Это было в Праге. Том 1. Книга 1. Предательство. Книга 2. Борьба - Георгий Брянцев

А Лукаш, проводив глазами врача, крепко задумывался. Зачем этому образованному и богатому человеку нужна его дочь? Что общего у них? Какие их отношения скрыты от него? Неприязнь к Неричу родилась сама собою, он не мог поставить ему в вину ни одного поступка, но внутренняя необъяснимая антипатия, возникшая у Лукаша в первую же их встречу, не только не рассеялась, но окрепла. «Он чужой для нас человек, – думал тогда Ярослав, наблюдая за Неричем. – Зачем Божена привела его?» От Лукаша не укрылось жадное внимание, с каким врач оглядел их комнату, постель и его самого. «Оценивает нас по обстановке, – с обидой отметил Лукаш. – Бедно живем, платить за лечение нечем, вот он и разыгрывает благодетеля, который бескорыстно дарит свою помощь». Возмущение этим человеком сдавило грудь. «Ах, Божена, Божена! Зачем это все?»

Тогда он был не в силах поговорить с дочерью, а теперь, выйдя из больницы, терпеливо ждал, когда она сама расскажет ему о Нериче и о своих отношениях с ним. Почему Нерич считает своей обязанностью помогать им? Неужели… Но нет! Он хорошо знает Божену. Вернее предположить, что Нерич только еще пытается увлечь Божену, и поэтому ему важно расположить к себе ее отца. Широкие жесты, любезность, щедрость… Но Лукаш знает этих господ, да и Божена не глупа. Не так-то легко обмануть ее доверие.

Эта мысль успокаивала Лукаша. Единственно, что огорчало его, – это молчание дочери. Впрочем, как знать… Возможно, она не придает этому знакомству никакого значения. Сегодня, возвращаясь от Червеня домой, Лукаш думал о своем будущем и в этой связи не мог не думать о дочери. Она останется одна. Конечно, он постарается поддерживать связь с ней, возможно, изредка будет с нею видеться. Но разве можно надеяться на спокойное развитие событий? Червень сказал, да и сам Лукаш это понимает: предстоят тяжелые, жестокие испытания. Неизвестно, куда события забросят его. Нельзя не считаться и с тем, что ему, быть может, придется скрываться, бежать из Праги… Или – тюрьма… Божену нужно подготовить к самому страшному. Он не имеет права не сказать ей об этом. Она поймет и, глубоко осознав, во имя чего они расстаются, легче перенесет разлуку.

В окне был свет – Божена еще не спала. «Как всегда, ждет меня», – с теплотою в сердце подумал Лукаш.

Дочь встретила его в дверях. В ее глазах тревожный вопрос: почему так поздно? Он посмотрел на часы – два ночи. Да, очень поздно. В такой поздний час он еще никогда не возвращался.

– Я так боялась…

Божена не договорила. Уткнувшись лицом в его плечо, она замерла. Он чувствовал дрожь ее тела. Лукаш взял в ладони ее голову, приподнял и посмотрел в глаза дочери – голубые, широко раскрытые и полные страха. В них стояли слезы.

– Ну, ну… Зачем же? Вернулся жив и невредим.

Она улыбнулась и по-детски кулачком вытерла глаза.

– Была Мария и рассказывала, что в городе делается, – начала Божена взволнованным шепотом. – Арестовывают всех…

– Ну, положим, не всех, – проговорил Лукаш, снимая пиджак. – Убирают чехов, неугодных правительству и немцам…

Божена поставила на стол кофейник и за рукав потянула отца к креслу.

– Ты, конечно, с утра ничего в рот не брал… Кофе еще горячий.

Лукаш с наслаждением развалился в потертом единственном в квартире кресле, но до чашки с кофе не дотронулся.

– Не ел и не хочется… – Он посмотрел на Божену. – Садись. Побеседуем.

Божена насторожилась. Что-то произошло. Иначе зачем говорить сейчас, глубокой ночью? О чем?

Она медленно опустилась на стул.

Лукаш набил трубку табаком, раскурил ее. Он делал это со всегдашней своей неторопливостью, стараясь казаться совершенно спокойным. Но Божене сразу передалось состояние отца. Она напряженно ждала его первого слова.

– Нам придется скоро расстаться, дочка, – тихо сказал Ярослав Лукаш. – И ты, наверно, догадываешься, почему.

Она кивнула головой. Да, она, конечно, догадывается, она ведь знает, что отец коммунист, а Мария говорила об арестах коммунистов. Но, может быть, отец имеет в виду что-нибудь другое? Божена с болью в сердце взглянула на отца.

Просто и обстоятельно Лукаш рассказал Божене, какую борьбу ведет компартия и почему сейчас уходит в подполье. Правительство запретило деятельность коммунистической партии, но коммунисты не сложили оружия и решили бороться до конца, защищая интересы народа и родины. Лукаш рядовой коммунист; он выполняет волю партии и вместе со всеми товарищами уходит в подполье.

