Весеннее пробуждение - Т. Браун

Помещение для врачей и сестер милосердия было обустроено в бывшем кабинете. За одним из столов сидела сестра Бакстер и что-то записывала в журнал. Хотя она не могла не заметить Викторию, однако поприветствовала ее лишь через несколько минут.

– Доброе утро, мисс Бакстон. Надеюсь, сегодня вы чувствуете себя лучше.

Виктория держала свой ингалятор на работе, в комнате сестер, и вчера вечером перед уходом домой ей пришлось им воспользоваться. Очевидно, слухи дошли и до старшей сестры дневной смены.

– Доброе утро, сестра Бакстер. Физически я в отличной форме, вот только боевой дух слегка потрепан.

Женщина резко подняла голову от своих записей:

– И отчего же, мисс Бакстон?

– Впереди несколько выходных. Я буду скучать по нашим мальчикам.

Сестра Бакстер внимательно посмотрела на девушку. Выражение ее заостренного лица с угловатыми чертами можно было бы даже назвать добрым. Когда Элинор училась на сестру милосердия, она посещала занятия мисс Бакстер и была от нее в полном восторге, правда, Виктория пока не могла понять причины такого обожания.

– Вы должны иногда брать выходные, мисс Бакстон, чтобы не переутомиться. Не сомневаюсь, что армия высоко ценит вашу преданность, но если вы заболеете, всем станет только хуже.

Виктория опустила глаза, отповедь пожилой женщины задела ее за живое.

– Да, сестра Бакстер. Я понимаю.

– Превосходно. – Она вручила Виктории расписание и список больных. – Эти люди сегодня на вашем попечении.

Девушка просмотрела расписание, выискивая имя старшей по дежурству. Как и у раненых, у нее были свои любимицы среди сестер.

– А кто главный по смене? – спросила она, не найдя нужной записи.

– Сегодня вы работаете в библиотеке одна, но я попросила сестру Фарнер почаще к вам заглядывать. – Сестра Бакстер снова склонилась над журналом, словно не сказала ничего из ряда вон выходящего.

– Одна? – пискнула Виктория.

Добровольных помощников никогда не оставляли ухаживать за ранеными без присмотра. Конечно, в библиотеке лежало всего двадцать солдат, и все в хорошем, по сравнению со многими пациентами, состоянии, но все же. Виктория никогда еще не работала самостоятельно.

– Да, разумеется. У нас не хватает работников, и мы с доктором Блейком решили, что вы вполне способны позаботиться о раненых без посторонней помощи. Большинство этих людей скоро выпишут. Или вы считаете, что не справитесь? – Сестра Бакстер строго взглянула на девушку поверх очков в проволочной оправе.

– Нет, что вы. Я уверена, все получится.

– Хорошо. Не разочаруйте нас, мисс Бакстон.

– Да, мэм.

Виктория заставила себя чинно выйти из кабинета и пройти по коридору, хотя на лестнице дала волю радости и перепрыгивала через две ступеньки, что оказалось ошибкой. На верхней площадке пришлось уцепиться за перила, чтобы восстановить дыхание.

Упорная работа и самоотверженность не остались незамеченными; ей доверяли и даже разрешили работать самостоятельно. Виктория с трудом верила своему счастью. Она подождала, пока дыхание вернется в норму, затем свернула в кладовую, где хранились чистые полотенца и постельное белье. Каждый день мылись четверо больных, что позволяло всем пациентам принять ванну раз в неделю, за исключением лежачих – тех обтирали губками. Обтираниями занимались сестры, не стесняясь нескромных подробностей, но правила госпиталя предписывали, чтобы в ванной комнате более здоровые мужчины помогали тем, кому трудно мыться самостоятельно. Виктория находила эти правила не только глупыми, но и опасными. На одном из собраний она высказала свою точку зрения, но потрясенный персонал наотрез отказался от идеи, чтобы сестры или добровольные сиделки присутствовали при мытье. Пациенты часто поскальзывались, когда забирались или выбирались из ванны, но, видимо, начальство собиралось дождаться, пока кто-нибудь покалечится, и только потом пересмотреть правила. Впрочем, как всегда.

– С добрым утром! – негромко поздоровалась Виктория.

Многие раненые еще спали. Она не считала нужным придерживаться распорядка армейского госпиталя, где побудку возвещал пронзительный звон колокольчика, ведь многие из этих людей уже не вернутся на фронт. Но даже тем, кто после выписки продолжит воевать, пойдет на пользу небольшой отдых от железной дисциплины, убеждала себя Виктория. Гораздо приятнее просыпаться от звука женского голоса. Некоторые раненые уже оделись сами, другие ожидали помощи.

