Сокол. Трилогия - Андрей Посняков

Присмотревшись внимательней, Макс заметил у молодцов, тех, что подгоняли в спину испуганного подростка, широкие, заткнутые за пояс кинжалы, а за плечами – луки. Абсурд какой-то! Зачем им луки? Артисты погорелого театра.

Вальяжный толстяк остановился прямо напротив ворот и щелкнул пальцами. Выбежавшая из хижины пожилая женщина с поклоном поднесла ему стул, точнее, табурет на хиленьких ножках. Скептически оглядев сиденье, толстомордый рявкнул на женщину и кого-то позвал. В глубине двора, за домом, вдруг заржали кони… их вывел под уздцы молодой парень, тоже в пестрых одеждах, с реденькой бороденкой и с луком. Пара белых коней была запряжена в повозку, не лишенную некоего изящества, даже, можно сказать, изысканности, что ли. Богатая – больно глазам! – упряжь, высокие колеса с металлическим ободом, дышло, синие круглые щиты по бокам… Колесница! Да-да-да, вот именно так это и называется!

Усевшись прямо на колесницу, – а сзади на ней не было никакого ограждения, – толстяк свесил ноги и повелительно, с некоторой даже брезгливостью махнул рукою. Тотчас же двое молодцов повалили паренька наземь, один из них сел несчастному на шею, другой – тот, что подвел колесницу, – на ноги, ну а оставшийся молодец взял в руку палку… Что же это, они его сейчас бить будут? А похоже, что так.

Максим закусил губу и даже зажмурился при звуке удара.

Раз!

Лежащий парнишка дернулся, застонал.

Два, три, четыре… десять… пятнадцать… двадцать.

Двадцать ударов!

Макс рвался было на помощь, но тут же остыл – а что он мог сейчас сделать? Лишь закусил губу да тихо спросил:

– Кто это?

– Хека хасут, – тихо отозвалась девушка. – Чужие! Идем. Они нас заметят – будет плохо.

Ну, ясно, что плохо…

Так вот они какие, эти хека хасут, «повелители пустынь и нагорий», – так, кажется, переводились эти слова. Злыдни. Впрочем, нет, просто относились к египтянам как, скажем, к животным или каким-нибудь мелким рептилиям – с той же безжалостностью, равнодушием и брезгливостью.

Хека хасут…

– Ничего. – Уходя, юноша прищурил глаза. – Бог даст, еще посчитаемся!

– Идем, идем. – Тейя тянула его за руку.

Никем не замеченные, они вернулись в камыши и застыли – лодки нигде не было! Вот камень, к которому они ее привязали, небольшая пальма невдалеке росла все так же, а лодки не было. Ну, ясно – чудес не бывает, сама отвязаться не могла. Значит, украли.

Тейя горестно кивнула – ну да, мол, украли. Придется теперь дальше пешком тащиться, а куда денешься? Даже если и будет попутное судно, так никаких вещей в уплату кормщику уже не осталось… ну разве что ожерелье.

– Уходим. Быстро, – немного подумав, решительно заявила девчонка.

И так же решительно зашагала вперед, оставляя позади себя деревню с жестокими хека хасут, по всей видимости выбивающими из местного населения какие-то недоимки. Максим чуть поотстал – по мелкой надобности, а когда ринулся догонять свою спутницу, никого на тропе не увидел!

То есть вообще никого! Пусто! А где же, интересно…

Впрочем, нечего рассуждать, когда надо действовать.

Рванувшись вверх по тропинке, Макс сразу же увидал за пальмами двух человек – по виду, как раз египтян, а не хека хасут. Те тащили какой-то взбрыкивающийся мешок. Ну, не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться. Ах вы ж твари! Ладно…

– Эй, постойте-ка!

Юноша быстро нагнал египтян. Видя такое дело, те бросили свою ношу в траву и взялись за палки – и где только их и прятали-то? Небось, к поясу прицепляли – Максим давно заметил уже, что любое дерево тут ценность.

– Ну, что вылупились? – встав в боксерскую стойку, Макс подзадорил парней.

Это были именно что парни – высокие, жилистые, мускулистые. Если б они умели боксировать, еще неизвестно, каков бы оказался итог схватки, вероятно, Максиму тоже досталось бы не хило. Впрочем, ему и так не хило досталось, правда не кулаками – палками. А действовали ими эти парни вполне уверенно, со сноровкой!

Бах, бах – да по предплечьям – больно! – хорошо, не по голове, увернулся, отпрыгнул, нанес обманный удар одному… И сразу двойной – в подбородок – второму! Тот только крякнул, повалившись на землю. Но его напарник отнюдь не собирался сдаваться – принялся так лихо махать палкой, так… словно мельница крыльями! Несколько раз отбил Максиму все кулаки, раскровянив костяшки пальцев… Ух ты ж гад!

Макс уклонялся, пятился, переставлял ноги, выбирая подходящий момент для удара. Ага, вражина опять замахнулся! Ну, давай, давай… подними повыше свою палку. Ага!

Не теряя драгоценных секунд, юноша бросился в атаку – хук слева… справа… апперкот!

На тебе! На! На! На!

В бешеной злобе Максим уселся верхом на упавшего и молотил его кулаками по лицу, разбрызгивая по траве кровь, – на! на! на!

Его оттащила освободившаяся из мешка Тейя. Со страхом посмотрела вокруг – на поверженные тела, на окровавленные кулаки парня. Закусила губу. Всхлипнула… И побежала. Не оглядываясь, через камыши, к реке…

– Эй, постой, Тейя! – Максим бросился за ней. – Ну постой же.

Девушка навзрыд плакала в камышах, не реагируя на прикосновения и слова Макса. Лишь один раз обернулась, зло сверкнула глазищами:

– Уходи!

– Да не злись ты!

– Ты… Ты жестокий! Хека хасут!

Парень потупился. В конце-то концов, могла б и не обзываться, это ведь ради нее он сейчас старался.

– Тейя… Ну, пожалуйста, не плачь, а?

Никакого эффекта! Девчонка рыдала еще сильнее.

Максим погладил ее по плечу, прижал к себе… потом встал на колени, взмолился:

– Ну, выслушай же меня!

Тейя снова сверкнула глазами. Но хотя бы отвлеклась от плача.

– Понимаешь, тебе ведь было плохо – да? Они несли тебя куда-то в мешке. Куда? Явно не для хорошего дела. А когда тебе плохо, то плохо и мне! Понимаешь?!

Девчонка, кажется, поняла, успокоилась. Улыбнулась даже. Робко так, с грустью, так в хмурый дождливый день пробивается сквозь тучи-облака несмелое солнышко. Поднялась из травы.

Максим обнял ее ноги, посмотрел, чувствуя, что и сам вот-вот заплачет:

– Ну, Тейя… Ну, не сердись, ладно?

Снова усевшись, девушка потерлась носом об его лоб, всхлипнула:

– Я смотрела на тебя вон там… И мне было страшно. Кровь. Повсюду кровь! Ужас!

Максим хотел было заметить, что добро должно быть с кулаками, да не знал, как это сказать. К тому же и постеснялся – здорово его уела эта девчонка! Совсем как когда-то отец.