Записки безумной оптимистки. Три года спустя: Автобиография - Дарья Донцова

– Но как ей не стыдно сидеть в таком виде на улице! – продолжала негодовать я.

– Лицо же прикрыто, – пожала плечами Сухилья, – вот его открыть при посторонних ужасно, а то, что мы видим сейчас, – ерунда! В туалет ходят все.

– Значит, обнажить «нижний этаж» прилюдно можно, а лицо нет?

Сухилья кивнула, и мы пошли дальше. С той минуты в моей душе поселилась твердая уверенность: я никогда не стану своей в Сирии.

С Алеппо связано у меня еще одно воспоминание. Один из советских журналистов повел меня к известной на всем Ближнем Востоке гадалке.

– Пошли, – уговаривал он, – говорят, она всем такое сообщает!

Знание будущего меня не привлекало, я совершенно не верила колдунам, ведьмам и раскинутым картам. Выросла я среди атеистов. Икона, маленькая, имелась только у Фаси, бабушка каждый вечер молилась. Я же, сначала пионерка, а потом комсомолка, страшно возмущалась и советовала ей:

– Немедленно перестань! Вот, почитай Дарвина, все люди произошли от обезьяны!

Бабушка сначала молчала, ей явно не хотелось вступать в бесполезный спор с радикально настроенной внучкой, но потом она не выдержала и ответила:

– Знаешь, детка, все же приятнее думать о том, что человека создал господь. Обезьяны в качестве предков не слишком мне нравятся.

Но никаких религиозных знаний мне в голову бабушка не вкладывала, поэтому я выросла абсолютно незнакомой с церковью. Единственное, что я знала, – Пасху. На этот праздник бабушка всегда пекла удивительно вкусные куличи.

Поэтому идея похода к гадалке меня не прельщала, но журналист буквально силком отволок меня к ее домику.

Внутрь вела ужасно низкая и узкая дверь. Я вползла в помещение почти на коленях и увидела тетку, абсолютно седую, без всякого головного убора и чадры, восседавшую возле огромной грязной кастрюли. Моего арабского не хватало для полноценного разговора, но журналист спокойно изъяснялся на сирийском диалекте. Он начал что-то втолковывать женщине, та отпихнула его, схватила меня за руку и подтянула к котелку.

– Эта ведьма отказывается иметь со мной дело, – протянул спутник, – а тебе станет гадать.

– Ну-ка погляди в воду, – велела ведунья. – Что там видишь?

Я обозрела мутную жидкость, на поверхности которой колыхались щепки, и ответила:

– Ничего.

– Правильно, тебе не дано, а я вот вижу: у тебя родится дочь.

Я подавила смешок. Да уж, славная гадалка. У меня к тому времени развалился и второй брак, замужней женщиной я считалась только на бумаге. У меня был сын Аркашка, алименты я не получала. Замуж еще раз я не собиралась выходить. Решила, что двух попыток с меня хватит. Значит, зверь по имени Груня Васильева в неволе не живет. Родить девочку в такой ситуации было куда как кстати!

Очевидно, на моем лице отразилось недоумение, потому что гадалка хмыкнула и продолжала:

– Всего у тебя будет трое детей, но родишь ты еще только девочку.

Я развеселилась окончательно, ну и цирк. Значит, Аркашка у меня есть, девочка родится, а третий-то откуда? Сам, что ли, придет и в дверь постучит?

– В сорок пять лет ты очень тяжело заболеешь, – как ни в чем не бывало продолжала ведунья, – все вокруг станут говорить о твоей неминуемой смерти, но никому не верь. Жизни тебе до 104 лет, а потом…

Тут она запнулась, помолчала немного и слегка растерянно добавила:

– Не пойму никак, похоже, ты вовсе не умрешь!

Вот здесь уж я не сумела сдержаться и начала хохотать.

Гадалка зыркнула на меня карими глазами и продолжила:

– Во второй половине жизни, после пятидесяти, станешь обеспеченной женщиной, материальное благополучие придет к тебе от правой руки и не покинет до могилы.

– Наверное, выйду замуж за члена ЦК, – захихикала я.

– Вовсе нет, – терпеливо поправила колдунья, – мужчины не принесут тебе денег, хотя мужа найдешь и станешь счастливой. Вообще-то я первый раз встречаю такого удивительно везучего человека, впереди тебя ждут бедность, болезнь, отчаяние, но потом, после пятидесяти лет, сплошное счастье.

Я очень заинтересовалась прогнозом. Правда, цифра 50 показалась мне ужасной. Мне тогда едва исполнилось двадцать два года. Но ведь приятно, когда тебе обещают полное счастье впереди.

– И чем же я стану заниматься?

Гадалка сделала странное движение рукой и пожала плечами:

– Не понимаю, не спрашивай! Что-то такое…

На этом гадание закончилось. Журналист, который старательно переводил наш диалог, принялся приставать к ведьме.

– Давай! – забубнил он. – Погадай мне!

Женщина покачала головой. Приятель пытался и так и этак уговорить ее. В конце концов он бросил на столик сто долларов, большую сумму для Сирии. Гадалка усмехнулась, спрятала купюру, потом вымолвила несколько фраз и плюнула в воду. Журналист переменился в лице и молча вышел из домика, я бросилась за ним.

– Что она тебе сказала?

Приятель мрачно ответил:

– Перевожу дословно: «Не хотела твое будущее трогать, сам напросился. Тебе жизни пятьдесят два года».

Я уставилась на него и заморгала. Мой знакомый как раз недавно справлял день рождения – сорок девять лет.

Молчание затянулось, потом из меня полились слова утешения:

– Господи, наплюй, она дура! Нет, слышал, чего она мне наобещала? С ума сошла!

– Действительно, – повеселел журналист, – глупости!

Через три года, я уже жила в Москве, мне позвонил Леня Райзман и сказал:

– Слышала? С. привезли из Афгана в цинковом гробу! Какая-то таинственная желудочно-кишечная инфекция, наши врачи не умеют такую лечить!

Я не удивилась. Тот журналист был очень беспечен. Он абсолютно спокойно пил местную воду, наливал кружку прямо из-под крана и отмахивался от окружающих, предупреждавших:

– Послушай, ведь это опасно, лучше купи бутылку минералки.

Еще мой приятель мог отправиться на рынок, купить там у уличного торговца «шиш-кебаб», сделанный грязными руками из непонятного мяса, и тут же слопать его. Думается, он и в Афганистане не изменил своим привычкам, поэтому я понимала, что желудочно-кишечная инфекция была в его случае неминуемой. Ужасно, конечно, умереть в пятьдесят два года, но этому факту имелось вполне здравое объяснение. И я посчитала все произошедшее простым совпадением.

Потом, в 1986 году, у меня появилась дочь. Звонок прозвенел во второй раз, и снова я прогнала прочь привидевшуюся гадалку. Ну подумайте сами, выбор-то у нее был всего из двух «наименований» – мальчик или девочка. Снова совпадение.

Едва успев справить сорок пятый день рождения, я услышала очень неприятный диагноз от лечащего врача – рак. Доктор упорно отводил глаза, что-то бормотал о тяжелой стадии… Звонок прозвенел в третий раз, и я решительно сказала хирургу: