Талисман Белой Волчицы - Ирина Мельникова

Он вытащил из-за пояса револьвер, переложил его во внутренний карман и уточнил:

— Как здесь очутился?

— Я? — удивился Ермашка.

— Ну ты, кто еще? — рассердился Алексей.

— Я — Иринек, — с очевидной гордостью произнес Ермашка, — из сагайского рода, прадед мой сам Мергентайша был. Мы — таежный народ, охотники — не пастухи.

Раньше лучшие воины были в нашем роду. С самим Ермаком сражались, с казаками. Русские долго нас покорить не могли.

— Ты что ж, жалеешь, что покорили?

— Да нет, — хитровато прищурился Ермашка, — не жалею. Места здесь всем хватит.

— Иренек — это фамилия, что ли?

— Да нет, имя. — Ермашка опустился на камень, поставил ружье между коленями, достал из кармана кисет. — Садись, Алексей Дмитрич, сейчас Егор вернется, а мы покурим пока.

— Алексей… Дмитрич, — поперхнулся Алексей» — откуда ты знаешь, как меня зовут?

— Дак Егор все, — уставился на него плутоватыми глазами-щелками Иринек-Ермашка, — я ж сказал, велел мне за тобой приглядывать. Говорит, молодой, горячий…

— Постой, постой, — перебил его Алексей, — какой еще Егор? — и вдруг хлопнул себя по лбу:

— Неужто Зайцев?

— Ужто, ужто, — закивал головой его новый знакомый. — Так оно и есть — Зайцев.

Где-то неподалеку заржала лошадь. Иринек-Ермашка как-то по-особому звонко щелкнул языком и крикнул в темноту:

— Ханат[11], иди ко мне!

Из кустов вышла низкорослая, с короткой гривой лошадь. Печально посмотрела на Алексея и подошла к хозяину.

— Вот она, моя Ханат, — с гордостью произнес ее хозяин и потрепал за гриву. — Как собака мне служит. Ты думаешь, почему она заржала? — он с несомненным торжеством посмотрел на Алексея, расплылся в улыбке и сам же ответил:

— Сейчас Егор Лукич по тропе поднимается и скоро здесь будет, быстрее, чем хыйлаг тарт, — добавил он по-своему и, заметив, что Алексей не понял, усмехнулся и пояснил:

— Он появится быстрее, чем я успею спустить курок…

Глава 10

— Ну бестия прямо, — произнес вместо приветствия урядник и, привязав лошадь к дереву, устроился на камнях рядом с Ермашкой, — через гарь от меня сиганул. Там много гореликов торчит, побоялся коню брюхо пропороть, а этот варнак промчался, словно на крыльях пролетел. — Он тяжело вздохнул и с осуждением посмотрел на Алексея. — Зачем вас в гору понесло, Алексей Дмитрич? Пошто ноги зазря бить? Ведь чуть-чуть не прикончили… — Он загнул полы темно-зеленого форменного кафтана и опустился на камень рядом с охотником. Расправил густые темно-рыжие усы, потер бритый подбородок и, смачно сплюнув в сторону, проворчал:

— Делов у меня нет, как вас из-под камней вытаскивать!

— Я что-то не пойму, Егор, — Алексей в упор посмотрел на урядника, — с чего это вдруг вздумалось кому-то меня убивать? На заводе я по делам, по которым камни на голову спускать себе дороже станет. И я уверен, что пока никто, даже Кретов, не знает и не догадывается об истинных моих интересах.

Урядник снял фуражку, почесал в затылке и, вернув ее на место, смерил Алексея угрюмым взглядом.

— Федор Михалыч сказывали, что вы мастер во всякие дела встревать, потому и велел за вами приглядывать. Сегодня мы с Ермашкой вас почти до городу довели. Как собор завиднелся, я ему говорю, проводи, дескать, Алексея Дмитрича до первых домов, а там уж он сам доберется. А я в Черную Речку, деревня такая отсюда в двух верстах, махнул.

Интересные вещи там происходят, как мне доложили. Но и полверсты не проехал, слышу грохнуло — обвал! Я — лошадь в карьер, и сюда! — Он удрученно покачал головой. — Если б знать, что вы через лес пойдете, не поехал бы в Черную Речку. Глядишь, и этого варнака, что на вас камни спустил, мигом споймали бы.

— Иринек утверждает, что это была женщина, — кивнул Алексей на охотника, с безмятежной улыбкой на устах попыхивающего своей трубкой.

Урядник, похоже, совсем не удивился подобному заявлению, лишь пожал плечами.

— Кто их знает, среди местных казачек такие бабы крепкие попадаются, обухом лба не перешибешь. Намедни загулеванил в кабаке вахмистр конвойной службы, Задубеев, столы стал переворачивать, буфетчику глаз подбил, а мимо в это время сватья его проезжала, Глафира Кандыбина. Ей кричат: «Глафира, там Васька нагайкой по чем попадя хлещет, посуды пропасть перебил!» Она с телеги скок! — ив кабак. Ваське руку заломила, кулаком промеж глаз ему — хрясь! Он и вырубился. Тогда она его на спину взвалила, до телеги доволокла и домой доставила. А там, говорят, женушка его бедовая встретила да всласть еще по ребрам ухватом отходила…

— У казачек ноги большие, — произнес охотник, выпустив на мгновение трубку изо рта. — А тут совсем маленькие… — Он кивнул в сторону поляны, на которой неизвестный злоумышленник, а может злоумышленница, оставил свои следы.

