Последняя империя. Книга вторая - Евгений Сартинов

Генерал потупился.

– Ты хочешь сказать что сделаешь из меня козла отпущения? – спросил он.

– Это зависит не от меня. Наверняка полетят головы в местном ФСБ. Но и ты хорош! Ты обязан проводить регулярные учения с населением и рабочими на случай подобных катастроф на всех вредных предприятиях региона. Сколько их было за последние два года? Я тебе точно скажу – ни одного.

– Андрей, прикрой меня! – взмолился Юшков. – Давай свалим все на фээсбэшников. Это ведь они прошляпили диверсию.

– Я не знаю как самому удастся ли усидеть на месте. Будем ждать Сизова.

Диктатор прибыл на комбинат уже когда рассвело. Выйдя из машины он первым делом почувствовал слабый, но стойкий запах хлора.

– До сих пор пахнет? – спросил он сопровождающих.

– Да, есть немного.

Эстакада, загораживающая дорогу на комбинат, была уже разрезана автогеном на части и растащена по сторонам. Навстречу Сизову шли и шли солдаты с носилками, на которых лежали трупы. Сизов глянул на лицо одного, другого. Все они отливали синевой, выпученные глаза и раскрытые рты жутко перекосили лица. Диктатор отвернулся, и пошел назад, прочь с территории химического могильника.

– Сколько? – спросил он у семенившего за ним медведеподобного Юшкова.

– Уже триста сорок.

Метров через сто их обоих догнал отставший было Моргунов.

– Только что звонили в редакцию местной газеты, – сказал он. – Ответственность за взрыв взяла на себя некая организация "Священный газават".

– Я и не сомневался что это дело рук исламистов, но то что они впервые взяли на себя ответственность, это любопытно. Значит чувствуют собственную безнаказанность.

Сизов даже не покосился в сторону начальника губернского отделения ФСБ, но тот уже почувствовал как с его погон одна за одной слетают генеральские звезды.

После завода Сизов поехал в ближайший госпиталь. Все палаты и коридор были забиты кашляющими, стонущими от боли пациентами. Большинство из них прижимали к глазам влажные тряпки. Хлор прежде всего выжигал слизистую оболочку глаз.

– У нас все забито под завязку, так же переполнены все больницы, – пояснил главврач. – Сейчас разворачиваем лазареты в школах.

– Сколько всего пострадавших?

– Более тридцати тысяч. Две тысячи очень серьезно, треть из них просто не выживет, остальные останутся инвалидами.

Сизов мерно кивнул головой и пошел к выходу.

– Нужны медикаменты, – торопливо говорил семенящий за ним главврач. – Не хватает медперсонала.

– Привлеките учащихся медучилищ и институтов. А относительно медикаментов отдайте заявку Моргунову. Постарается достать все что надо.

Через неделю последовал налет террористов на перекачивающую станцию газопровода Уренгой-Германия. Чтобы восстановить ее понадобились неделя времени, большие материальные затраты и героические усилия газовиков. Произошли терракты и на двух нефтепроводах в Тюмени, попытка взорвать скорый поезд, по счастью мина была обнаружена обходчиком и поезд удалось остановить. Лишь через месяц удалось нащупать широко разветвленную сеть террористов, большинство из них были приезжими чеченцами и местными из татар и башкир. При задержании все они яростно отстреливались, пытались взять заложников, но методика борьбы с террористами российских спецслужб давно отметали все сантименты, так что большая часть боевиков "Священного газавата" погибла, и лишь небольшая часть попала на скамью подсудимых.

Ни Моргунову, ни Юшкову, ни тем более генералу ФСБ не удалось уйти от ответственности. Всех их понизили в звании и отправили в запас.

