Дочь дыма и костей - Лэйни Тейлор

По сравнению с остальными химерами он обладал большим количеством человеческих признаков, хотя тоже был не совсем человеком. Примерно от середины бедер начинались покрытые белой шерстью волчьи ноги, с выгнутой назад нижней частью и черными когтями. Кисти рук, широкие, с шерстью на тыльной стороне, представляли собой лапы с человечьими пальцами и звериными когтями. Они словно специально лежали ладонями вверх.

В центре каждой ладони красовалась татуировка, такая же, как у Кэроу, — глаз.

Пораженная, она отшатнулась назад.

Значит, это нечто особенное. Нечто важное. Ключ к разгадке… Но что он означал? Она повернулась к другому столу, к существу с львиной гривой. Лапы обезьяньи, с черной кожей на ладонях, но все же она различила на них хамсы.

Кэроу перешла к следующему столу, потом еще к одному. Помечены даже гигантские ступни передних ног полуслона. У каждого из мертвых существ были такие же хамсы, как у нее. Мысли запрыгали в голове в ритме гулко бившегося сердца. Что происходит? Десятки химер, все мертвые и раздетые, без видимых следов ранений, лежат на каменных блоках в каком-то подземном соборе. С ними ее связывали хамсы, но в чем заключалась эта связь — она не могла вообразить.

Вновь подойдя к первому столу, она склонилась над человеком с белыми волосами. От кадильницы исходил ароматный дым, и Кэроу охватила тревога: а вдруг запах выдаст ее, когда она вернется в лавку?.. От мысли, что придется карабкаться вверх по нескончаемой лестнице, ей стало дурно. Раны пульсировали и болели. Кровь уже пропитала повязки, действие бальзама, наложенного Ясри, заканчивалось.

Но… это место. Трупы. Сбитая с толку, Кэроу не чувствовала в себе сил разрешить загадку. Хамсы седовласого юноши не давали покоя. Чтобы сравнить рисунки, она взяла его за руку.

Метки совпадали. В это самое мгновение в мозгу что-то щелкнуло. Однако предупреждение притупленного восприятия пришло слишком поздно.

Его рука… была теплой.

Не мертвой.

Он не мертвый!

Резкое движение — юноша вскочил и крутанулся на коленях. Рука, прежде неподвижная, схватила ее за горло, оторвала от земли и бросила на каменный стол. Головой о камень… У нее потемнело в глазах. Когда зрение вернулось, он стоял над ней — глаза ледяные, оскаленные клыки. Дышать она не могла: он все еще сдавливал ей горло. Она вцепилась в его руку, стараясь освободиться. Наконец ей удалось подогнуть колени и сбросить его.

Вдохнув, она попыталась крикнуть, но через мгновение он вновь оказался сверху, тяжелый и разъяренный, и она защищалась, как могла, отбивалась так, что в конце концов они упали со стола. Обнаженные конечности молотили сильно и беспорядочно, все попытки Кэроу вырваться ни к чему не приводили. Он сел ей на ноги и уставился на нее. На мгновение безумие словно исчезло из его глаз. Он перестал рычать и снова стал выглядеть почти человеком, красивым, но все же внушающим ужас и… растерянным.

Схватив ее запястья, он разжал ладони, увидел хамсы и вновь перевел взгляд на лицо. Осмотрел с головы до ног так, будто обнажен не он, а она. Затем издал низкий рык, заставивший ее содрогнуться.

— Кто ты?

У нее не было сил говорить. Сердце учащенно билось. Раны горели огнем. Да и ответа на этот вопрос она не знала.

— Кто ты?

Потянув за запястья, он швырнул ее на каменный стол и прыгнул сверху. По-звериному гибкие движения, острые зубы, вполне способные разорвать горло… Кэроу вдруг ясно представила, как ее попытка нарушить запрет закончится прямо здесь, в луже крови.

Она сделала решительный вдох.

И закричала.

18

Не сражайся с монстрами

— Девушка? — Изил покосился на Акиву. — Ты… говоришь о Кэроу?

Кэроу? Акива знал это слово. На языке врага оно означало «надежда». Выходит, у нее были не только хамсы, но и химерское имя.

— Кто она? — спросил Акива.

Старик, хоть и был явно напуган, все же взял себя в руки.

— Зачем тебе знать это, ангел?

— Задавать вопросы буду я! — вскипел Акива. — А ты отвечай.

Ему не терпелось двинуться в путь, на встречу с остальными, но загадка не давала покоя. Уйти, так и не разгадав ее, он не мог.

Полный желания быть полезным, Разгут выдал:

— На вкус она нектар и соль. Нектар, и соль, и яблоки. Пыльца и звезды. На вкус она как сказка. Лебедь белая в ночи. Сливки на языке лисицы. На вкус она — надежда.