Егор, кряхтя, поднялся на ноги, походил по поляне, рукояткой плетки ковырнул в одном месте, в другом, приложил ладонь, задумчиво покачал головой, а потом махнул рукой и вернулся на камни. Молча засмолил цигарку и, лишь выдохнув пару раз дым, с досадой произнес:

— Разве это следы? Он, когда с камня на камень прыгал, оступился или поскользнулся. Один раз на пятку приземлился, а второй раз носком песок вспахал. Правда, там, где на лошадь садился, более четкие отпечатки остались, но лошадь по ним после прошлась, песок перемешала…

— Женщина была, — опять подал голос Иринек-Ермашка. — след мелкий, даже там, где оступилась. Легкая она, молодая! Слышал, как по камням бежала! Косуля, да и только!

— Ладно, посмотрим, что за косуля такая в нашей тайге завелась! — проворчал Зайцев и строго посмотрел на Алексея. — Я за вашу голову перед Федором Михайловичем отвечаю, так что не суйте ее куда попадя…

— Мне что ж теперь, без вас ни шагу не ступить? — поразился Алексей. — Зачем мне такая опека? Федор Михайлович мне полную свободу решений и действий позволил и ничего не сказал, что кто-то за мной по пятам ходить будет!

— Да никто за вами ходить не собирается, — буркнул Зайцев, — своих забот невпроворот, вон вчера в Головановке четырех коней увели. Мы с Ермашкой всю ночь за конокрадами гонялись, пока лошадей не отбили. А утром на самого главного конокрада вышли. Думали — из цыган, а он местный, из бывших приказчиков, только что с цыганами снюхался, им лошадей и поставлял.

— Как ты на него вышел? — удивился Алексей. — По следам?

— Да какое по следам? — усмехнулся Зайцев. — Их двое было, конокрадов. Люди заметили, не все ж ночью спят, что коней из села погнали прямиком к Золотаревскому бору. Меня среди ночи хозяева подняли. Беда, мол, Лукич, лошадей покрали. Я в седло, Ермашке свистнул — ив погоню. Нагнали их уже у переправы через Тесинку. Ермашка в воздух из ружья — бабах! Ну они сразу по кустам и вдоль берега как сиганут! Мы — за ними! Всю морду ветками исхлестали, пока догоняли. Ну они видят, дело плохо, в лодку, что у берега стояла, вскочили и отчалили, а лошадей оставили. Смотрю, одна точно конокрадская: цыганское седло у нее особое, с крючками, чтоб ворованных лошадей цеплять, а в переметной сумке клейма всякие, чтобы, значит, их переклеймить…

— И вы задержали этих конокрадов? — Алексей с интересом смотрел на Егора Зайцева.

— Задержали, — произнес тот степенно и снова пару раз затянулся цигаркой. — Что ж их было не задержать?

Я ведь на того коня сел, поводья отпустил, он меня к этому жулику и привез. В самые ворота мордой уткнулся…

— Ну молодцы! — с веселым удивлением воскликнул Алексей и хлопнул по плечу Зайцева. — И чего бы этой лихой дамочке тоже своего коня не оставить? Глядишь, и вывел бы нас на эту мерзавку, что чуть меня в карьере не схоронила!

— Ну дамочка не дамочка, — сказал Зайцев и, хлопнув себя по коленям, поднялся с камня, — но найти мы ее непременно найдем! Эй, Ермашка! — окликнул он охотника. — Проводишь Алексея Дмитрича и езжай в Черную Речку!

Там переночуем, а завтра кое-что разузнать надобно будет. — Он посмотрел на Алексея. — Пока докладывать нечего, если что, я с Ермашкой вам записку передам.

— Что-то серьезное?

— Пока не знаю, — ответил урядник, — но на днях, думаю, что-нибудь прояснится.

Он вскочил в седло такой же приземистой, как у своего приятеля, лошадки, взял под козырек и скрылся в темноте.

Алексей проводил его взглядом и спросил у охотника:

— Так как тебя по-настоящему зовут? Иринек или Ермашка?

Тот ухмыльнулся:

— Папка с мамкой Иринеком нарекли, поп, когда крестил, Тимошкой, а вот Егор Ермашкой назвал. Теперь все меня им кличут да еще иногда Сибдиеком, так у нас в сказке охотника звали, но мне больше Ермашка нравится. Ермак Тимофеевич большим человеком был, даже нашего князя не боялся, а у него тумен[12] был больше тыщи воинов.

— Так он тебя что ж, в честь Ермака Ермашкой зовет? — удивился Алексей.

— Ага, — кивнул головой охотник. — Егор говорит: