Комендантский час - Эдуард Хруцкий

— На дело он меня звал.

— Куда?

— Куда — не сказал. Только, говорит, Резаный верное дело предлагает. Взять продовольственный магазин, мол, за продукты надежные люди большие деньги дадут.

— Какой магазин и кто эти люди?

— Не говорил он, сам не знает. Резаный должен им вечером сообщить.

— Где?

— Поругался я с ним, он так и ушел.

— Как поругался, из-за чего?

— Да за старое.

— Эх, Миша, Миша! Так ты, брат, ничего и не узнал.

— Он еще говорит, будто Резаный у какого-то человека прячется.

— Мы это знаем, только кто этот человек?

— Больше ничего я не узнал, — сказал смущенно Мишка, — не получается у меня... Но вы не подумайте, я стараться буду.

— Вот это уже хорошо. Помни, что для них ты должен остаться прежним Мишкой Костровым, точно таким. Ты, надеюсь, не отказался пойти с ним?

— Я согласился, только поругались потом. Но это наши старые дела. Я ему кое-что припомнил.

— Что, если не секрет?

— Обманул он меня лет шесть назад. Я ему вещи передал...

— Старая история, кое-кто у кое-кого дубинку украл.

— Вроде этого.

— Ты теперь иди, Миша. Один иди. Нас вместе видеть не должны. Сиди дома и жди. А за магазин спасибо, это для нас очень важно. Ведь они не зря хотят обокрасть именно магазин. Завтра люди туда придут, а продуктов нет. Исчезли продукты. Вот кое-кто и пустит слух, что в Москве голод начался. Иди, Миша, и жди.

В коридоре управления Данилова догнал оперуполномоченный Рогов.

— Плохо дело, товарищ Данилов, упустили мы того человека.

— То есть как упустили?

— Он вышел от Кострова, ребята пошли за ним, а на Курбатовской площади он ушел проходным двором.

— Неужели он заметил наблюдение?

— Нет, он спокойно шел, это парень наш сплоховал. Мать его встретила, ну и задержала на несколько минут.

— Да, — сказал Данилов, — хороший денек. Прямо как на заказ. Ну что теперь делать будем? Ваши люди с родственниками беседуют, а наблюдаемый уходит, и мы знаем, что сегодня ночью готовится преступление, а где — не знаем.

— Он же не нарочно.

— Если бы я этого не знал, я бы с тобой не здесь разговаривал.

Данилов пошел к себе и позвонил дежурному, распорядился дать телефонограмму по всем отделениям, чтобы усилили этой ночью наблюдение за магазинами. Кроме того, он решил сам проинструктировать сотрудников, уходящих на ночное патрулирование.

Развод старших нарядов начинался в двадцать три часа. Сегодня от МУРа выделялось пятнадцать сотрудников. Каждому из них придавались два милиционера из опердивизиона.

Данилов спустился в дежурку.

— Товарищи, — он оглядел собравшихся, — вы знаете, что моя группа разыскивает опасного преступника. Мы располагаем данными, что сегодня ночью должны ограбить один из гастрономических магазинов. По всей вероятности, это будет крупный магазин. Видимо, преступники повезут продукты на машине. Прошу вас особенно внимательно проверять автомобили и груз. Помните, что необходимо быть предельно осторожными: дело придется иметь с очень опасными людьми. Ясно, товарищи?

Последнее он мог бы и не спрашивать. Патрулировать уходили опытные и отважные люди, много сделавшие для поддержания порядка в ночной столице.

Данилов подошел к Полесову. Сегодня Степан шел старшим патруля.

— Ты смотри, Степа, сам знаешь, какое дело. А вдруг, на наше дурацкое счастье, Резаный будет действовать в твоем районе. Ты где, кстати?

— Бронная, Патриаршие пруды.

— Смотри, Степан. — Данилов крепко пожал ему руку.

Полесов

Они шли по темному бульвару к Пушкинской площади — Степан и два милиционера с винтовками СВТ. Вечер был прохладный, собирался дождь, и Степан пожалел, что не взял плаща. Город лежал перед ним пустынный и глухой. Ни людей, ни машин. Когда Степан узнал, что его назначили в патруль, он даже обрадовался. Последние дни он изучал архивные дела Широкова. Отрабатывал все его московские связи. За это время Степану пришлось встретиться с самыми различными людьми. У Резаного связи оказались обширными и неожиданными: старухи из «бывших», которые прятали от ВЧК милого «инженера с Севера». И хотя линии эти были случайны и запутаны, Степан нашел интересную нить, которая вела в подмосковное село Никольское. Именно эта версия казалась Полесову наиболее правильной и точной. Но сейчас не время было думать о Никольском. Совсем другая работа этой ночью, значит, и заботы другие.

