Трагедия казачества. Война и судьбы-2 - Николай Тимофеев

Нескончаемая колонна продолжала путь к горному перевалу. Никто организованно на казаков не нападал, говорили об одиночных мелких стычках. Надо отдать должное «патриотам Альп»: кончилась война — и все! Ни выстрела.

Кое-кто остался во Фриули. Врач 2-го Донского полка сожительствовал с итальянкой, еще четыре казака.

Перевал переходили кто как мог. Курсанты разыскивали своих хуторян и присоединялись к ним. Петр и еще трое друзей шли отдельно. Погода хмарная, постоянно дождь, сыро и холодно. По утрам местами гололед. Лошади еле тянули брички. Особенно тяжело было семейным с детьми и багажом. Возницы, управляя лошадьми, шли рядом, иногда подталкивали брички. На некоторых подъемах помогали и все пешие.

Наверху на небольшой ровной площадке на Т-образном перекрестке направо отходила боковая дорога. В 400–500 метрах там были немецкие склады. На перекрестке — казачий пост, к складам никого не подпускали. Помощник походного атамана полковник Силкин направлял туда пустые подводы за продуктами.

Дорога была запружена казачьими частями; реже шли пешком и на машинах немцы — все в одном направлении, медленно, дорога опасная. Когда спустились с перевала, незаметно перейдя австрийскую границу, там уже было полно английских и других солдат, они на разной технике двигались во все стороны. При входе в Лиенц шли строем поротно венгры — в ногу, гордо подняв головы, вооруженные; за мостом повернули направо. Казаков регулировщики направляли влево.

Не попал в Австрию арьергард из юнкеров. Полусотня 1923-24 годов рождения прикрывала отход от самого Фриули. Англичане на границе их разоружили и сразу направили в советскую зону.

Четверка наших курсантов перешла небольшой мост. В кабине грузовика там обедали два немца. Ребята поздоровались, и их тут же пригласили к «столу». Много хлеба, ящик масла и консервы — все кстати после тяжелого перехода! Немцы заканчивали есть, вскоре встали, стали паковать вещи в чемоданы и рюкзаки. Перед уходом стали казакам что-то говорить — одно понятно: «Нах хауз!» Пожали на прощание руки, продукты оставили.

Ребята сложили свои сидора в кабину. Заводят грузовик, а стронуться не могут. Никто ведь за рулем не сидел прежде, только Коля Смородин катался с отцом на катере, на него и возлагали надежды. Трое вылезли из кабины, советы подают, добросовестно под машину заглядывают.

Подворачивает легковая автомашина. Из нее вышли полковник и высокого роста старый стройный генерал в легоньких туфлях и брюках с двойным лампасом. Начинающие автомобилисты в струнку.

— В чем дело, казаки?

Курсанты наперебой объяснять. Генерал обратился к своему шоферу:

— Вася, посмотри, что с машиной.

Шофер залез в машину, осмотрелся, повернул какой-то рычаг у пола и машина тронулась. Позвал курсанта. Объяснил, даже немного проехался с ним.

Ребята догадались, что генерал — это П.Н. Краснов, раньше они его не видели. Он приезжал только к юнкерам. Почему он был в туфлях, понятно.

Шепотом спросили шофера:

— Господин урядник, это Петр Николаевич Краснов?

Тот подтвердил.

Быстро в сплошном потоке двигающихся не поедешь, и юноши лишь кое-где перегоняли подводы. Проехали Лиенц, отъехали километра 3–4, там их встретил все тот же Силкин. Прикомандировал к ним интенданта. Тот вскочил на подножку и показал, куда отогнать машину. Поставили в ряд с четырьмя грузовиками, двумя легковыми и десятком подвод. Забрали свои вещи, хотели прихватить по ящику масла, но интендант разрешил взять лишь один начатый и по две банки консервов. Отошли в сторону, разделили масло. Решили не искать юнкеров, а объединяться со своими родными и хуторянами.

Вдоль дороги в строгом порядке были размечены места каждого полка. Петру и его давнему другу и одностаничнику Сергею Оверченкову пришлось идти назад, 2-й Донской полк стоял первым от Лиенца. Там же расположилась и резервная офицерская сотня. Петр был уверен, что хуторяне обрадуются его приходу, и в случае дальнейшего похода хотя бы его вещи будут на подводе.

Нашел своих, и казака Владимира Ивановича, которому отдал свою лошадь, уходя в учебную команду. Были при бричке он сам с женой и еще дваказака. Повозка крыта брезентом, от нее натянут еще брезент навроде балагана. Под ним все и располагались.

