Везучий Борька - Александр Гиневский

— Кто его знает…

— Неужели не знаете?

— Нет, не знаю. Как говорится по-музейному, «работа неизвестного мастера». Да и какая разница — чьих рук… Главное-то другое. Главное: выйдет человек на эту полянку и удивится. Хоть взрослый, хоть ребёнок. На то, видать, и сделано. Чтобы какое иное сердце порадовалось. А кто сделал — бог с ним, не важно. И вообще — дело десятое…

— Странно вы рассуждаете. И вам не интересно знать, чья это работа? Чья душа след оставила?

— Хотела оставить… — усмехнулся Пётр Васильевич и больше ничего не сказал.

…Уже и снег стал синеватым и солнце садилось совсем близко над лесом, когда мы вышли от Петра Васильевича на станцию.

У переезда остановились. Потому что по железной дороге шёл товарный поезд.

Мы стояли возле стрелочницы с жёлтым флажком в руке и ждали, пока пройдёт состав. Поезд прошёл, и папа спросил стрелочницу:

— Простите, здесь неподалёку в лесу мы видели сказочные деревянные фигуры. Может быть, вы случайно знаете, кто их сделал?

Стрелочница улыбнулась:

— Вон оно что. Как же не знать, знаю. Это всё Пётр Васильевич. Чередниченко. Живёт у нас такой в посёлке. Тут многие спрашивают, не вы первые.

— Пётр Васильевич?!

Мы с Борькой переглянулись.

— Ну да. Он самый. Другой раз на утренней зорьке слышно: тук-тук, тук-тук — топорик стучит в лесу. Ясное дело — Васильич своих кикимор чешет. Он думает, что про то никто в посёлке не ведает. А у нас всё знают. Иной с шуткой так подойдёт к нему, спросит: «Васильич, откуда в нашем лесу чудища всякие взялись?» А он: «Сами развелись», — буркнет сердито и в сторону. Вот ведь какой. Характер. А в прошлом годе Митька Волынин, шофёр с автобазы, сделал такую железную бирку. Красивую бирку, с надписью. Мол, работа Петра Васильевича Чередниченко. И приколотил её к голове. Может, видели? Большая такая, шлем ещё на ней. Пень высокий когда-то был.

— Видели.

— Ну вот. Васильич сорвал ту бирку. Сильно осерчал. Говорят, потом долго ругался дома. Видать, не понравилось, что бирка…

— Да-а… — задумчиво сказал папа.

— Вам-то куда? В город? — спросила стрелочница.

— Теперь в город.

— Ну ступайте. Скоро ваша электричка.

Народу в поезде было мало. Тепло, тихо.

— Ехать нам ещё порядком, можете подремать, — сказал папа.

Но дремать нам не хотелось.

Мы с Борькой продышали по дырочке и стали смотреть в окно. Там, правда, почти ничего уже не было видно. Только снег и тёмный лес.

Я вспомнил ту лесную полянку. Как мы с Борькой сидели на коне. Вместе с витязем. Борька — спереди, я — сзади. А Пётр Васильевич смеялся и подзадоривал нас: «Смелее, богатыри! Крепче держитесь! Не ровен час, сдует вас с боевого коня!»

Но мы держались.

— И ведь всё это он… своими руками сделал, — сказал Борька.

— Да-а… Денёк выдался… — сказал папа.

Он тоже долго смотрел в мёрзлое окно, потом хлопнул себя по колену:

— Ну-ка, Борька. Доставай свой термос. Налей-ка нам всем по кружечке…

Однажды у молочной бочки

Очередь у бочки с молоком большая. До меня не скоро дойдёт. Ну и пускай не скоро. Я пока кой о чём подумаю. А-а!.. Вот о чём. В один прекрасный день у нас на кухне появляется третий кран. Два, конечно, водопроводные, а этот третий — для молока. Такой большой красивый кран белого цвета! Мне даже руке прохладно стало, будто я дотронулся до его ручки. Повернул такую ручку, набрал кастрюлю — и ставь на плиту. Смотри только, чтобы не убежало. Красота! Никаких тебе хождений с бидоном по всяким бочкам. Никаких тебе стояний в очереди. Да-а… Здорово! Чего там! Стоп… А если у кого-нибудь в доме труба молочная лопнет?.. И зальёт соседей! И ведь не водой, а молоком. Нет, так не годится. И я попробовал быстренько забыть про эту трубу. Но она всё лезла и лезла мне в голову. Такая длинная-длинная. Никак её было не выкинуть. Ещё бы! Ведь если такая лопнет, то это же целое море молока погибнет!..

— Мальчик, двигайся! Видишь, очередь подвигается.

— Мечтать будешь дома.

— А я и так подвигаюсь, — говорю, а сам про себя думаю: «Значит, вот почему в домах не ставят больших белых кранов? Да, жаль…»

Мне на глаза попались собаки, и я стал думать про них. «Ну ладно, мы — люди, — думаю, — мы постоять можем, а вот собак жаль. Вот они: эрдели, овчарки, пудели, таксы, доги. Лежат в очереди. Кто на поводке, кто — без. Ждут, когда их хозяевам молока нальют. Им бы в зубах палки носить, мячики или ещё что-нибудь дельное. Им бы сейчас бегать, прыгать по программе дрессировки. Ведь куда интереснее, чем друг другу от скуки длинные языки показывать. Так что если бы в домах были большие белые краны, собаки людям только спасибо сказали…»

Я прямо расстроился из-за этих собак. Так расстроился, что не заметил, как дождь начался.

— Мальчик! Ну что ты стоишь, помоги!

Смотрю: девчонка впереди. Откуда только взялась? Без очереди, что ли? Они ведь, девчонки, такие. Только на вид тихие. Вот и эта. Неизвестно как впереди меня очутилась, и ещё ей «помоги». У девчонки в руках зонтик. Возится она с ним. Тужится и так, пыжится и сяк, а зонтик не раскрывается.

— Ну, мальчик! Что же ты?!

— Я ничего, — говорю. — Я тебя даже пальцем не тронул, а ты пищишь…

— Помоги мне зонтик раскрыть!

И суёт мне его в руки.

Кругом народ, собаки. Все на нас смотрят. Один хозяин овчарки без намордника мне говорит:

— Помоги, помоги. Ты же мужчина.

И собака его посмотрела на меня с презрением. Мол, эх ты-ы… И отвернулась.

Некуда деваться. Взял зонтик. Он у меня в руках сразу раскрылся. Только никак не защёлкивался на рычажок. «Ну вот, — подумал я, — с этой спешкой зонтик сломал. Ну и пусть! Так ей и надо. Будет знать, как с зонтиками к незнакомым лезть». Только девчонки же глупые. Вот и эта. Даже не заметила, что я ей зонтик сломал.

— Держи мой бидон, — говорит, — а я буду зонтик держать. Ну куда ты пятишься?

— Больно нужно, — говорю. — Я и под дождём постою, не сахарный. И дождь тёплый.

— Какой ты прямо!.. — говорит, а сама всё старается у меня над головой свой зонтик взгромоздить. Хоть из очереди убегай. Да ведь столько простоял. И мама молоко ждёт. Ладно, стою.

Дошла до нас очередь. Налили нам молока. Ей два литра и мне два литра. Отошли мы с бидонами в сторону, она и говорит:

— Я тебя знаю. Ты часто за молоком ходишь.

— Ну и знай себе!

— Ты вон в том доме живёшь. А я — вот в том. Так что ты проводи меня. Пожалуйста. Ведь дождь идёт…

— Чего, чего-о?! — говорю. — Проводить?! Вот спятила! Да ты что, старушка какая-нибудь?! Или ребёночек заблудившийся?! Сама дотопаешь! Провожать её ещё! Больше делать мне нечего…

— Ну что ты прямо… Разворчался, разворчался. Как старый дед. Видишь, зонтик какой? Его же одной рукой не удержишь. А как я бидон понесу?

Заметила, значит, что я её зонтик сломал. И вот ведь какая вредная: молчит про это. «Эх, Вовка, — говорю себе мертвецким голосом, — влип ты, как муха в варенье. Зонтик поломал? Поломал. Теперь от этой девчонки просто так не отвертишься. Теперь ты к ней в плен попал. С руками и ногами. Живой, невредимый. Вот погоди, она тебе, невредимому, через минуточку напомнит… Про зонтик…»

— Ладно, — говорю злым голосом. — Давай сюда свой бидон. И быстрей! Дома у меня дел выше головы.

Пошли мы. Вернее, я пошёл, а она побежала. Семенит сбоку, зонтик свой держит. Всё старается, чтобы на нас обоих не капало. Говорит:

— Мне простуживаться нельзя, понимаешь?

— И мне нельзя, — говорю.

— Тебе можно, а мне нельзя.

— Тоже мне, принцесса на горошине… Ей нельзя, а другим можно. Это почему же?

— Я недавно воспаление лёгких перенесла.

— И я перенёс.

— Ты?!

— Угу.

— И ты в больнице лежал?

— Вот ещё, в больницах лежать! Я на ногах перенёс.

Она вдруг остановилась и посмотрела на меня. Строго так посмотрела.

А глаза у неё почему-то смеялись. В них вспыхивали и гасли весёлые искорки. Я даже засмотрелся, потому что было совсем не понятно, откуда эти искорки появлялись и куда исчезали. И вообще, удивительно, что у человека в глазах могут быть искорки.

— Вот врунишка! Я так и знала, что ты неправду сказал.

Тут я чуть бидон её об асфальт не трахнул.

— Чего-о?! — говорю. — Знала?! Ну и топай себе со своими знаниями!

Сразу прекратился дурацкий разговор.

Дошли мы до её дома.

— Спасибо тебе, — говорит.

— За то, что зонтик твой поломал?..

— А он и был сломан, — отвечает спокойненько.

— Бы-ыл?! Ну тогда дуй давай. И на дороге мне больше не попадайся! Понятно?!

Наконец-то я вздохнул. Кончился мой плен. Ведь я шёл, и всю дорогу мне мерещились Борька, Вадик или Толька. Как они выходят из-за угла. Мне навстречу. А я с двумя бидонами… Под зелёным зонтиком с цветочками… И эта девчонка… Путается под ногами… Да такое во сне увидеть — волосы дыбом встанут!