Маг - Валерий Капранов

— Ты прекрасно всё понимаешь. Всё, что ты должен знать, ты уже прочитал, — ответил голос, впечатывая каждое слово утробным эхом в пространство комнаты.

У Александра складывалось впечатление, что эти слова произносятся не одним человеком, а хором тысяч зловещих голосов.

— У меня не так много времени. Моя вечность ещё впереди, а пока, за неё ещё предстоит побороться, — голос перетёк из спокойного, в повышенный угрожающий, командный тон. — Повернись и прими свою смерть как герой. Ты же сам хотел быть героем. Так умри же с честью и не веди себя как трусливая мразь.

Стрельников не нашёл ничего, чтобы ответить, и судорожно схватившись онемевшими пальцами за сиденье стула, сжался сильно зажмурившись, в напряжённый комок. По его щекам текли слёзы, а из сдавленного нервными спазмами горла, вот-вот собирались вырваться истерические рыдания.

— Как ты смеешь не повиноваться мне? — рявкнул, сотрясая комнату, грозный хор.

Доза почувствовал, как чудовищный ледяной вихрь, подхватил его как букашку и, закручивая штопором в полёте, со всего размаху ударил об стену комнаты. Удар пришёлся спиной, плашмя, отдаваясь гулким эхом в гудящей голове. Дыханье оборвалось и осталось запертым в спазматически сократившихся лёгких.

Шура съехал на пол и как рыба с выпученными глазами, пытался глотать живительный кислород.

— Встать! — услышал он трубный призыв.

Напрягая зрение, Доза пытался разглядеть в темной комнате, сквозь матовый свет, исходящий от монитора, обладателя этой дьявольской силы.

В самом тёмном дальнем углу, с размываемыми очертаниями в кромешной мгле, стояла огромная зловещая фигура. Она была закутана в чёрный саван, целиком, покрывающий её с головой. Лица не было видно. В этом темном провале пол капюшоном сверкали хищным блеском глаза. Они внушали панический ужас, пробирающий тело от основания, до костного мозга. Сказать, что Дозе было очень страшно, означало бы, не сказать ничего. Он дрожал всем телом и бился в конвульсиях, не в силах унять эту истерическую лихорадку.

Бежать к двери было бесполезно. Фигура стояла именно рядом с ней. Оставался последний, не самый лучший выход, это дверь на лоджию. Уж лучше так, чем извиваться здесь на полу, под страшными пытками этого взгляда.

И он решился. Оттолкнувшись от пола, всеми четырьмя конечностями, Доза с невиданной прытью метнулся и вылетел на лоджию, больно рассадив плечо о дверной косяк.

На улице бушевала гроза. Нити ярких электрических разрядов от молний, пробегали вереницами над городом. Раскаты грома шарахали канонадой. Ливень обрушился с неба сплошной стеной, устремляя потоки безудержной влаги, словно невидимая авиация, поливала его тотальной бомбардировкой. Небо прорвало. И от этого буйства, не на шутку разгулявшейся стихии, на душе у Стрельникова было ещё страшнее. Это выглядело, как будто сама природа, подписала ему приговор в эту жуткую ночь.

Из нависшей над городом, чёрной тучи, показался раздвоенный язык ослепительной молнии. Он разрезал пространство электрическим треском и метнулся в дверной проём. Дверь откинуло сильным порывом ветра, и ударило об спинку, валяющегося на полу, перевёрнутого Дозой стула. Дверное стекло задрожало и звеня осколками осыпалось на пол.

Искры электрического разряда рассыпались ослепительным салютом по комнате. Занавески вспыхнули, озаряя пространство багровым отсветом. Пламя стремительно распространялось, пожирая ковёр и попадающуюся на пути мебель. Оно хищно облизывалось, и плевалось, извиваясь в неистовой бешеной пляске.

Путь назад, к отступлению был отрезан. Саша морщился от нестерпимого жара разбушевавшегося огня.

Почерневшая от копоти рама двери качалась на скрипящих петлях. Злые огненные языки слизывали пузырящуюся на ней краску. Из охваченной пламенем комнаты, сквозь дверное пространство, на Стрельникова смотрели сверкающие глаза.

Он, поскользнулся. И задыхаясь от клубов, угарного едкого дыма, попятился назад. Отступать было некуда, в спину врезались металлические перила лоджии.

Саша остановился и вытянул перед собой нервно трясущиеся руки в умоляющем жесте, он предчувствовал свой неизбежный конец.

— Прошу вас, не надо. Ну…. не убивайте меня…

— Час настал, — с торжественным пафосом протрубил грозный голос.

Из глаз зловещего существа, вырвался сноп синего пламени и с быстротой змеиного броска, устремился к жертве.

