Пикник и прочие безобразия - Джеральд Даррелл

Я встал, готовый встретить свою погибель. Урсула бросилась в мои объятия, и губы ее слились с моими губами в долгом поцелуе, сопровождаемом стонущими звуками, какие (даже в наш век терпимости) обычно ассоциируются с альковными сценами. Я уже начал опасаться, что итальянская полиция вот-вот арестует нас за нарушение общественного порядка, наконец она с явной неохотой отступила на шаг, продолжая крепко сжимать мои руки.

— Дорогой, — ворковала Урсула, и в ее огромных синих глазах сверкали счастливые слезы, — дорогой… Я не верю своим глазам… увидеть тебя снова после стольких лет… это чудо… о, я так счастлива, дорогой. Как это здорово — увидеть тебя снова.

— Но как ты меня узнала? — спросил я, отдышавшись.

— Как узнала, дорогой? Глупенький, ты нисколько не изменился, — покривила она душой. — К тому же, дорогой, я видела тебя по телевизору, видела фотографии на обложках твоих книг, еще бы мне не узнать тебя.

— Что ж, я очень рад нашей встрече, — сдержанно произнес я.

— Дорогой, мы не виделись сто лет, — отозвалась она, — слишком долго.

Я отметил, что она рассталась с тем растерянным джентльменом средних лет.

— Садись, — предложил я, — выпей стаканчик.

— Конечно, любимый, с удовольствием. — Она элегантно опустилась на стул.

Я подозвал официанта.

— Что ты пьешь? — спросила Урсула.

— Бренди с содовой.

— Фу! — воскликнула она, деликатно передернув плечами. — Отвратительная смесь. Тебе не следует ее пить, это кончится испарением печени.

— Оставь в покое мою печень, — страдальчески вымолвил я. — Ты что станешь пить?

— Мне что-нибудь вроде Бонни Принц Чарльз.

Официант тупо воззрился на нее. Ему еще не доводилось слышать лексические упражнения Урсулы.

— Мадам желает рюмку дюбонне, — объяснил я, — а мне принесите еще бренди.

Я сел, и Урсула, наклонясь над столом, с чарующей улыбкой схватила двумя руками мою руку.

— Дорогой, разве это не романтично? — спросила она. — Мы встречаемся с тобой столько лет спустя в Венеции! В жизни не слышала ничего более романтичного, ты согласен?

— Согласен, — осторожно ответил я. — А где твой муж?

— Как? Разве ты не знаешь? Я развелась.

— Извини.

— Ничего, ничего. Это было даже к лучшему. Понимаешь, после ящура он, бедняга, был уже совсем не тот, что прежде.

Мне не помог даже прежний опыт общения с Урсулой.

— У Тоби был ящур? — спросил я.

— Да… ужасно, — произнесла она, вздыхая, — и он так и не пришел в себя.

— Еще бы. Но ведь ящур у людей — это, должно быть, большая редкость?

— У людей? — Она сделала круглые глаза. — Как тебя понимать?

— Да ведь ты сказала, что Тоби… — начал я, но меня перебил громкий смех Урсулы.

— Глупенький, — вымолвила она, хохоча. — Я говорила про его скотину. Все его племенное стадо, которое он выращивал годами. Ему пришлось всех зарезать, и это страшно подействовало на беднягу. Он начал водиться с недостойными женщинами, пьянствовал в ночных клубах, и все такое прочее.

— Вот уж никогда не думал, — сказал я, — что у ящура могут быть такие серьезные последствия. А Министерству сельского хозяйства известно про этот случай?

— Ты думаешь, это могло бы их заинтересовать? — удивилась Урсула. — Если хочешь, я могу написать им и рассказать.

— Нет-нет, — поспешил я возразить. — Я просто пошутил.

— Ладно. Теперь расскажи мне про твой брак.

— Я тоже развелся.

— Ты тоже? Дорогой, я же сказала, что это романтическая встреча. — Ее глаза затуманились. — Мы встречаемся с тобой в Венеции после расторгнутых браков. Совсем как в романах, дорогой.

— Вряд ли нам следует особенно зачитываться этим романом.

— А какие у тебя дела в Венеции? — спросила она.

— Никаких, — ответил я неосмотрительно. — Просто приехал отдохнуть.

— О, чудесно, дорогой, тогда ты можешь мне помочь! — воскликнула Урсула.

— Нет! — поспешил я ответить. — Это исключено.

— Дорогой, ты еще даже не знаешь, о чем я хочу тебя попросить, — жалобно молвила она.

— И знать не хочу. Все равно не стану помогать.

— Милый, мы столько лет не виделись, а ты сразу, даже не выслушав, так груб со мной, — возмутилась Урсула.

— Ничего. Я знаю по горькому опыту, на какие затеи ты способна, и вовсе не намерен тратить свой отпуск, участвуя в твоих ужасных махинациях.

— Ты противный, — сказала она, и губы ее задрожали, а синие, как цветки льна, глаза налились слезами. — Жутко противный… я тут одна в Венеции, без мужа, а ты не хочешь даже пальцем пошевелить, чтобы выручить меня в беде. Это не по-рыцарски с твоей стороны… ты гадкий… и… противный.

— Ну ладно, ладно, — простонал я, — выкладывай, в чем дело. Только учти, я не стану ни во что вмешиваться. Я приехал сюда провести несколько дней в мире и покое.

— Так вот, — начала Урсула, вытирая глаза и подкрепляясь глотком дюбонне. — Я приехала сюда, чтобы, можно сказать, совершить акт милосердия. Дело чрезвычайно трудное, возможны ослижнения.

— Ослижнения? — не удержался я.

Урсула осмотрелась кругом, проверяя нет ли кого поблизости. Так как поблизости было всего лишь около пяти тысяч веселящихся иностранцев, она посчитала, что может спокойно довериться мне.

— Ослижнения на высоком уровне, — продолжала она, понизив голос. — Это должно оставаться только между нами.

— Ты хочешь сказать — осложнения? — спросил я, желая придать беседе более осмысленный характер.

— Я сказала именно то, что подразумеваю, — сухо ответила Урсула. — Может быть, перестанешь меня поправлять? Эти вечные попытки поправлять меня всегда были одной из твоих худших черт. Это ужасно неприятно, дорогой.

— Извини, — произнес я покаянно. — Валяй, рассказывай, кто там, на высоком уровне кого ослизывает.

— Ну вот. — Она понизила голос так, что ее слова с трудом доходили до меня сквозь окружающий нас гомон. — Тут замешан герцог Толпаддльский. Я потому и приехала в Венецию, что Реджи и Марджери, да и Перри тоже доверяют только мне, и как герцог, разумеется, он просто душка, который страшно страдает от этого скандала, и когда я сказала, что приеду, они, конечно, сразу ухватились за эту возможность. Но ты не должен никому ни слова говорить об этом, дорогой, обещаешь?

— О чем я не должен говорить ни слова? — озадаченно справился я, давая жестом понять официанту, чтобы принес еще выпить.

— Но я ведь только что тебе сказала, — нетерпеливо произнесла Урсула. — О Реджи и Марджери. И Перри. И о герцоге, разумеется.

Я сделал глубокий вдох.

— Но я не знаю этих Реджи, Марджери и Перри. И герцога тоже.

— Не знаешь? — удивилась Урсула.