Виктория прошла к высоким окнам и подняла тяжелые римские шторы из темно-красного бархата. В лучах утреннего солнца заплясали пылинки, выстраиваясь в миниатюрные подобия Млечного Пути.

– С добрым утром, с добрым утром, – повторила она уже громче.

Кто-то застонал, кто-то радостно ответил на приветствие. Вдоль двух стен просторной библиотеки от пола до потолка тянулись полки для книг. Сейчас почти все тома убрали, оставив лишь несколько, а на полках держали все необходимое для ухода за ранеными. Обогревал комнату огромный мраморный камин.

«А ведь большинство раненых никогда в жизни не видели такого роскошного помещения, и уж тем более не жили в нем», – думала Виктория. Впрочем, все вещи, которые делали этот дом таким красивым, очень осложняли уборку. И она сама, и оставленная в особняке прислуга с трудом справлялись даже с одной только пылью.

Виктория прошлась между железными кроватями и разложила полотенца на постели тех мужчин, которые пойдут сегодня мыться. Только им разрешалось избежать процедуры одевания перед завтраком.

– Не понимаю, зачем мне одеваться, – проворчал молодой сержант, пытаясь подняться с кровати. – Можно подумать, я куда-нибудь смогу выйти.

– Может, вам повезет и врач разрешит выйти в сад, – бодро возразила Виктория.

Она протянула руку и осторожно помогла раненому. Ему ампутировали ногу чуть ниже колена, и он с трудом привыкал к своей ущербности. Через неделю его собирались выписать, и Виктория пыталась научить его справляться с большей частью повседневных дел самостоятельно.

Сержант потянулся за висящей на спинке кровати бледно-зеленой гимнастеркой.

– Я бы не сказал, что мне сильно везет, мисс.

В его голосе звенела боль, и у Виктории сердце зашлось от жалости. Но она понимала, что не должна проявлять сочувствие открыто, ведь этому молодому человеку скоро возвращаться домой и там ему придется несладко.

– Могло быть хуже. Вы могли остаться вообще без ног. По крайней мере, вы можете передвигаться.

– Она права, – поддержал ее голос через несколько кроватей. – Хватит ныть.

Молодой сержант, сжав челюсти, сунул руки в рукава гимнастерки.

– А кто вы такой, чтобы мне указывать? – огрызнулся он.

– Человек без ног, глупец ты зеленый.

Ответ заставил сержанта замолчать, и Виктория подмигнула находчивому солдату. Его тоже готовили к выписке, но мужчина довольно легко приспосабливался к своему новому положению.

– Я увижу жену, и у меня остались обе руки, чтобы обнимать ее. И мне не придется возвращаться в ад, – как-то сказал он девушке. – Если посмотреть с такой стороны, жизнь вовсе не дурна.

Его мужество восхищало Викторию.

Остаток утра прошел быстро. Завтрак, ванны, помощь раненым, смена грязного белья и процедуры отняли все силы. К тому времени, когда подоспела смена, Виктория уже пошатывалась от усталости. Она засунула под мышку одну из немногих оставшихся в библиотеке книг и, в предвкушении отдыха, отправилась на обед.

Добровольные помощники и сестры обычно ели в столовой для слуг. Помещение было просторным, содержалось в чистоте и к тому же оказалось намного комфортнее, чем такое же в Саммерсете. Повариха ласково похлопала девушку по спине, предложила сесть к столу и собиралась уже принести тарелку, но Виктория покачала головой:

– Я поем в саду, если не возражаете. Хочу насладиться последним солнцем, пока не зарядили дожди.

Она пристроила кусок хлеба на тарелке с рагу, прихватила чашку чая и направилась в сад, где уже грелись под слабыми лучами выздоравливающие солдаты. Госпиталь часто навещали женщины из ближайших домов, и сейчас несколько посетительниц читали раненым или писали за них письма, поэтому Виктория нашла укромное место в дальнем углу сада, где стояли кованый столик и стулья.

С аппетитом принявшись за горячее, вкусное рагу, она наслаждалась каждым глотком и читала принесенный с собой томик сонетов Элизабет Баррет Браунинг. Виктория хотела заучить несколько стихов наизусть, но найти свободное время теперь было непросто. Она была так занята, что даже тревога за Кита отодвинулась на задний план. Его отправка на фронт по-прежнему откладывалась из-за каких-то учений. Кит не говорил, чему его учат, а Виктория не расспрашивала. Чем меньше она думала о его уходе на войну, тем реже ее мучила бессонница и липкий страх за него. Он, конечно, несносный насмешник, но без него жизнь перестала быть такой яркой. Виктория скучала по тем временам, когда Кит мог появиться в любой момент, готовый к очередному приключению.