Нотариус его высочества - Дарья Михайловна Сорокина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я ткнула себя в грудь и с сомнением посмотрела на бывшего нотариуса, который тут же утвердительно кивнул.
– Вы не могли знать.
– Неисповедимы пути Юстиции. Иногда она является к нам в весьма пикантных обликах. Говорит загадками, и не скажешь, что строга и неумолима. Спрашивай, Юри. Я здесь по велению твоей души.
– Меня накажут за взлом метки?
Я быстро оглядела смутные силуэты в комнате, кажется, среди них был кто-то в форме костебля.
– Возможно.
– Почему я?
– Юстиция так решила, – пожал плечами Горацио.
А то я не знала! Все только и твердят о каком-то божественном вмешательстве. А мне просто взять и смириться?
– Немо справился бы лучше. Почему вы не посоветовали его на должность нотариуса? Его опыт, годы работы с вами. Он хотел быть здесь! Не я!
– Немо… – Мужчина выждал паузу, словно подбирая слова. – У него другая роль. Видят боги, я пытался его уберечь, но правда всегда сильнее.
– О чем вы? Какая у Немо роль?
– Это не мой секрет, Юри. Но архив теперь у тебя, у той, кому в нем нет никакой корыстной цели. Быть может, ты решишь эту сложную задачу и окажешься сильнее меня. Ведь ты любишь его?
Не нужно было притворяться дурочкой и переспрашивать кого. Конечно, мы говорили о Немо.
– Он идиот! – в сердцах сказала я, а Горацио рассмеялся.
– Любовь всех делает дурными, и он не исключение. Но тут вы уже сами разберетесь, я не буду лезть. Ты уж позаботься о нем, у Немо, кроме тебя, больше никого нет.
Я хотела возразить и сказать Горацио о вездесущей домине, но не успела. Образ Торрагроссы начал рассеиваться, а комната проступала все ярче. Там точно был констебль, а еще министр Юстиции, Немо, герцог Аккольте и еще кто-то.
– Погодите, вы же так ничего мне не сказали. Почему вы не дали ему свою фамилию. Что это за пятый верный друг? И кто, кроме Луиджи, похоронен в саду. Горацио! В чем я должна разобраться?
Он лишь покачал головой и приложил палец к губам, а меня резко толкнуло обратно на подушку.
Я раскрыла глаза и первым делом уставилась на скованные наручниками запястья. Наказание не заставило себя долго ждать. Правая ладонь была туго перевязана бинтами в месте ожога.
– Хорошо, что вы очнулись, сеньорита. Спешу сообщить, что вы арестованы за попытку взлома запретительной метки. До выяснения обстоятельств.
Законы я знала хорошо, мой маэстро хорошо меня учил. Не то место, чтобы оправдываться, о причинах моего проступка мне стоит рассказать исключительно судье.
– Все улажу, Юрианна, – пообещал герцог.
Я кивнула, стараясь всем своим видом не выдавать расстройства, а главное того, что призвать нотариуса мне все же удалось.
– Кто-нибудь, покормите Септу, пока меня нет, – только и сказала я, прежде чем меня грубо подняли на ноги и повели к выходу.
Второй день моего назначения, а я уже под стражей. Что же будет завтра?
Глава 8
По улицам Фероци меня везли как самую обычную преступницу в дилижансе для заключенных и подозреваемых. Перед уходом только и успела передать герцогу ключи от конторы. Отдала бы Немо, да только все еще не знала, как себя вести с ним. Опять я перетянула на себя все внимание, и это прямо во время похорон моего предшественника. Слухов теперь станет еще больше.
На всякий случай я отодвинулась от окна, когда мы въехали на центральную улицу города. Слишком уж много любопытных глаз пыталось заглянуть внутрь.
Без Септы в руках было неуютно, хотелось, чтобы она ущипнула меня своим щупальцем, и я бы проснулась, желательно в общежитии, и чтобы Торрагросса был жив. Я так сильно загорелась этой мечтой, что сама себя начала пощипывать. Пустое, мне вполне хватало боли от ожога, чтобы осознать, что это все не сон.
– Оформляйте, – только и сказал мой конвоир, когда меня вручили недовольному дежурному, который отложил в сторону газету и смерил меня насмешливым взглядом.
– За что повязали, красавица? Украла пирожное в булочной?
Если бы!
Я хотела съязвить в ответ, а после сказать, что я в жизни ничего плохого не делала, но перед глазами тут же появился разгромленный туалет в университете. Это точно не скажется положительно, когда мне будут выносить вердикт за осквернение могилы и памяти нотариуса.
В итоге я промолчала и позволила дежурному самому ознакомиться с бумагами.
– Взлом метки? – Он был немало удивлен. Окинув мой траурный прикид продолжил: – Маленькая падальщица решила узнать, где почившая бабуля спрятала бриллианты? Что, деточка, прямо на похоронах повязали?
Ну, хватит, это уже перебор.
– Да как вы!..
– Более ни слова, сеньорита Ритци.
У меня чуть сердце не остановилось, когда я услышала Немо.
– Тровато, – скривился дежурный, который явно планировал поупражняться на мне подольше в чем-то среднем между флиртом и издевками. – Чего тебе тут надо?
– Я государственный защитник сеньориты Ритци. Заявление писать она будет только в моем присутствии. Возражения?
Последний вопрос был явно адресован мне. Я-то Немо адвокатом не нанимала, но не отказываться же мне от его помощи.
Разумеется, у меня не было возражений, только вопросы и безмерно удивленное лицо.
Когда дежурный начал нервно рыться в своем столе в поисках бумаги и ручек, Немо повернулся ко мне.
– Удивлены, сеньорита? Ждали кого-то другого? Кого-то, кто так рьяно пытается задушить вас своей поистине королевской заботой.
– Задушить? – Я реально чуть не задохнулась от этой претензии. – Вы про герцога, сеньор? Он единственный, кто помогает мне справиться с моими новыми обязанностями.
Немо зло рассмеялся.
– Это он-то тебе помогает? Ты сейчас шутишь, Юри?!
Он определенно хотел добавить что-то еще, но промолчал, и молчание давалось ему с трудом.
– А коль мы заговорили об удушениях, – не унималась я. – Не вас ли, сеньор Тровато, моя дружба душила все эти годы?
– С чего ты? – Он вдруг растерялся, а затем хмыкнул и добавил: – Элена?
– Уже и по имени ее зовешь.
– Ты все не так поняла, Ю… Сеньорита Ритци.
– Ох, избавьте. Я услышала достаточно, – осекла я его на полуслове и буквально вырвала чистые листы из рук опешившего дежурного.
Размашистым шагом я прошагала к свободному столу и манерно опустилась на стул. Однако уверенность моя резко улетучилась, едва я уставилась на пустой лист. И что тут писать? Меня в жизни не арестовывали, а все мои теоретические познания тут ничего не значили.
По самодовольной роже моего бывшего маэстро стало ясно, что смятение мое от него не укрылось.
