Убить Батыя! - Наталья Павлищева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я никак не могла заставить себя отправиться к месту, где стоял наш терем. Уже понятно, что никакой Лушки здесь быть не могло, да и место захоронения отца я тоже не найду, слишком все перетоптано и развалено…
– Настя, смотри, – рука Вятича показывала на небольшой шест, наполовину занесенный снегом, на конце которого болтался кусок голубой ткани. Сердце екнуло – именно там был когда-то наш двор!
Увязая в снегу по пояс, мы бросились к шесту. Но это был просто шест, ткань уже выцвела, видно, ее прикрепили не вчера… И все же сердце чуяло, что это не все. Я принялась разбрасывать снег вокруг.
Так и есть – у самого шеста в снегу лежал какой-то сверток. Осторожно развернув, я обнаружила в нем… большой кусок бересты с нацарапанными буквами. Неровные ряды значков с трудом различимы, но разобрать все равно можно.
Лушка! Моя сестрица была здесь и оставила послание! С ошибками (иногда совсем непонятно, что написано), коряво, но Лушка сообщала, что они выжили и отправились в Новгород!
Мои руки дрожали, и ноги тоже. Вятич рассмеялся:
– Присядь.
– Прочитай, я не могу…
Сотник кивнул, забирая у меня из рук бересту.
– Им удалось уйти не всем, одна из лодок с княгиней Ириной пристала к берегу, и ее перехватили татары… Притащили в Козельск и перерезали на погребальном костре для своих воинов. Это увидела Полинка, которой помог спрятаться какой-то маленький человечек. Непонятно, Настя, Лушка пишет о маленьком, чуть выше колена человечке, который перерезал Полинке путы и спрятал. Они видели казнь русских женщин и двух детей. Ваське горло перерезали…
Я схватилась за свое горло, вот они, утверждения летописи: последние козляне были перебиты, а маленький князь захлебнулся собственной кровью!
– Полинка жила в землянке у маленького человечка и глухонемого Терентия, пока не пришли Анея с Андреем. Полину забирали с собой, а маленький человечек не захотел, остался с Терентием. Лушка надеялась, что выжил еще кто-то, но зря, никого в округе не осталось… Если мы живы, то просит найти ее в Новгороде или хотя бы подать весточку, они там у родни Андрея. Лушка вышла за него замуж и даже уже понесла, весной родит… Настя, тебе не жаль, что твой жених женился на другой?
Я фыркнула:
– Глупости! Они с Лушкой друг дружку любили, почему бы не пожениться? И Анея не против. Интересно, Анея с ними?
– Здесь ничего нет, но думаю, да. Если бы с теткой что-то, Лушка бы написала…
– Что за маленький человек?
– Не знаю, в окрестностях Козельска таких не было…
– Наверное, в землянке живет Терентий, он же не слышит и голоса подать тоже не может. Надо вернуться, посмотреть…
Оглядев все вокруг и убедившись, что никаких знаков больше нет, а уж выживших тем более, мы вернулись (на сей раз все вместе) в Дешовку. У землянки стоял Терентий. Узнав Вятича, немой приветственно замахал руками.
Он что-то пытался объяснить сотнику, показывал, то угрожающе, то слезливо мычал, а потом просто заплакал, уткнувшись Вятичу в плечо. Терентий плакал злыми мужскими слезами, а сотник гладил его, как малое дитя, по спутанным волосам, тихо уговаривая:
– Ну-ну…
Я тоже разревелась, нисколько не заботясь, что плачу перед своими дружинниками. Но и они разбрелись кто куда, старательно разглядывая сугробы вокруг и что-то стряхивая с лиц.
Немного придя в себя, немой замычал, грозя кулаком в ту сторону, куда ушли ордынцы. Эх, милый, видел бы ты всю Русь, растерзанную, сожженную, утопленную в крови… Козельск только ее частичка.
Вятич попытался спросить Терентия о маленьком человеке, показывая на уровень своего колена. Тот, видно, понял, на его свист (это единственное, что Терентий умел делать хорошо голосом) из землянки, откинув полог, вынырнул… лилипут! Он был действительно чуть выше колена.
Почему-то кроху привлекла в первую очередь я. Он просто метнулся ближе и затарахтел, размахивая руками. Я замотала головой:
– Не понимаю…
Лилипут крякнул с досадой, закусил губу, видно, пытаясь что-то придумать. Привлеченные разговором, подошли дружинники, с изумлением уставились на человечка, такого никто не видывал. Тот крутнулся и попытался объяснить мне что-то, но уже медленней, четко произнося слова и глядя прямо в глаза, словно так я могла понять его язык.
Я не поняла, зато понял один из дружинников:
– Настя, он говорит, что ты должна опасаться Батыя.
Человечек уяснил, что дружинник понял, и стал объяснять уже ему.
– Он говорит, что Батый будет преследовать того, на ком голубой плащ, Насть, какого-то эмира Урмана.
– Это они так нашего князя Романа Ингваревича зовут. Откуда он знает, что плащ у меня?
Я не носила плащ все время, тот лежал свернутый в седельной сумке, будет бой – надену.
Услышав вопрос, человечек рассмеялся, что-то объяснил Радиму, с которым разговаривал, показывая на Вятича. Дружинник чуть смутился.
– Он говорит, что тоже колдун, как наш Вятич, и все про тебя знает, и про Батыя тоже.
Теперь вперед уже выступил Вятич. Клянусь, но дальше они разговаривали… глазами. Рослый Вятич присел на корточки, чтобы находиться на одном уровне с человечком. Вокруг замерли все, стало совсем тихо, только Терентий с удивлением переводил взгляд с одного на другого. Я приложила палец к губам, показывая немому, чтобы не мычал. Тот кивнул.
Когда беззвучная беседа закончилась, Вятич даже головой покачал и хмыкнул:
– Н-да…
– Что?
– А результат в Козельске оказался лучше, чем мы думали.
– Чем?
– Батый убил Субедея и поругался с царевичами! Недаром джихангир назвал Козельск «Злым городом», было за что.
– А что еще?
– Много всего, сразу не расскажешь. Мне еще с ним поговорить нужно, но не сейчас. Он истощен и устал.
И все же Вятич снова присел, глазами объясняя что-то малышу. Тот помотал головой, потом пожал плечами, потом… повернулся к Терентию и принялся активно размахивать руками. Видно, немой понимал этот язык, он замычал в ответ, замотал головой, словно отказываясь…
– Чего ты ему сказал?
– Предложил ехать с нами. Как же они тут вдвоем – немой и чужой?
Но два упрямца категорически отказывались. Пришлось нам… ставить им избу. Сделали это, выбрав за основу самую крепкую из оставшихся печей. Когда погибают города и веси, на месте домов всегда остаются печи. Это не были обычные печные трубы, но печь, топившаяся по-черному, нашлась.
С самого утра до позднего вечера парни рубили лес, таскали его к стройке, обтесывали и возводили стены. Конечно, избушка получалась маленькой, но к чему двоим калекам большая? И топить маленькую легче.
Я шкурила лесины, варила еду, пыталась хоть как-то зашить рвань, которая была у необычных приятелей. Маленький человечек ходил вокруг и что-то ласково приговаривал. Если честно, то сначала было немного не по себе, но Вятич быстро объяснил, что он плохого мне не желает.