Клептоманка. Надкусанное яблочко - Станислава Бер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Серёж, ты что заправиться забыл? – спросила Илона, садясь на переднее сидение.
– Забыл.
– У нас срочный вызов. Срочный! Доедем, может? Тут близко.
– Топливо на нуле. На обратную дорогу точно не хватит. Не волнуйся! Я быстро, – сказал Сергей и погнал машину на заправку.
Пятнадцать минут они потеряли, но именно этого времени не хватило, чтобы спасти жизнь пожилой женщине. Сергей знал, если об этом узнают в гараже на станции скорой помощи, его уволят. А ему сейчас никак нельзя терять работу – два иждивенца на шее сидят. Нет, без денег никак нельзя!
Неприятная ситуация – виноват Сергей, а обвинили в опоздании Илону. И молчит же, подлец, глаза отводит, но молчит. И Хабарова смолчала, пожалела новоиспечённого отца, приняла удар на себя.
Выяснить фамилию и адрес деда не составило большого труда. И вот Архипов и Ростоцкая, успела уже всё рассказать следователю, стояли перед дермантиновой дверью и жали на заливистый звонок. Дверь открылась как бы сама собой. Регина даже не заметила, кто это был. Женщина-тень в чёрном одеянии, не спросив, кто они, что они, откуда и зачем, ушла в комнату, приглашая за собой.
В небольшой комнате, зале, как говорили в таких домах, на столе, накрытой белой праздничной скатертью, кутья соседствовала с блинами и селёдкой, укрытой кружками лука, отпотевала бутылка водки из морозильной камеры, дымилась картошечка. С серванта взирала жизнерадостная фотография, перечеркнутая чёрной ленточкой. Поминки.
Во главе стола сидел подтянутый мужчина с проседью, с упрямой складкой на переносице, с армейской выправкой и тяжёлым взглядом. Поднял печально удивлённые глаза.
– Садитесь. Значит, Вы знали мою жену?
– Мы из следственного комитета, – представился Архипов, раскрывая удостоверение.
– Ну, наконец-то! – мелькнула вспышка неприкрытой радости у отставного военного. – Юра, налей. Помянем.
Старший Горюнов не говорил, а отдавал приказы. Юра, коренастый молодой человек, со свёрнутым на бок носом, наполнил две рюмки и поставил перед гостями.
– Завели всё-таки дело на Хабарову значит? – спросил дед, закусывая водку солёным огурцом.
– Не совсем так. Дело завели, но по факту убийства. Вы знали, что фельдшера, которой Вы угрожали, убили?
– Хабарову убили?! – опешил Горюнов. Внимательно посмотрел на представителей закона, догадался. – Отставить меня подозревать, я не знал. Наказал, значит, кто-то другой.
– Кто? – спросил Архипов, вытянув шею.
– Бог! Хоть я – коммунист, и в бога не верю. Потому что, если бы он существовал, и вся эта катавасия с апостолами была правдой, то моя жена была бы сейчас жива и здорова, а не сгнивала в сырой земле уже сорок дней.
– Расскажите, что случилось, – попросила Регина.
– Мы же с моей ненаглядной и в горе, и в радости тридцать восемь лет прожили, двух детей народили, в люди их вывели. Она меня с Афгана дождалась. Я ведь и воевал, и на дальних гарнизонах Родину и таких, как вы, защищал. Она везде была со мной, душа в душу, боевая подруга, значит. И вот мне шестьдесят три года, и я – вдовец, – сказал мужчина и посмотрел на фотографию с чёрной ленточкой.
Женщина-тень подошла к отцу, приобняла, дед благодарно прислонился к дочери.
– Батя, мы с сеструхой с тобой, не ссы, – поддержал отца по-своему коренастый Юра, хлопнул рюмашку и вышел из комнаты, которая она же зал.
– А почему? – обратился к сыскарям дед.
– Что почему? – участливо спросила Ростоцкая.
– Почему, говорю, жена моя умерла. А потому что какая-то, извините, коза диплом купила, а лечить не умеет или не хочет, – сказал Горюнов и стукнул по столу крепким кулаком.
Ростоцкая покосилась на жилистую руку. Такая запросто задушит или переломит тонкую женскую шею. Без особых усилий.
– Расскажите, что случилось в тот день, – перевел разговор в нужное русло Архипов.
– Гриппом она переболела. Осложнения начались. А в тот день задыхается, и всё тут. Удушье, значит. Я вызываю неотложку, ей хуже и хуже, а они не едут. Полчаса прошло, вызвал такси и в больницу повёз. Только в такси сели, а во дворе карета скорой помощи. Врач выбежала, Хабарова, значит, давай слушать. Дышите, говорит. А моя ненаглядная уже и не дышит. Умерла, значит.
Дед, вспоминая события, заплакал. Резко оборвав себя на полувсхлипе, оттёр влажные глаза ладонью, нахмурил глубокую складку на переносице.
– Ну и что это за скорая? Что это за врач? – Горюнов стукнул кулаком по белой нарядной скатерти второй раз.
– Где Вы были в ночь с воскресенья на понедельник? – спросил следователь.
– Дома был. Если подозреваете меня, знайте, не убивал я медичку. А следовало бы.
Регина опять же участливо прикоснулась к шершавой стариковской ладони, мол, хорошо всё будет, не надо волноваться. Поминки растворились, как утренний сон, а Ростоцкая перенеслась недалеко, в эту же квартиру, только на кухню.
Горюнов смотрел на сына. Юра стоял, опираясь на широкий старый подоконник с наплывами пожелтевшей краски, и смотрел в окно. И в кого он такой ершистый? Мать – тихоня, святая женщина, сколько всего терпела. Неужели в меня?
– Опомнись! Что ты говоришь?! – испугался за упрямого дурака Горюнов-старший, подошёл сзади, положил руку на плечо сыну.
– Ты сам хотел и кричал об этом. Забыл?
– Я в сердцах кричал, от отчаяния, от горя.
– Скоро сорок дней будет, как мамы не стало, а никто, слышишь, ни одна падла не ответила за её смерть, – процедил Юра и скинул руку отца с плеча.
– Медичка та, фельдшерица извинилась, между прочим.
– Пусть засунет в задницу свои извинялки. Я убью эту тварь, – сказал парень с твёрдостью железобетона и вышел из кухни.
Регина убрала руку, моргнула, вернулась за стол, шепнула Архипову. Сына надо брать, он угрожал убийством. Руслан заметался по квартирке, всего-то две комнаты и кухня. Нету нигде парнишки, сбежал паршивец. Когда успел?
– Где Ваш сын? – спросил он Горюнова.
– А я почём знаю? – дед пожал плечами.
– Где Ваш брат? – обратился следователь теперь уже к женщине-тени.
Та что-то промычала в ответ. Ищите ветра в поле.
– Берёзкин, привет. Пробей Юрия Горюнова по базе. Ага, жду.
Архипов с телефоном у уха ходил по комнате, как медведь в клетке – тесно. Как же так?!
