Средний путь. Карибское путешествие - Видиадхар Найпол

По мере того как тринидадец будет становиться все более надежным и эффективным гражданином, он все меньше будет оставаться тем, что он есть. Разрыв между богатыми и бедными — между государственным служащим, профессионалом и рабочим — уже увеличивается. Классовые деления закрепляются, и в стране, где ни один человек не может бросить взгляд назад без того, чтобы не обнаружить у себя в прошлом рабочего или вора, — а иногда рабочего, ставшего вором, — члены зачаточного среднего класса уже говорят о своих «предках». Именно этот класс устанавливает теперь общественные нормы, и текучесть общества уменьшилась. С коммерческим радио и рекламными агентствами был привнесен и весь современный аппарат по безрадостному времяпрепровождению, по убийству общинного духа и заточению каждого в отдельной клетке одинаковых амбиций, вкусов и эгоизма, — иными словами, пришли классовая борьба, политическая и расовая.

Когда люди говорят о расовой проблеме в Тринидаде, они не имеют в виду отношения между белыми и черными. Они имеют в виду соперничество между неграми и индийцами. Белые будут отрицать это, настаивая на том, что основной проблемой остается то презрение, которое испытывает их группа ко всем не-белым. Но теперь редко когда услышишь жалобы на предрассудки белых, и довольно часто можно услышать, как белые бичуют себя за эти предрассудки перед черной аудиторией. Они делают это, передавая возмутительные высказывания представителей своей группы и отмежевываясь от подобных чувств.

Но факт состоит в том, что власть в Тринидаде распределена равномерно — белые в бизнесе, индусы в бизнесе и в профессиональных сообществах, негры в профессиональных сообществах и на государственной службе, — так что расовые оскорбления лишаются всякого смысла. То, что калипсоньеро по кличке Воробей предсказывал совсем недавно, уже отошло в прошлое:

Ну, как посмотришь, куда все идет,Все, что там с ниггерами было, пройдет,И скоро по всей Вест-Индии раздасца:«Пожалста, мистер Нигер, пожалста!»

Несмотря на оскорбительные высказывания, которые позволяют себе белые (в основном ради игры на публику), никаких злых чувств по отношению к местным белым на Тринидаде нет, а вот враждебность по отношению к «экспатам» возрастает. То, что они занимают высокие должности, — угроза, унижение, напоминание о тех днях, когда высшие посты принадлежали только экспатриантам, и о тех предрассудках, которые встречались в Англии. Но эта враждебность не распространена: она не выходит за рамки некоторых наиболее уязвимых категорий среднего класса.

Фактическое преодоление предрассудков белых было неизбежно. Культурно негры были связаны с белым миром в целом, а не с местными белыми, которые мало интересовались образованием и редко получали профессиональные навыки. Развал колониальной системы сделал очевидным их малую пригодность к чему бы то ни было и в то же время выпустил на волю сдерживаемые амбиции куда лучше подготовленных цветных. Помогло и хаотичное социальное деление. Каждая из множества мелких клик острова считает себя элитой. Экспатрианты считают элитой себя, точно так же, как и местные белые, бизнесмены, специалисты, высшие госслужащие, политики, спортсмены. Такое устройство, при котором большинство людей даже не знает, что их исключают из элиты, оставляет каждого относительно довольным. Но важнее всего, что та враждебность, которая могла направляться на белых, была перенаправлена на индийцев.

По всему Карибскому региону желание негра самоутвердиться является величиной постоянной. Это приводит к столкновению с белыми, цветными, китайцами, сирийцами и евреями на Ямайке, белыми и цветными на Мартинике и с индийцами в Тринидаде. Враждебность между индийцами и неграми на первый взгляд озадачивает. У них, на всех уровнях общества, один язык, одни устремления — у мамы чудесный «Велор» — и развлечения постепенно становятся одними и теми же. Их интересы не сталкиваются. Негр — городской житель, индиец — сельский. Негр с хорошим почерком и головой интригана идет на государственную службу, индиец со сходными задатками отправляется в бизнес. Оба получают профессию.

С недавних пор, когда индусы стали устраиваться на государственную службу, а негры с малых островов попытались втиснуться в таксомоторный бизнес, можно было наблюдать случаи прямого соперничества. Но все равно перевешивает давнишнее разделение труда, которое настолько привычно для тринидадцев, что они вряд ли даже его осознают. Никто, даже индиец, не наймет каменщика или плотника, если тот не негр. И чем ниже по социальной лестнице мы спускаемся, тем сложнее разделение труда. Негры продают мороженое и его различные варианты: пьяное мороженое, мороженое в пачке, мороженое в шариках. Индийцы продают замороженный шербет. До войны индийцы подметали улицы, негры выгребали помойные ямы. Каждый испытывал глубокое презрение к другому, и когда во время войны негры с малых островов начали подметать улицы, то многие индийцы расценили это как очередное доказательство того, что от них уходит былая сила и доблесть предков.