ЭПИЗОД 24

Прошло уже два года, но Анвар эд-Дин так и не смог привыкнуть к тому, что при входе на аэродром рядом с огромным портретом вождя и отца нации появился точно таких же размеров портрет с изображением моложавого человека с длинным лицом и брезгливо оттопыренной нижней губой. После смерти Саддама Хусейна именно этот человек стал новым отцом нации, но Анвар слишком хорошо знал его, чтобы восхищаться и преклоняться перед ним, как перед его отцом. Ведь недаром говорят что нет пророка в своем отечестве. На лбу полковника иракских ВВС до сих пор виднелся беловатый шрам, уходящий под густую черноту волос, плод их совместного детства. Тридцать лет назад молодого Хасана отдали на воспитание в бедную арабскую семью кочевников, обычай идущий из глубины веков, доля, которой не миновал и сам пророк Мухаммед. Пять лет они, простые пастухи, прожили с молодым Саддамом, вместе делили и радости и тревоги, и этот шрам, полученный в драке Анваром был не единственной памятью о тех давних годах. В тот день молодому Хасану первый раз поручили зарезать ягненка. Это было просто, они сотни раз видели как это делал отец Анвара и его более старшие братья, но по какой-то своей дурной прихоти десятилетний Хасан сначала перерезал ягненку сухожилия задних ног. Тот жалобно блеял, и, волоча онемевшие ноги, ползал по кругу, а его палач смеялся и показывал пальцем на свою жертву. Анвару тогда было всего восемь, но он бросился с кулаками на рослого и более мощного Хасана. Эта драка кончилась тем, что нож сына Саддама рассек лоб сына пастуха. Взрослые так и не поняли причины ссоры детей, а те оба молчали, да и ягненок к этому времени уже лежал с перерезанным по всем правилам горлом. Со временем этот инцидент неожиданно стал трамплином для стремительной карьеры Анвара эд-Дина. Может сын Диктатора забыл про тот инцидент, может наоборот, в нем жило чувство вины за ту невольную кровь, но и Хасан и его отец явно благоволили к сыну пастуха. По желанию старшего Саддама в семнадцать лет Анвара отправили в Россию учиться на летчика, и теперь, спустя годы он был командиром элитной эскадрильи пилотов-акробатов "Соколы Саддама Хусейна", неизбежных участников всех массовых праздников иракского народа.

Машинально, думая о своем, Анвар отдавал честь всем проходящим мимо него офицерам, и лишь на пороге казармы своей эскадрильи отбросил все лишнее и переступил порог уже с выражением строгой важности на лице. При его появлении молодой лейтенант рявкнул команду: "Смирно" и отработанным до автоматизма голосом биологического робота отрапортовал положенные слова доклада.

– Вольно, – приказал Анвар, и лишь мельком взглянув на сидевших в холле не занятых в полетах офицерах прошел дальше, в раздевалку. Трое его напарников уже одевались в летные костюмы, и он жестом руки прервал их попытку стать по стойке смирно. Анвар прошел дальше, в комнату медицинского контроля. Врач с через чур длинным, висячим носом замерил его давление, измерил пульс, и, высоко подняв брови, сказал:

– Эфенди, у вас повышенное давление и неровный пульс. Может вы не будете сегодня летать?

– Ерунда, это все от волнения. Не каждый день у нас такие полеты.

– Конечно-конечно, как желаете.

В это время более молодые летчики обсуждали своего полковника.

– По моему он с каждым днем становится все более и более важным.

– Еще бы, молочный брат самого Хасана.

– Мне кажется что после того как полковник вернулся с хаджа он стал еще более высокомерным.

– Надо бы выкрасить его шлем в зеленый цвет <После хаджа мусульманин имел право носить зеленую чалму>.

– Вот ты это ему и предложи.

В это время полковник разговаривал с техниками, обслуживающими его самолет. Закончив короткий разговор он вернулся в казарму и так же начал переодеваться. Трое остальных летчиков дожидались его в предполетном холле, небольшой комнатке с мягкими креслами и цветными, пестрыми журналами на столике. Войдя в комнату Анвар покосился в сторону телевизора, где под бравурную музыку и захлебывающийся голос комментатора по экрану ползли колонны танков. Это была запись парада пятилетней давности, и полковник жестом приказал выключить телевизор.

– Полетное задание вы знаете, – сказал он. – Делаем все как на последней тренировке, заход со стороны города и расходимся в тюльпан. Все понятно?

– Так точно! – дружно рявкнули летчики.

После этого в любой западноевропейской армии инструктаж должен бы был быть окончен, но отнюдь не в мусульманской стране. Произошел ритуал, незыблемый для истинных правоверных. Все четверо опустились на молельные коврики и обернувшись лицом в сторону невидимой Мекки начали бормотать слова молитвы. Каждый сосредоточился на своем, но перед глазами полковника снова появился человек с длинной седой бородой и полуприкрытыми глазами слепца. Тогда, именно в Мекке, во время хаджа, этот святой старик открыл ему, зрячему, глаза на истинные ценности ислама, на цену жизни и смерти одного человека.

– По машинам, времени в обрез, – сказал Анвар, первым поднимаясь с колен.

Через пятнадцать минут все четыре истребителя выехав со своих капониров начали медленно съезжаться на рулежке. Это были абсолютно одинаковые МиГ-29, изысканно элегантные в своих стремительных очертаниях. Все было как обычно, только капитан Абдула пристраиваясь к своему ведомому более пристально всмотрелся в самолет полковника и несколько удивился. На внешней подвеске, под крыльями самолета висели управляемые ракетные снаряды. Но раздумывать над этим было некогда, в наушниках прозвучала команда Анвара.