Огненный волк - Елизавета Дворецкая

Если Дивий угрожает им — можно ли что-то изменить? Можно ли помешать свершиться судьбе, созданной на небесах? Если нет, то к чему эта поездка, поиски рогатины? Какие же нечеловеческие силы нужны, чтобы по-своему перемотать пряжу Доли и Недоли[60]! Может быть, у оборотня такие силы и есть, а вот у него, у Светела?

Проворочавшись с боку на бок, Светел поднялся еще в полной темноте, сам растолкал хоромную челядь и с удовлетворением подумал, что сегодня он встал даже раньше неугомонного оборотня. В дружинной избе Стаи, где ночевал и сам Огнеяр, было еще тихо. Это показалось Светелу добрым знаком — опередил. Ему хотелось верить в благополучный исход затеянной борьбы, и он как мог подбадривал себя.

Стоя на крыльце, Светел ждал, пока ему подведут коня, и снова загадал — не заденет ли конь порога, выходя из конюшни? В двери уже показался заспанный и нечесаный отрок-конюший, как вдруг позади себя Светел услышал резкий скрип двери. На него повеяло теплом из покоев и непонятной силой. Оборотень! Светел резко обернулся, невольно схватился за меч. Перед ним стоял Двоеум.

Чародей выглядел так, будто и не раннее утро на дворе, — его глаза смотрели ясно, русые с тонкой сединой волосы были расчесаны и перетянуты через лоб тесемкой с непонятными красными узорами. На нем была светло-коричневая рубаха с оберегами на поясе, плечи покрывал темный плащ из толстой шерсти. Ветер шевельнул полу плаща, как огромное крыло, и чародей вдруг показался Светелу птицей-вороном, принесшим ему решение судьбы.

— Доброй тебе дороги, Светлый-Ясный! — спокойно сказал чародей, словно не заметив его торопливого движения. — Вон как рано поднялся! Не торопись — судьбу не догонишь, да и от судьбы не уйдешь, а будет срок — сама найдет.

Он говорил о том самом, что так тревожило Светела. Сейчас, перед трудной дорогой, измученному ночными раздумьями Светелу нужен был совет знающего человека — ведь что знают о судьбе простые смертные?

— Скажи, чародей, выйдет ли толк? — тихо, но горячо заговорил Светел. — Коли ему судьба… убить… можно ли его остановить?

— Скажи ты мне — за чем всякий год по Белезени и Стрему ездишь? — спросил в ответ чародей.

— За данью, — растерявшись, ответил Светел, не понимая, при чем это здесь.

— Стало быть, твое назначение — дань собирать. Коли поедешь, холода и трудов не убоишься — исполнишь его. А коли дома останешься?

Светел молчал, и Двоеум сам ответил:

— Тогда не исполнишь. Так и он. Судьба-то, она ко всем ровна — что к людям, что к оборотням, что к богам самим. Его судьба — сила, и твоя — сила. Чья переборет — и сами Пряхи не ведают. Один свою судьбу исполнит, другой сгинет.

— А я-то исполню ли? — нетерпеливо воскликнул Светел. Он не все разобрал в речах чародея, но понял, что в темном омуте предвечного назначения появился просвет надежды.

— Э, сыне мой! — Двоеум махнул рукой. — Сего я не знаю, а и знал бы — не сказал. Кабы каждый судьбу свою знал, то половина бы жить не захотела. Ты дорогу знаешь — и ступай себе, а по пути разберешь. К смертному часу все до последнего будешь знать.

Весь этот день Светел думал о словах чародея. То ему казалось, что он понимает все, а то — что ничего. На одной из полян над берегом он увидел двух могучих оленей, сцепившихся рогами, — у лесных красавцев была пора гона. Поочередно Велесовы скакуны напирали друг на друга, то один отступал, то другой, но, собравшись с силами, снова устремлялся вперед. Их красивые ветвистые рога были так тесно переплетены, что едва ли их теперь удастся расцепить. Кмети хотели было забить обоих, но Светел не велел. Схватка оленей показалась ему похожей на их схватку с Огнеяром. И до самого вечера этот образ стоял перед его взором. «Чья переборет — и сами Пряхи не ведают».

Роды, жившие на один день пути от Чуробора, везли свою дань сами, и первый день дружина по-людья останавливалась лишь ненадолго передохнуть. Светел хороню знал весь путь по дебрическим рекам, помнил жившие на пути роды, даже кое-кого из старейшин. Первая остановка на ночлег приходилась на род Ручейников. Подъезжая, Светел и его люди удивлялись, чтб никто их не встречает. Только в самых воротах они увидели несколько мужчин и женщин. Оглядев кланяющиеся фигуры, Светел узнал одного старика — это был брат старейшины.

— А сам Карась где?

— Помер, к дедам ушел. — Старик указал в небо. — Моровая Девка[61] у нас побывала, боярин светлый. Да не бойся, — добавил он, когда Светел с конем подался назад. — Давно, той зимой еще. Разом полрода полегло, а кто тогда не померли, и теперь все живы. А коли кто и помер — так то с голодухи, не от мора того.

Светелу не хотелось останавливаться в таком месте, но других поселений, способных принять на ночь его многочисленную дружину, поблизости не было, ночевать в лесу тоже не хотелось — ночи предзимья были очень холодны. Положась на милость богов, Светел решил ночевать здесь. От рода Ручейников осталось не больше четверти, места в опустевших избах было достаточно. Чего нельзя было сказать о съестных припасах и мехах.

— Дани-то тебе нету у нас, боярин светлый! — виновато моргая и разводя руками, почти сразу сказал ему новый старейшина. — Соболей да куниц промышлять некому было, пахали да сеяли мы против прежнего впятеро меньше. Хлеба самим не хватит, желудями спасаемся да рыбой.

Светел без гнева принял это известие и смирился. Неумный и жадный князь перетряхнул бы все займище и забрал бы хоть что-нибудь — но тогда Ручейники вымрут за зиму все и на следующий год здесь будет пустое место. Махнув рукой, Светел принялся расспрашивать, что за болезнь опустошила займище, откуда пришла и широко ли развернулась. Не хватало еще, чтобы ему по всей Белезени разводили руками и указывали в небо!

— Хуже нашего ни у кого нет, — успокоил его старик, хотя его самого это, конечно, мало утешало. — В Сенниках Моровая Девка погуляла, да больше ребятишек пожрала, мужики целы остались. В Рябинниках не то трое, не то четверо померло. А у Моховиков и Вешничей все до одного целы. У Вешничей ведь оберег могучий! Они, говорят, себе и Моховикам займище рогатиной опахали, и ни одной собаки у них не сдохло.

— Рогатиной? — тут же переспросил Светел. Всякое упоминание об этом оружии теперь настораживало его. — Что за рогатина?

— Известно что. — Старик в свою очередь удивился его неосведомленности. — У Вешничей священная рогатина от предков в роду хранится, они ею от всех бед обороняются. Как прослышали про мор, так собрались ночью девки, белые рубахи поверх кожухов натянули, ведунью свою позвали — злая у них баба, а сила в ней могучая! — да с заговором опахали все займище рогатиной, будто сохой. И Девка Моровая к ним ни ногой!