Герканский кабан - Денис Юрин

Шеварийцы – народ подозрительный, а те из них, кто промышляет торговым делом, просто не умеют доверять. Естественно, за чужаком на возу следили. Парочка наемников, бредущих рядом с едущей впереди телегой, то и дело оглядывались и косились в его сторону. Чувствовал Штелер настороженные взгляды и из-за спины, но не оборачивался, опасаясь усилить бдительность соглядатаев. Перед отъездом его скудный скарб предусмотрительно положили на другую подводу, а бесчувственное тело самого разместили на телеге, едущей точно посередине каравана. Купец сделал все, что мог, чтобы обезопасить свою инвестицию в виде услуги, но вот только не подозревал, с кем связался. Бывший комендант еще тогда, в корчме, уже знал несколько вариантов, как незаметно покинуть караван благодетеля. Теперь же на ум Штелера приходили еще разные способы, но он их уже отметал… за ненадобностью. Бежать-то он мог лишь один раз, так чего же зря голову себе забивать?

После площади возле ворот караван свернул на одну из узких улочек, ведущих к торговым складам юго-западного, самого ближнего рынка. Дорога шла в гору, лошадям не хватало сил, чтобы втянуть перегруженные повозки наверх, поэтому всем участникам торговой процессии: и сменным возницам, и охранникам – пришлось толкать телеги, помогая уставшим животным. С задачей справились, но когда отдышались, то обнаружили, что должника хозяина и след простыл…

Холодная вода из колодца быстро привела Штелера в чувство. Хоть его исчезновение и прошло успешно, но опыт подсказывал, что лучше как можно быстрее и дальше убраться восвояси. Довольно сносное знание улочек Денборга, в котором ему приходилось бывать по делам не раз, помогло ему всего за каких-то полчаса оказаться в другой части города. Конечно, пришлось пробежаться, но результат полностью оправдывал растрату сил. Погоня не забралась бы так далеко, тем более что для нее понадобились бы люди, которых у шеварийца было не так-то и много. К тому же, пока товар не разгружен на складе, торговец не решится долго преследовать беглеца и оставить повозки без должной охраны.

Штелеру стало вдруг стыдно, что он так низко поступил, хотя в «прошлой» жизни, то есть в бытность комендантом Гердосса, он вытворял и не такое: воровал, брал взятки, жертвовал невинными подчиненными при ревизиях, присваивал казенные деньги и тайком распродавал солдатские портянки да харчи. Что же касалось поставщиков-купцов, так он их и за людей-то не считал. Однако после смерти в его голове что-то изменилось, как будто кто-то взял ложку и перемешал мозги. Он чаще стал рассуждать, что хорошо, а что плохо; вдруг возненавидел воров во всех их ипостасях, начиная от карманников и заканчивая ожиревшими чиновниками-казнокрадами; и ни с того ни с сего стал прислушиваться к совести, которую раньше, исключительно из жалости и сострадания, содержал в самом дальнем каземате своего сознания. Превращение в моррона сильно изменило его внутреннюю систему ценностей, хотя Штелер и осознавал, что падение в бездну мешающей жить морали началось еще, когда он был человеком. Встреча с мнимым майором – мужланом Шриттвиннером, который на поверку оказался морроном Анри Фламером, положила начало изменениям его личности. Участие же в маленьком пограничном конфликте сделало процесс этой загадочной метаморфозы необратимым. Он сам выбрал свою судьбу, он сам добровольно полез к орудиям на передовой рубеж, хотя мог отсидеться за спинами солдат. Кто знает, если бы он тогда не отважился на этот безумный поступок, сидел бы он сейчас в какой-нибудь марсольской корчме, распивал бы дешевое пиво и сетовал бы на судьбу из-за того, что на его мундире не хватает полковничьих эполетов. Сдавшимся в плен не оставляют знаков различия, а высокое звание и завидная должность коменданта были не только предметом тщеславной гордости армейского карьериста, они давали ему деньги, власть и уважение, которых теперь так недоставало… особенно денег.

Воспоминание о презренном металле, точнее, о его абсолютном отсутствии, мгновенно испортило настроение Штелеру. Конечно, он уже сделал многое: не привлекая внимания стражи, пробрался в город и сбежал от купца, фактически взявшего его в заложники невыполнимого обещания. Однако многое было впереди, и прежде чем начать хотя бы планировать дальнейшие шаги, путнику нужно было раздобыть деньги и новую одежду. Причем, чем больше он достанет средств, тем шире будет спектр его возможностей. Чем больше он будет походить на обычного, невзрачного горожанина, эдакого серенького середнячка, тем незаметней он будет для стражи и его врагов – симбиотов, которых он ни разу в жизни не видывал.

Когда ты богат от рождения или имеешь собственное торговое дело, то деньги – не вопрос. Золото, серебро и жалкая медь сами сыплются тебе в руки звонкой капелью. Но если ты оказался в чужом городе, непричесан, неухожен, небрит, а в грязных штанах не меньше дыр, чем в старенькой рыбацкой сети, шансов быстро заработать пару сотен монет фактически нет. Хоть горбаться сутками напролет на верфи, хоть таскай на своей спине тяжелые мешки в порту, а получишь за труды лишь похлебку, в лучшем случае с куском мяса и початой бутылкой кислого вина. «Закон не благосклонен к добродетели, а честный труд – самое низкооплачиваемое занятие в мире. Вот он парадокс, достойный саркастического умиления!» – подобная мысль посещала голову полковника и раньше, теперь же она, к сожалению, приобрела некоторое практическое значение.

Штелер должен достать деньги, но не видел для этой цели достойных путей… достойных, то есть законных, поскольку преступных было хоть отбавляй. В городе, переполненном солдатами, беженцами из дальних уголков колонии, пьяными моряками и наемным сбродом со всего света, есть что своровать и есть кого ограбить, причем почти безнаказанно. Бывший же комендант превратился, прежде всего, в моррона, а уж затем в моралиста. Выполнение миссии куда важнее, чем жалобные сетования совести и представления о морали, поэтому он твердо решил отправиться на темное дело. Другого выхода ему все равно, сколько ни морщи в раздумьях лоб, не найти.

Шансы ограбить лавку или залезть в богатый дом были настолько малы, что Штелер сразу исключил эти возможности. Не в каждую лавку нищего бродягу пустят, да и в домах зажиточных горожан полным-полно домочадцев да слуг. Нападение же на тех, кто сам имел сложные отношения с властями и с законом, тоже не привело бы к желаемому результату. Это только в представлении наивных, не ведающих жизни мещан можно просто так взять топор и заявиться к ростовщику. Заявиться-то можно, но вот парочка рослых бугаев на службе у бессовестного стяжателя быстро превратят тебя в отбивную посредством твоего же топора и снимут последние портки, чтобы продать их старьевщику в качестве компенсации морального ущерба. Навар с тряпья не ахти, но для профессиональных вышибал главное – не деньги, а принцип!