Акива стоял с каменным лицом. Отвратительный доклад не на шутку его рассердил. Подождав, пока лепет Разгута иссякнет, он выдавил чуть слышным голосом:

— Я не спрашивал, какова она на вкус. Я спросил, кто она.

Пожав плечами, Изил махнул рукой, пытаясь изобразить безразличие.

— Просто девушка. Она хорошо рисует. Добра ко мне. Что еще ты хочешь знать?

Эта словоохотливость подсказала Акиве, что старик пытается защитить девушку. Благородно, но смешно. Времени на игры не осталось, и Акива решил применить более радикальные меры. Ухватив Изила за рубаху, а Разгута за один из торчащих костных отростков, он легко взмыл в небо, словно эти двое весили не больше пушинки.

Несколько взмахов крыльями, и внизу замерцали огни Марракеша. Изил, зажмурив глаза, истошно кричал, а Разгут хранил молчание. На его лице отразилась такая невыразимая тоска, что сердце Акивы пронзила жалость — больнее, чем деревянный обломок, которым ткнула в него Кэроу. Это его удивило. Многие годы он учился глушить в себе чувства и уже поверил, что жалость и сострадание уничтожены навсегда, но сегодня вдруг ощутил уколы и того и другого.

Как хищная птица, медленно спланировав по спирали, он опустил двоих на увенчанный куполом пик самого высокого в городе минарета. Они принялись яростно карабкаться вверх, чтобы найти опору, но безуспешно: бешено молотя руками и ногами по скользкой поверхности, они сползли к декоративному парапету, спасшему их от падения с высоты в несколько сотен футов на крышу мечети.

Лицо Изила посерело, дыхание сбилось. Когда Разгут переместился на спину старика, того качнуло к краю. В ужасе Изил приказал ему сидеть смирно и за что-нибудь зацепиться.

Акива стоял над ними. За его спиной лунный свет озарял кряжистый силуэт Атласских гор. Ветерок играл пламенными перьями крыльев, заставляя их плясать, а глаза горели неярким светом тлеющих углей.

— Значит, так. Хотите остаться в живых — рассказывайте! Кто эта девушка?

Изил взглянул вниз, и лицо его перекосило от ужаса.

— Она не имеет к тебе отношения, она невинна… — затараторил он.

— Невинна?! На ней хамсы, она перевозит зубы для старого колдуна. Она не кажется мне невинной.

— Ты не понимаешь. Она просто выполняет его поручения.

Нечто вроде прислуги — и все? Тогда откуда у нее хамсы?

— Почему именно она?

— Она приемная дочь Продавца желаний. Воспитывалась у него с младенчества.

Переварив информацию, Акива опустился на колени, чтобы лучше видеть лицо Изила.

— Откуда она взялась? — Он чувствовал, что ответ на этот вопрос очень важен.

— Я не знаю. Не знаю! В один прекрасный день она появилась, он баюкал ее на руках, и с тех пор она всегда была в лавке. Без всяких объяснений. Станет Бримстоун что-то объяснять — держи карман шире! Разве превратился бы я тогда в мула? — Он указал на Разгута и зашелся безумным смехом. — «Будь осторожнее в своих желаниях», — наказывал мне Бримстоун, но я не послушал.

Слезы брызнули из уголков старческих глаз, а он все смеялся и смеялся.

Акива замер. К сожалению, слова горбуна звучали правдоподобно. С какой стати Бримстоун станет докладывать что-то своим прихлебателям, особенно таким идиотам, как этот? Но если Изил не знал правды, на что оставалось надеяться Акиве? Старик был единственной зацепкой, времени и так уже потеряно много.

— Тогда скажи, где ее найти, — потребовал Акива. — Она была добра к тебе. Разумеется, ты знаешь, где она живет.

В глазах старика мелькнула тревога.

— Этого я рассказать не могу. Зато… зато… расскажу кое-что другое. Кое-какой секрет! О твоем племени. Спасибо Разгуту, о серафимах я знаю куда больше, чем о химерах.

Он торговался, все еще надеясь защитить Кэроу.

— По-твоему, ты можешь сообщить о моем племени нечто, чего не знаю я?

— Разгут рассказывал…

— Сказки Падшего. Ты хотя бы знаешь, почему его изгнали?

— Я-то знаю. А ты?

— История моего племени мне известна.

Изил захохотал. Одной щекой он прижимался к куполу минарета, и смех прозвучал сдавленно.

— Как книги плесенью, обрастает история мифами, — изрек он. — Может, лучше спросить очевидца?

Акива бросил равнодушный взгляд на Разгута, повторявшего вполголоса нескончаемый напев: «Забери меня, прошу, брат, забери меня домой. Я раскаялся, я достаточно наказан, возьми меня домой…»