственный патрон двадцатого калибра.
Минотти беспомощно следил за ним с вызывающим и одновременно пристыженным видом.
Не требовалось спрашивать, есть ли у него разрешение — ответ был написан на лице. Уиллоус сказал:
— Если это первое правонарушение, не думаю, что дадут срок.
— Вы меня арестуете? Я только хотел защититься, а вы меня арестуете?
— Пробейте чек, Тони.
Минотти пробил чек на пятьдесят центов. Выдвинулось отделение для денег. В ячейке для однодолларовых бумажек лежало несколько патронов.
Уиллоус спросил:
— Что будет, если какой-нибудь малец попытается украсть банан — вы его пристрелите на месте или просто напугаете этой штукой?
— Нет, нет! Никогда. Это только для самозащиты. Если моей жизни угрожают.
— Значит, если кто-нибудь войдет сюда и украдет батат…
— Я догоню его и хорошенько вздую. Но стрелять точно не буду. Кстати, и не стрелял еще ни разу.
Уиллоус сказал:
— Отдайте мне патроны.
Минотти выгреб патроны из кассы. Медь и красная пластмасса. Отдал Уиллоусу, Уиллоус ссыпал их в карман пиджака. Затем протянул Минотти незаряженный обрез.
— Пойдемте со мной, Тони.
Они вышли на людную улицу. Уиллоус отпер багажник.
— Кладите сюда.
Минотти положил обрез, Уиллоус захлопнул багажник и, убедившись, что он заперт, открыл заднюю дверцу машины.
— Садитесь.
Зеленщик оглядел улицу. На него глазели. Все глазели. Случайные прохожие. Знакомые. Что они должны были думать? Он влез в машину.
Уиллоус захлопнул дверцу и вернулся в лавку.
Тони Минотти сидел в машине, обхватив голову руками. Соседский мальчик прижал лицо к стеклу, помахал ему, прокричал его имя и продолжал махать, уволакиваемый матерью прочь.
Паркер дождалась, пока Уиллоус подойдет.
— А теперь повторите моему напарнику то, что вы говорили мне.
Элейн Минотти сказала:
— Ему было, наверное, лет двадцать. Он был с приятелем, но тот остался снаружи, на тротуаре. Этот, который вошел, увидел, что я одна. Муж был сзади, принимал товар.