Гибридная война. Выжить и победить - Евгений Магда

Россия интенсивно использует также «трубопроводную» или «потоковую» дипломатию как инструмент сохранения и расширения влияния на политическом поле Евразии. Формальная диверсификация поставок энергоносителей в Европу путем развития сети параллельных «потоков», от Балтики до Черного моря, приводит не только к диверсификации как таковой, но и к вовлечению в орбиту энергетических и инфраструктурных взаимодействий с РФ новых факторов — государств, компаний-подрядчи-ков и посредников. Фактически, это расширяет круг реальных и потенциальных агентов влияния Кремля в самых разнообразных сферах. Об этом свидетельствует и попытка строительства «Турецкого потока» вместо «Южного потока», от которого «Газпром» отказался официально[119].

Энергетическая дипломатия России использует различные методы и инструменты политического влияния на импортеров углеводородного сырья. Одним из таких способов является приобретение крупнейшими российскими нефтегазовыми монополиями («Газпромом», например) зарубежных компаний, обеспечивающих транзит и доведение потока углеводородов до конечного потребителя. Это направление можно назвать стратегически значимым для российской энергетической монополии, поскольку оно позволяет воплотить в жизнь важный принцип «прямых» поставок энергоресурсов потребителям, минуя посредников и избегая зависимости от их транзитных возможностей. Подобные, вполне прагматичные с коммерческой точки зрения, шаги, зачастую содержат параллельный политический смысл расширения влияния российского государства через овладение стратегическими инфраструктурными объектами на территории других государств с помощью российского корпоративного сектора.

Многие задачи энергетической политики России сегодня решаются государством с помощью «специальных агентов» — крупнейших российских естественных монополий («Газпром», «Транснефть», «Роснефть» и др.). В этом нет признаков случайности: упомянутые монополии, обладающие колоссальным потенциалом и возможностями, каналами деловой коммуникации и сетью партнеров, поставщиков, контрагентов в странах-импортерах и транзитерах, способны оказывать прямое влияние на политические структуры (в том числе международные) там, где деятельность дипломатов, в силу различных причин и существующих процедур, затруднена. С другой стороны, высокая доля участия государства в делах этих корпораций создает ситуацию, когда различные исполнительные органы этих монополий фактически интегрированы в структуру государственного управления, превращает указанные монополии в прямой инструмент реализации внешней политики России в политической и энергетической сферах. Однако возможности таких «агентов» со временем сужаются, поскольку естественные монополии благодаря принятию Третьего энергетического пакета ЕС перестают быть субъектами европейского газового рынка.

В течение 90-х годов XX века российское руководство не решалось открыто говорить о намерениях использовать поставки природного газа и цены на него как факторы политического давления, чтобы не подвергаться обвинениям в неоимпериализме. Политическая конъюнктура была невыгодной для использования Россией энергетического оружия. Но как только Владимир Путин укрепился во власти, а мировые цены на нефть стремительно рванули вверх, давая дополнительные средства для проведения активной внешней политики, Кремль пустил в ход фактор энергетического давления.

Высокие цены на нефть стимулировали не только экономическое развитие России, но и опасные процессы в сознании ее политического истеблишмента, испытывавшего комплекс побежденного в холодной войне. Желание глобального реванша, воссоздания многополярности мира, в котором Россия будет главным из его полюсов, в комплексе с идеей «собирания земель» на постсоветском пространстве, стимулировали поиск путей и средств достижения желаемого. Если в советский период статус сверхдержавы достигался посредством наращивания военного потенциала, то в условиях глобализации мировой экономики углеводороды и трубопроводы оказались весьма эффективными инструментами, дополняющими военный арсенал. Суть внешней политики РФ в период лидерства Владимира Путина заключается в возвращении России статуса сверхдержавы, которой был СССР. В этом смысле энергетическая стратегия России направлена на содействие достижению амбициозной геополитической цели, более того, она является одним из ключевых инструментов внешней политики РФ.

Анализ поведения России в 2000-х годах показывает, что она последовательно шла к использованию энергоресурсов в качестве энергетического оружия, тщательно маскируя это под коммерческие споры с покупателями российских углеводородов на постсоветском пространстве. «Энергетическая стратегия РФ до 2020 года» начинается с констатации: «Россия располагает значительными запасами энергетических ресурсов и мощным топливно-энергетическим комплексом, который является базой развития экономики, инструментом проведения внутренней и внешней политики»[120]. Этот документ был подписан президентом России Владимиром Путиным в августе 2003 года. Два масштабных газовых кризиса в российско-украинских отношениях — 2006 и 2009 годов — не заставили долго себя ждать. В роли предвестника выступило формулирование тезиса о создании «энергетической сверхдержавы» [121], который впоследствии оформился в целостную концепцию конвертирования экспортного энергетического потенциала РФ во внешнеполитический потенциал и инструментарий. Первоочередной задачей считалось установление и удержание надежного контроля над источниками углеводородов в Центральной Азии и Закавказье, над маршрутами их транспортировки на европейские энергорынки, а в перспективе — вхождение России на европейские оптовые рынки энергоресурсов с высокими прибылями. Основным фактором в осуществлении «энергетической стратегии» выступила компания «Газпром», являющаяся экспортным монополистом и структурой, мощно интегрированной в российские правительственные круги. Это позволяет «Газпрому» при осуществлении формально чисто коммерческих действий существенно влиять на экономическое положение и политический процесс государств-партнеров в пользу реализации российских государственных интересов.

В основу российской доктрины создания «энергетической державы» заложен постулат: «Кто контролирует добычу энергоресурсов, маршруты их доставки и распределение, тот формирует геополитику». Важнейшими условиями реализации этой доктрины являются стабильная работа добывающих и транспортных компаний, а также активное лоббирование интересов этих компаний с целью их включения в европейскую энергетическую инфраструктуру. Сохраняя монополию на добычу нефти и газа, а также их транспортировку в Европу,

Москва пытается также получить доступ к распределительным сетям в странах ЕС с целью создания замкнутого энергетического цикла: добыча и транспортировка энергоносителей с последующей их переработкой и распределением нефтепродуктов на европейских энергетических рынках. Статус «энергетической державы» предусматривает установление контроля над газовыми и нефтяными трубопроводами в соседних транзитных странах, что в свою очередь позволяет диктовать цены на энергоносители. Поэтому-то Москва категорически против Третьего энергетического пакета ЕС, предполагающего разделение добычи, транзита и продажи энергоресурсов[122].

Основные стратегические замыслы Кремля очевидны: убрать ненужных конкурентов и укреплять монополию в системе поставок газа. В значительной степени России это удалось. К примеру, «Газпром» установил практически полный контроль над газовыми магистралями из Центральной Азии в Восточную Европу, тем самым перекрыв возможность независимых от российского монополиста поставок голубого топлива в Европу из Туркменистана и Казахстана. Под контролем российского концерна уже находятся газо-и нефтепроводы в Армении, Беларуси, Молдове, в странах Балтии и Финляндии. Из всех постсоветских республик только Украине, Грузии и Азербайджану удалось сохранить контроль над своей газотранспортной системой.

В значительной степени энергетическая политика Москвы определяется «Газпромом» — «государством в государстве». Использование Россией энергетических ресурсов в качестве оружия для установления монопольного контроля над постсоветским пространством требует четкого и слаженного руководства и безотказного механизма управления. Штаб-квартира «Газпрома», выполненная в форме карандаша, в Европе в последнее время все больше ассоциируется с баллистической ракетой. «Газпром» уже давно перестал выступать исключительно в качестве экономического субъекта, его руководители и официальные спикеры все больше тяготеют к использованию в своих заявлениях военно-политической риторики. Особенно — в моменты обострения отношений российской энергетической монополии с государствами-транзитерами.