Стояла солнечная погода — последние спокойные дни конца весны. Речка, очень быстрая и холодная. Кухня работает, начали выдавать английский сухой паек. Утром подъем:

— На молитву становись!..

В штабе получили тогда очередные звания полковники Доманов, Силкин, Богданов и еще трое, Петр запамятовал теперь.

Казаков пока никто не трогал. В расположении полка англичане не появлялись. Однажды утром построение. Командование приказало сдать оружие — мол, требование англичан. Пошли слухи, что казаков направят на плантации — то ли в Африку, то ли в Южную Америку. Верили…

Полковник РОА Бочаров прибыл в Италию дней за 10 до того, как казакам пришлось ее покинуть. За казачьими обозами он последовал в Лиенц, затем срочно выехал в Прагу. Там, как член делегации РОА, пытался добиться встречи с английским правительством. Сэры не пожелали говорить, они все давно решили — жаль, что казаки тогда ничего не знали о причинах исчезновения юнкерского арьергарда. Разговоры, — впрочем, их распускали сами англичане в нужном им направлении. Ждали, когда из СССР пригонят вагоны.

Предательство

Но вот все повернулось в деловое, но загадочное русло. Всех офицеров Стана английское командование пригласило на «конференцию». Даже в резервной офицерской сотне осталось только два престарелых хорунжих на дежурстве. Казаки приободрились: не совсем уж плохи дела, считаются с нашим командованием, значит, решат нашу судьбу положительно.

Но офицеры не вернулись — ни к вечеру, ни на следующий день. Случилось что-то страшное. Кое-кто подался в горы, к швейцарской границе — но скоро вернулись. Пограничники — ребята хорошие, но ни денег, ни золота не берут, и в Швейцарию не пускают. Охрана границы усиленная.

Появились ходоки, усиленно приглашают на родину, обещают, что ничего не будет. Но пожилые казаки знали цену большевицких обещаний — качали головами: запахло Сибирью!..

Тут англичане привезли продукты:

— Получите на три дня. А завтра готовьтесь с утра грузиться в вагоны для отправки на родину.

Все сказано на чистом русском языке. В толпе шум:

— Не надо нам ваших продуктов и такой родины!.. Выдаете на верную смерть, лучше умереть здесь!..

Появились машины и танкетки с английскими солдатами. Шоссе было выше лагеря метров на 300–400, а параллельно реке еще выше под горами — железная дорога. Все предусмотрели предатели: река непреодолима, а со стороны дорог усиленное патрулирование…

День прошел в беспокойстве, выбросили черные флаги. Вечером объявили, что утром в 7.30 на молитву, как всегда. Сон не в сон, мерещились кошмары.

На зорьке, часов в 5 утра подползли поезда, тихо постукивая колесами. Прошли дальше вдоль Дравы к другим лагерям. В 8 часов вагоны остановились и прямо напротив 2-го Донского полка. Машины тоже подошли вплотную к его расположению. Все казаки на молитве. Возле огромного дерева выставили реликвии — иконы, кресты, — и черные знамена. Полковой священник служит на помосте у дерева.

Вплотную к толпе (ок. 1500 чел.) подползли открытые «виллисы» и бортовые грузовики. Англичане и, видимо, переодетые сотрудники совдеповской охранки молча смотрят. Прижавшись друг к другу, казаки продолжают молиться.

Один из бандитов в английском мундире на чистом русском объявил в громкоговоритель:

— Мы солдаты, получили приказ и должны его выполнять! Вы тоже солдаты и знаете, что значит для солдата приказ.

Начали отрывать по одному из толпы. Казаки вырывались назад, старались удержаться. Средних лет женщина — видно, эмигрантка первой волны — вышла с поднятой рукой, начала просить на английском, чтобы солдаты остановились. Но тщетно! Никакие мольбы не остановили исполнения дикого приказа. Эти люди, похоже, не были христианами. Женщину они аккуратно взяли под руки и посадили в легковую машину. Подвезли к палатке, присоединили к ней еще двух женщин, забрав их вещи, и к вагонам.

Шла пляска бесов. Хватают крайних и в машины, какая ближе. Крики, стоны, проклятия на всю округу. Петр с другом переглянулись — сопротивление бесполезно. Выскользнули из толпы, забрали вещи и отошли метров на сто. А крик и треск все усиливались. Вот знакомый Петру хуторец громко кричит:

— Касьян, держись!

И криком откликаются: — Касьян, держись!..

У Петра перехватило дыхание, на глазах слезы. Уже сели в вагоны, а в ушах все звенело: — Касьян, держись!..

Казаки знают — никакого Касьяна не было, это был крик отчаяния безоружного казака. Так подбадривает толпа на масленицу кулачного бойца…