Эхо проклятия - Андрей Дашков

– Насколько я понимаю, к ней не так просто попасть.

Хаммер засмеялся тем неопределенным смехом, который может означать что угодно.

– Не беспокойся, нас она примет. В любое время.

С той секунды, когда он произнес это, я не поставил бы на Пурпурную Леди ни гроша. И правильно сделал бы.

По пути между нами состоялся еще один короткий диалог.

– Будь осторожнее с нею, приятель, – сказал Хаммер с усмешкой. – Она настоящая ведьма.

– Тогда ее ждет костер.

– Похоже, ты знаешь об этом не понаслышке.

Он попал в точку. Спустя триста лет мне все еще порой снится запах. Запах горящей плоти. Как яд, разлитый в темноте. Которым неминуемо пропитываешься и капли которого уносишь с собой в новую явь.

– По части костров мне далеко до вас, святой отец.

– Именно поэтому я тебя предупредил.

Некоторые еще при жизни оказываются внутри памятника. В данном случае это был памятник архитектуры. Сотня тонн метеоритного камня, упорядоченного в трех измерениях с претензией на непоколебимость. Нечто такое, что неплохо сохранится и через пару тысяч лет, если очередной космический бродяга не раскроит череп старушке Земле и взрыв не сдерет с нее скальп.

Дом Пурпурной Леди, носивший одиозное название «Шамбала», находился в одном из лучших кварталов самого престижного и дорогого района. Насколько я знал, соседями Леди были, с одной стороны, мэр города, с другой – престарелая поп-звезда, все еще получавшая дивиденды со своей былой популярности благодаря ностальгирующим поклонникам. Из телевизионных сообщений я имел сведения о том, что звезда в это время года предпочитает греть старые кости где-то на южных островах. Мэр, похоже, сегодня не ждал гостей – сквозь оголившийся парк виднелись только размытые пятна фонарей на подъездной аллее.

Снаружи дом Леди выглядел благородно и вполне благополучно. Казалось, ничто не может нарушить его покой – суета претит старости. Время слишком долго вилось вокруг и сплело защитный кокон. Кроме того, дому повезло с ближайшим окружением. Оно не нарушало цельности впечатления. Деньги липнут к деньгам.

Итак, одна из бесчисленных ночей в хорошей пристойной компании. Тихий квартал – такой тихий, что, когда Хаммер заглушил двигатель, стало слышно, как где-то журчит фонтан. Преступления здесь случались еще реже, чем голодные обмороки, а спасателей вызывали разве что в случае пропажи любимой собачки.

Пересекая тротуар, я чувствовал себя ангелом смерти, нанятым с испытательным сроком до первой ошибки. Ко всем моим злоключениям не хватало только проблем с полицией. Но моего новообретенного приятеля это, похоже, волновало меньше всего.

Почти сразу стало ясно, что охранная система отключена. Телекамера казалась мертвее монокля, вставленного в пустую глазницу.

Через калитку в кованых воротах мы беспрепятственно попали во двор, обогнули клумбу, ступая по шестиугольным плитам, а затем поднялись по семи ступеням к высокой и прочной на вид входной двери. Тут я пропустил Хаммера вперед. Он не возражал, взялся за бронзовую ручку и вошел первым.

Огромный холл, залитый мягким светом, являл собой образец строгости и чистоты. Единственного слугу, который, по словам священника, постоянно жил в доме, мы обнаружили вскоре. Заглянув через приоткрытую стеклянную дверь в оранжерею, я увидел среди орхидей восковое ухо мертвеца.

Хаммер достал из кобуры пистолет и вызвал кабину лифта. Судя по всему, он уже бывал в гостях у Леди и, вероятно, не один раз. На третий этаж мы взлетели мягко, как на седьмое небо.

Из кабины Хаммер выдвигался с некоторыми предосторожностями. Его массивная фигура заслоняла мою, и меня это вполне устраивало.

Коридор чем-то напоминал станцию метро. Не хватало самой малости – поездов и пассажиров. Я уже чуял острый запах бесплатного сыра. Мы начали обход.

Светилось все, что могло светиться. Я словно попал на вечеринку в тот самый момент, когда внезапно исчезли гости... В другие времена и в других местах случалось, что роскошь – эта отвратительная спутница смехотворного человеческого тщеславия – заставляла мое сердце сжиматься от жалости. Хуже самой роскоши была только претензия на нее. Пурпурная Леди умудрилась втиснуть свой миниатюрный дворец где-то посередине.

Каким-то образом здесь уживались тонкий вкус и вопиющая безвкусица, неисчерпаемая тайна подлинников и кичливая пустота подделок. Неслышно ступая по коврам, мы переходили из комнаты в комнату. На стенах тренажерного зала висели импрессионисты. У меня рябило в глазах. Счетчик в голове привычно щелкал, но вскоре в нем уже не хватало разрядов. Тут были вещи, которые никогда не появлялись на аукционах. Вещи, которые я видел в последний раз давным-давно. Двести, триста лет назад. Вещи, считавшиеся утраченными навсегда. Признаться, я такого не ожидал. Это было слишком дорого даже для Пурпурной Леди.

Повсюду в этом немыслимом доме, напоминавшем запасник музея, где свалены в кучу без разбору всевозможные предметы, оставшиеся от человеческой цивилизации, шедевры соседствовали с безделушками. Меня не покидало ощущение, что либо это сделано специально, либо Леди просто не понимала, чем владеет. Последнее крайне сомнительно. Клетка Велиара могла бы затеряться тут, но мы с Хаммером, безусловно, нашли бы ее рано или поздно.

Однако нужной нам Клетки уже не было. Это следовало из того, что мы увидели в спальне. Зато, в соответствии с хорошо уловимой черной иронией, под потолком на высоте нескольких метров висела открытая золотая птичья клетка. Открытая и пустая.

Пурпурная Леди лежала на огромной кровати. Яркий свет безжалостно обливал обнаженную фигуру, словно вода на морозе. Уже скованная холодом смерти, она казалась бесконечно чуждой любовным утехам, хотя нечто подобное здесь, конечно, происходило несколько часов назад. Судя по разбросанным тут же предметам, назначение которых не вызывало сомнений, и следам высохшей спермы на темных простынях, Леди бурно проводила свою последнюю ночь. Пока кто-то – может быть, сам любовник – не сделал то, что сделал.

У нее не было глаз. Ужасные провалы пустых глазниц зияли, как два туннеля, ведущих в адское место, средоточие осознанной жестокости – человеческий мозг. На груди Пурпурной Леди лежала мертвая птица, в клюве которой торчала карточка с надписью – вроде тех, что якобы содержат предсказание. Наклонившись, я прочел: «Теперь я вижу не больше, чем все остальные».

Возникал вопрос, где же теперь находятся глазные яблоки и с какой целью некто унес их с собой. Я точно знал, что это не просто извращенные сувениры. Им можно было найти гораздо более страшное применение.

Убийца Леди изуродовал и птицу. Ей свернули шею, отрезали крылья и лапки. Я искал ответ в этом зверстве, как искал бы его в чем угодно – вплоть до частей тела Марии, если бы начал получать их по почте. То же и с декорациями, на которые убийце пришлось потратить определенное время. Например, пустая клетка, подвешенная на слишком толстой цепи. Она напоминала люстру, но не была источником света. Скорее уж символом освобождения. Птицу извлекли оттуда, чтобы убить. То, что вожделенная свобода смертельно опасна, не было для меня новостью.