Он уже не будет машинистом Лукашем, он будет кем-нибудь другим. Она, Божена, должна вычеркнуть его из своей памяти. Был у нее отец, а теперь его нет. И она не знает, где он, что с ним, жив он или умер…

Лукаш встал. Божене показалось, что он собирается уйти.

– Как, сейчас? – испуганно вскрикнула она.

Лукаш подошел к ней и положил свою большую, тяжелую руку на ее плечо.

– Нет, еще не сейчас.

Слава богу, хоть сегодня они побудут вместе, а может быть, и завтра, и послезавтра… Она наклонила голову и коснулась щекой его жесткой руки. Пальцы Лукаша утонули в ее волосах, он стал перебирать их медленно и осторожно. Как похожа Божена на свою мать! Особенно эти волосы, совсем золотые, тонкие. И глаза. Иногда ему кажется, что на него глазами дочери смотрит Власта, только цвет глаз у нее другой. У Божены, как и у отца, они голубые…

– Откуда ты знаешь врача Нерича? – как бы невзначай спросил Лукаш.

Божена покраснела.

– Он часто получает письма у нас на почтамте… Я давно его знаю.

– Давно?

– Ну, не так уж давно, несколько месяцев. Он очень славный. Ты сам убедился.

– Да, – неопределенно сказал Лукаш. – За внимание и помощь ему спасибо.

Тон, которым были произнесены последние слова, выдал истинное отношение Лукаша к Неричу, и Божена поняла это. Она сжалась. Неужели отец скажет что-нибудь резкое о Нериче? Но отец ничего не сказал и отошел к окну. Он не решался высказаться до конца, понимая, что Божену неприятно поразит его резкое мнение о Нериче, которого она, видимо, ценит и уважает. Но Лукаш не умел таить правду, как бы она ни была горька.

– Не надо больше встречаться с ним, дочка, – сказал он с необычной для него мягкостью.

– Почему? – голос ее дрогнул.

– В нашем роду существовало такое неписаное правило: женись или выходи замуж за ровню и дружбу веди с ровней, – начал Лукаш, но тут же почувствовал, что слова его звучат неубедительно, наивно и Божена словно пропускает их, не задерживая в сознании, – она ждет от отца иных, более сильных аргументов против Нерича. – Да что тут говорить! – махнул рукой Ярослав. – Я ухожу, ты остаешься одна. Одна. Понимаешь? Кругом чужие люди. И этот Нерич чужой и, может быть, враждебный человек. Не нашего поля ягода. Эти люди в таких девушках, как ты, ищут не подруг на всю жизнь, а минутного развлечения… А ты мне дочь. И я не хочу видеть тебя несчастной.

Каждое его слово болью и мукой отражалось на ее лице, он видел это. И он осекся. Божена не примет его советов, теперь он не сомневался в этом. В ее глазах отчаяние и решимость. А он надеялся, что ее отношения с Неричем пусты и несерьезны, – достаточно одного слова отца, и Божена оборвет их. Но отступать было поздно.

– Забудь этого человека, – сурово сказал Лукаш, стремясь покончить с тягостным объяснением.

– Но я его люблю… люблю, отец! – почти вскрикнула Божена и, уронив голову на руки, зарыдала.

– Благодарю за доверие к отцу, – сдерживая волнение, произнес Ярослав.

– Пойми, это выше меня, – продолжала рыдать Божена. – Я не хотела этого… я боялась своего чувства, но я бессильна.

– И ты ему призналась? – спросил Лукаш, чувствуя, что пол уходит из-под его ног.

Божена резко подняла голову.

– Как ты мог подумать об этом!

Лукаш подошел к Божене и поцеловал ее в лоб.

– Прошу тебя только об одном… Я тоже хочу принять участие в создании твоего будущего, Божена. Имею я на это право?

– Да, да, родной.

– Вот и славно. Дай мне слово: пока не разойдутся над нашей родиной тучи, ты никому не отдашь своей руки.

– Даю тебе слово, отец, даю! Божена прильнула губами к руке отца.

Глава десятая

1

Это произошло в ту ночь, когда Ярослав Лукаш должен был покинуть дом. Он пересмотрел личные вещи, чтобы среди них не осталось ничего, что могло бы навести полицию на след, уничтожил адреса товарищей по партии, с которыми ему теперь нельзя было встречаться, номера телефонов, которые надо было забыть, и сидел с Боженой, оттягивая минуту расставания, не решаясь произнести горькие прощальные слова. Сдержанность, отличавшая Ярослава среди его товарищей, и сейчас мешала ему высказать все, что скопилось у него на душе за последние тревожные дни. Он хотел знать, как Божена смотрит на события в стране. В том, что Божена никогда не проявляла большого интереса к политической жизни и стояла в стороне от нее, виноват, конечно, сам Лукаш. Как это могло произойти? Почему он, старый коммунист, в домашней жизни держал себя как беспартийный? То ли считал Божену слишком юной, неспособной осмыслить и разобраться в серьезных вопросах, то ли боялся вовлечь дочь в суровую политическую борьбу, с ее опасностями и риском? Так или иначе, он совершил ошибку. Он обязан был сделать из Божены политически грамотного человека. Это закалило бы ее, она бы легче перенесла его уход из дому.