У трамвайной остановки рядом с Радиокомитетом они остановили двух работников радио, проверили пропуска и отпустили с миром. На Пушкинской им повстречался инженер, торопящийся на завод. У него ночной пропуск тоже был в полном порядке.

Патруль пересек площадь и пошел по Большой Бронной. На углу Сытинского они буквально столкнулись с каким-то человеком в светло-сером костюме.

— Стой, — скомандовал Степан, — пропуск!

— Нет его у меня, ребята, — ответил необыкновенно знакомый голос, — паспорт есть, удостоверение. А пропуска нет.

Степан на секунду зажег карманный фонарик.

— Ваня Курский, — сказал за его спиной милиционер.

Полесов и сам теперь узнал известного всей стране киноартиста.

— Товарищ Алейников, как же так, без пропуска же нельзя.

— Виноват, ребята. Друга на фронт провожал. Вот и засиделись.

— Там бы и остались ночевать.

— Нельзя, мать больная дома.

— Что же делать? — огорчился Полесов. — Ну, мы вас отпустим, другие заберут.

Внезапно послышался шум мотора. Со стороны Никитских ворот ехала легковушка.

Степан вскочил на мостовую и поднял руку.

— В чем дело? — из остановившейся машины вылез военный. — Машина редакции «Красная звезда». Вам пропуск?

— Да нет, товарищ корреспондент, вы помогите до дому человеку добраться, артисту Алейникову.

— Где он?

Артист долго жал Степану руку.

В два часа ночи патруль остановился перекурить на углу сквера, на Патриарших прудах. Пока все было тихо. Они задержали троих без ночных пропусков, передали их постовым.

От прудов тянуло сыростью, и Степан опять пожалел, что не надел плащ.

— Товарищ Полесов, — сказал один из милиционеров, — может, посидим немного, а то ноги гудят от усталости. Мы же в патруль прямо с дежурства попали.

— Давайте еще раз пройдемся вокруг и тогда отдохнем. — Степан погасил папиросу.

Шум мотора он услышал внезапно, потом сквозь него прорвалась трель милицейского свистка. Из переулка вылетела полуторка. На повороте ее занесло, из кузова посыпались какие-то ящики.

Степан выхватил наган и бросился на проезжую часть.

— Стой! — крикнул он. — Стрелять буду!

Машина, не останавливаясь, мчалась прямо на него.

Степан поднял наган, дважды выстрелил и отскочил к тротуару. Его обдало жаром и бензиновой вонью. Машина пролетела в нескольких сантиметрах.

— Стой! — это кричал милиционер.

Резко ударили винтовочные выстрелы. Полуторку занесло, и она врезалась в металлическую ограду сквера. Двое выпрыгнули из машины. Один из кабины, другой из кузова.

— Стой!

Двое уходили в разные стороны, отстреливаясь из наганов.

Степан бежал за одним, считая на ходу выстрелы. Вот неизвестный остановился у арки ворот. Поднял наган. Две пули выбили искры из булыжной мостовой.

У него оставался один патрон. Ну, от силы, два. Степан бросился в черный провал арки. Человек бежал, пересекая двор по диагонали. Вот он снова повернулся и снова выстрелил. Теперь не дать ему перезарядить револьвер. Степан бросился на неизвестного. Нож он увидел в последнюю секунду. Увернулся и сильно с ходу ударил в челюсть.

— Товарищ начальник, — к ним, тяжело стуча сапогами, бежал милиционер. — Вы живы?

— Порядок. Помоги поднять. Как у вас?

— Шофер полуторки убит, второй бандит напарника моего ранил и скрылся.

Данилов

— Так, где задержанный? — спросил Иван Александрович. — Этот? Значит, фамилию не называет. Что ж ты так, Лебедев? Правда, тебя узнать трудно, челюсть распухла, но мы же с тобой друзья старые!

— Взяли, суки. Только я вам ничего не скажу.

— Где Резаный? — спросил Данилов. — Молчишь. Помни, Мышь, тебя взяли с поличным — раз, магазин ограбил — два, в работников милиции стрелял — три. Для трибунала хватит. Как раз для вышки. Так что можешь не говорить.

Иван Александрович увидел, как мелко задрожали лежащие на коленях руки Лебедева.

— Оформляйте задержание и — в трибунал, — повернулся Данилов к Полесову.

— Стой, начальник! — вскочил задержанный.

— Сидеть! — резко скомандовал Степан.

— Я скажу, только мне явку с повинной оформите.

— Ах вот что! Значит, ты на этой полуторке прямо со склада в МУР приехал. А кто милиционера ранил? Кто вон его чуть ножом не пропорол, я, что ли? Не будет тебе никакой явки. Ты со скупщиками краденого торгуйся, а здесь МУР, здесь правду говорят, а ее, эту правду, любой суд в расчет берет.