Семь цветов страсти - Людмила Бояджиева

Вокруг террасы, на которой восседала компания, сгруппировав круглые бледно-розовые, отчетливо имитирующие ягодицы кресла, располагался небольшой сад. Тщательно ухоженные газоны представляли собой пародию на роскошные дворцовые парки эпохи барокко. Только копии классических статуй были сделаны из цветного пластика малиновых и лиловых тонов. Единственной натуралистической деталью на игрушечных телах оставались как раз те места, которые во времена неоклассической стыдливости прикрывали фиговыми листами. Причем и лирические и женские фигуры имели огромный, как из магазина секс-принадлежностей, гуттаперчевый фаллос.

В гостиной и комнатах, через которые прошли гости выдерживался тот же стиль претенциозного эротического эпатажа. Такой дом мог принадлежать богатой нимфоманке, стоящей на учете у сексопатолога. Автором дизайна был сам Руффо.

— Вы можете пускать к себе в сад экскурсии, синьор Руффо. Думаю, желающих будет не меньше, чем на виллу Боргезе, — сквозь зубы процедил сомнительный комплимент Соломона Барсака. Он не хотел ссориться с «хамелеоном-стервятником», но помимо воли при виде гнездышка критика, его рот наполнился слюной отвращения. Порой Солу — человеку далеко не щепетильному в вопросах интимной жизни, казалось что он с наслаждением передушил бы всех гомиков, а заодно — сраных авангардистов, спекулирующих собственной, сомнительной смелостью.

— Признаюсь, я горжусь своей известностью, как дизайнер — все эти штучки — плод моего личного воображения, — Руффо распахнул ворот нежно-сиреневой почти прозрачной блузки. У себя дома он мог позволить то, что никогда не делал на публике — открыто демонстрировать гомосексуальные пристрастия. — Да, Заза, народ жарится на пляжах, народ крутит порнушку по видаку, народ пренебрегает большим искусством… Но полемика, затеянная мною в прессе не прошла даром. О Дикси Девизо вспомнили уже в трех статьях. «Тело, воспетое Умберто Кьями, разлагалось в выгребной яме отходов киноискусства!», — слезно восклицал я. И получил поддержку коллег!

— Сомневаюсь, что кого-то колышат твои вопли. Секс на экране перестает быть гарантом кассовых сборов. Насилие и кровь нынче идут на рынке куда лучше. — Заза самодовольно улыбнулся. Его последний фильм — зубодробительный трехчасовой триллер вызвал в киномире бурю эмоций и принес огромные доходы.

— Ты и вправду, перебрал, Заза. От твоих мясорубок, сенокосилок и прочих орудий истребления плоти попахивает клиникой. Боюсь, если станешь продолжать в том же духе, могут появиться санитары со смирительной рубашкой. — Очаровательно улыбнулся Руффо, осторожно очищая персик серебряным ножичком.

— Дурацкая шутка, Руффо. Каждому хрену ясно, что это коммерция, борьба за кассу. Кровь сегодня «покупают» лучше, чем секс и я предлагаю ходовой товар. — Взвился Заза. — Лично меня вся эта фигня совершенно не колышет. Пятилетних девочек я в унитазе не топлю, кошек не насилую, а засыпаю под Вивальди. Да и то — после длинной молитвы.

Заза передернулся, скользнув взглядом в сад.

— Да и такой мерзости, между прочим, в доме не держу. Похоже на бордель для старых онанистов, Руффо.

Руффо побагровел. Его просвечивающаяся сквозь жидкие пряди плешь повторила малиновую окраску стола. Теперь вся его оплывшая к полному заду фигура, точно соответствовала цветовой гамме интерьера.

Соломон втайне мечтавший увидеть драку Зазы и Руффо, решил замять конфликт — ему стало жаль потраченного дня. Да и работа в Лаборатории экспериментального кино предстоит интересная и к тому же великолепно оплачиваемая.

— Я бы хотел задать один вопрос, господа, — Сол даже привстал, предотвращая движение сжатых кулаков Зазы. — Мне все же любопытно, а что станем продавать мы? Чем, собственно Лаборатория или, короче — «Фирма Л», собирается сорвать кассу? Мы только что совместными усилиями подвели черту: секс не в цене. Женщина, как заметил в своей статье Руффо, утратила нечто таинственное, интригующее, запретное. Ну, то, что было в малышке Дикси и что умел запечатлеть на пленке Старик, с моей между прочим помощью.

Соломон вздохнул — длинные философские монологи не были его страстью. Но ситуация вынуждала придерживаться определенного уровня.

— За этим мы и собрались, Сол. — Руффо встал, задернул полосатую полотняную штору, скрыв от глаз сад. — Подвожу итоги подготовительного этапа, одновременно отвечая на ваши вопросы. — Руффо одел очки с круглыми стеклами, которыми пользовался в официальных случаях.

— Мне удалось поднять общественное киномнение на защиту «вечных ценностей» — высоких нравственных идеалов, моральной чистоты, поэтических средств выразительности и прочих соплей. Одновременно я напомнил о нашем «объекте». Я сделал мадемуазель Девизо символом опасной прогрессирующей болезни киноискусства, возвел ее на пьедестал мученичества, не забыв при этом разжечь низменные страстишки умелым напоминанием о ее порно — подвигах. Теперь, как я понимаю, настало время браться за работу Зазе.

— Руффо всегда подставляет меня, не отвечая на вопросы прямо. Изволь, Руффино я отвечу Соломону: мы собираемся продавать, вечные ценности, замешанные на крови. — Решительно ринулся в бой Заза. Руффо Хоган вскочил, сильно толкнув заскользивший на мраморных плитах стол. Звякнули бокалы, упало на пол и брызнуло во все стороны осколками фарфоровое блюдце с бисквитами, которое «хамелеон-стервятник» поставил исключительно для себя.

— У тебя сдают нервы, Руффино. Могу порекомендовать хорошего врача. — Заза отодвинулся от стола, взяв в руки бокал «бренди». — Сол, ты станешь нашими глазами и нашей совестью. Твоя камера зафиксирует то, что должно, на наш взгляд, открыть для кино запасной выход — выход к подлинной человечности…

Руффо зааплодировал:

— Браво, маэстро! Речь для открытия презентации нашего будущего фильма! — Он явно вздохнул с облегчением и приласкал Зазу одобрительным взглядом:

— В конце недели я собираю всех членов нашей «Фирмы Л» для оглашения творческого манифеста. Пока же очень прошу всех нас, то есть присутствующих здесь лидеров задуматься над тем, кто исполнит в нашей ленте главную мужскую роль. Дело в том, что я не хочу подключать к выбору героя то есть — объекта номер два всю группу. Тем более, что требования к герою несколько иные, но сходящиеся в одном… — Заза вопросительно посмотрел на Руффо, словно спрашивая о том, как далеко он может зайти в своих откровениях. Уже было решено категорически, что Соломон Барсак — идеальный исполнитель, но до известного придела. Он должен играть в темную, повинуясь направляющей его руке и не подозревал об истинных планах шефов.