В Сент-Китсе, если только мигрант на «Франсиско Бобадилье» не врал, негр может с некоторым успехом выпекать хлеб. Но Сент-Китс это Сент-Китс. В Тринидаде, если негр откроет булочную, он подвергнет себя большому риску, а если прачечную — он прямо-таки нарывается на неприятности. Что бы ни говорилось за кулисами, тринидадцу нравится чувствовать, что вещи ему стирали, а хлеб пекли либо белые, либо желтые (китайские) руки. Точно так же, несмотря на все жалобы на белых и светлокожих служащих в банках, негров не покидает чувство, что черные люди, даже когда им можно доверять, просто не умеют обращаться с деньгами. В денежном отношении и среди индийцев, и среди негров существует почти суеверие относительно ненадежности собственной расы; вряд ли найдется тринидадец, который бы никогда не сказал или не почувствовал «не повезло мне с расой». Этот аспект многорасового общества ускользает от внимания социологов.

Все это выглядит мирно. Но на самом деле Тринидад на грани гражданской войны. Винить тут надо политиков, но должна была существовать и первоначальная антипатия, над которой потом можно было поработать политикам. Масла в огонь подливет и яростное соперничество между индийцами и неграми в том, кто кого сильней презирает. Этим занимаются любители либерализма, которые не могут отказать себе в удовольствии обращаться к своим с призывами быть «к тем» толерантными и впадают в крайнее раздражение, когда «те» либералы призывают своих быть толерантными «к этим». Кто кого начал презирать первым — тоже предмет для соревнования.

Достаточно просто сказать, что эта неприязнь имеет место. Как я уже говорил, негр испытывает глубокое презрение ко всему не-белому, его ценности — это ценности белого империализма в его самом фанатичном виде. Индиец презирает негра за то, что тот не индиец; вдобавок, он усвоил себе предрассудки белых против негров и с рвением новообращенного считает негром всякого, у кого есть хоть капля негритянской крови. «Эти две расы, — как замечал Фроуд в 1887 году, — куда дальше отстоят друг от друга, чем черная от белой. Азиат больше настаивает на своем превосходстве, возможно, из страха, что если не будет этого делать, белые об этом забудут». Как обезьяны, молящие об эволюции, претендуя каждый на то, чтобы быть белым больше другого, индиец и негр обращаются к неназывае-мой белой аудитории, чтобы та видела, как сильно они презирают друг друга. Это презрение вскормлено отношением белых к цветным, но ирония состоит в том, что антагонизм между неграми и индийцами достиг расцвета тогда, когда предрассудки белых потеряли всякое значение.

Лишь немногие не-индийцы что-то знают об индийцах, кроме того, что те живут в деревне, работают на земле, склонны к сутяжничеству и насилию. Несомненно, среди индийцев-иммигрантов были преступники и военные — несколько названий низших чинов индийской армии до сих пор сохраняются в качестве фамилий — а некоторые индийские деревни, с их повторяющимися и нераскрытыми убийствами, когда-то имели почти мафиозную атмосферу. Любой в Тринидаде — знает, что сбить индийца в индийской деревне и остановиться значит напрашиваться на неприятности; случалось ли хоть раз, чтобы водитель остановился, и его избили, я не знаю.[16] Об индуизме и исламе здесь не знают ничего. Мусульманский праздник хоссейни[17] с его барабанным боем, а в прежние времена и с боями на палках, — единственный индийский праздник, о котором хоть кто-то что-то слышал; негры иногда даже бьют в барабаны. Известны индийские свадьбы. К их ритуалам выказывают мало интереса; известно только, что на этих свадьбах еду раздают всем пришедшим. Никто не отличит индусского имени от мусульманского, и к тому, чтобы правильно произносить имена индийцев, негр прикладывает даже меньше усилий, чем средний англичанин. Дело отчасти в том, что, по всеобщему мнению, все не-белое не заслуживает внимания, отчасти в том, что узнать что-то об индийцах непросто, а отчасти — в том, что многие индийцы так старались модернизироваться, что сами стали рассматривать свои обряды как пережиток, из которого они уже выросли. Так что, хотя индийцы и составляют больше трети населения Тринидида, их обычаи остаются странными и даже экзотичными.