Ураган ледяного огня, ударила Сашу в лицо, с брызгами выбивая глаза, и отшвырнул его далеко за перила.

Он даже толком, ничего не успел понять, когда кубарем вылетел с лоджии. Адский огонь стремительно ринулся, сквозь открывшуюся через глазницы лазейку. Он, выжигая жизнь, разбежался по бьющемуся в конвульсиях телу, уничтожая всё на своём пути.

Когда Стрельников, ломая ветки деревьев, с глухим стуком, грохнулся об землю, то был уже мёртв.

На обуглившемся теле, с шипением и едким озоновым дымом испарялась дождевая вода. От лежащего в неестественно вывернутой позе трупа запахло прелым тленом и горелой плотью.

Пробуждение

Они вышли из леса и направились к грудам разбросанного мусора. Волкодав Зарга остановился возле обочины и настороженно осмотрел территорию свалки. Чутко принюхиваясь, он водил мордой из стороны в сторону, а потом удовлетворённо посмотрел на своего хозяина и утвердительно гавкнул, грудным гулким басом.

— Что, учуял? — хихикнул человек в плащ палатке. — Молодец. Хороший у тебя нюх.

Хозяин подошёл к собаке и похлопал её по высокой щетинистой серой холке. Шерсть у Зарги была жёсткой, как проволока, что позволяло свободно передвигаться в густых буреломах и зарослях, не обращая внимания на цепляющиеся репьи и острые надоедливые колючки.

Пёс, подбадриваемый хозяином, вильнул саблевидным, лохматым хвостом и осторожно переставляя через битые стёкла свои мощные лапы, протрусил к пластиковым мешкам с мясными отходами.

На жаре обрезки успели оттаять и теперь из мешков по окрестностям свалки, разносился тяжёлый удушливый запах, полу разлагающегося мяса. Это сразу привлекло внимание жирных помойных мух, которые роились гудящим облаком, над багровыми лужами, сочащейся из пакетов крови.

Человек в плаще подошла к горе из мешков, выгруженных наспех, незадачливым и перепуганным водителем. Он достал из недр плаща большой, похожий на ятаган тесак. Провёл большим пальцем руки по кромке остро заточенного лезвия и, удовлетворившись в безупречности его заточки, стал вспарывать запотевший полиэтилен.

Из мешков, как из распоротых животов, вываливались на замусоренную землю ошмётки мясных отходов. Буро коричневая масса сползала вниз склизкой, затхлой лавиной, изрыгая облако зловонного пара.

Человек стоял уже по щиколотку в мясной жиже и продолжал с неистовством орудовать своим тесаком, опрокидывая распоротые пакеты в стороны.

Услышав пронзительный визг, срывающийся на сдавленный хрип, он остановился и посмотрел в сторону доносившихся звуков. Справа от себя, он увидел, вынырнувшего из мусорной кучи Заргу. Пёс стоял, широко расставив передние лапы и гордо выпятив массивную грудь.

Из клыкастой пасти собаки свисал хвост перекушенной пополам крысы. С лысого, обвисшего мёртвой верёвкой хвоста жертвы, стекала мутно-розовая, от крови слюна. Зарга мотнул косматой головой, и труп крысы с шуршанием улетел в ворох, тлеющей с едким дымом бумаги.

— Ха-ха, — рассмеялась фигура в плаще. — Зарга, это дань погибшему противнику, через погребение в священном огне, или ты просто решил поджарить её для себя на обед?

Пёс удивлённо поднял кверху свои кустистые брови и наклонил голову на бок, как будто переваривал смысл, сказанных хозяином слов.

— А ты, сдаётся мне, меняешь квалификацию. Хочешь превратиться из волкодава в крысобоя?… Ха-ха-ха.

Пёс насупился от обиды и нахмурился, отвернув в сторону свою морду, всем видом показывая, как задето его гордое, боевое достоинство.

— Ну ладно, — примирительно сказала палатка — Это была шутка.

Зарга в два прыжка оказался возле хозяина. Зарылся своей мордой в складках его плаща и завилял огромным щетинистым хвостом, в знак примирения. Хозяин похлопал его по спине и сказал:

— Хотя, кто знает? В каждой шутке, есть доля правды. Ха-ха-ха…

Ехидный хохот хозяина резал слух и разносился гулким эхом по окрестностям свалки. Волкодав, уставился на него с недоумением и попятился назад, не понимая как себя вести дальше.

Одно пёс понимал достаточно точно — проявлять своё недовольство, было бы крайне не осмотрительно, с его стороны. Он прекрасно знал суровый нрав и коварство своего хозяина, которые скрывались в недрах этого зелёного балахона. Кому-нибудь другому, он давно бы уже перекусил шею или выгрыз бы сердце, за такое к себе отношение.