Кошмар под Новый год - Елена Усачева

Верещагин видел перед собой черту, которую провел всадник. Голову захлестывал ужас, казалось, что конь вот-вот опустит на его спину могучие копыта. Антону мерещилось, что он уже видит, как из-под сползшего капюшона на него смотрят испуганные глаза маленькой Кати Талаевой.

Конечно, ничего этого он видеть не мог, потому что бежал, не оглядываясь, перед ним маячила приближающаяся полоса.

«Только не бояться!» – упрашивал он сам себя и чувствовал, что от страха ему сейчас откажут ноги.

Через черту он не перешел, а перепрыгнул, приземлившись на руки ребят.

– Тоха! – раздался общий вопль. Он потонул в громком, закладывающем уши ржании коня. Все замерли, потому что лошадь черной тенью мелькнула над снегом. Но Верещагин уже был на безопасной территории, и всадник, словно врезавшись в невидимую преграду, растворился во взметнувшемся снеге.

– Подкова, – прошептал Рыжик, когда общими усилиями его удалось оттащить к палаткам.

– Я сейчас за ней сбегаю! – отозвался Токаев.

– Стоять! – рявкнул Паганель, отчего остановились все. Рыжик выпал из ослабевших рук. – Никто никуда не пойдет, – более спокойно добавил Олег Павлович, помогая Антону подняться. – Все остаются в лагере и никуда дальше трех шагов от костра не отходят. Это понятно? – Все неуверенно закивали. – Карина, что у нас с обедом? – повернулся он к остолбеневшим девчонкам.

– Готов, наверное, – пожала плечами Смирнова, оглядываясь на потухший костер.

– Чтобы через полчаса обед был готов. – Добрый и хорошо знакомый Паганель вдруг стал жестким и непривычно строгим. – Верещагин, снимай лыжи, иди переодеваться, вернешься, все расскажешь. Токаев, помоги девочкам развести костер. Сидоров, принеси миски и весь запас шоколада. Повторяю, из лагеря – ни ногой!

Он внимательно оглядел всех и отвернулся.

– Подкову бы вернуть… – зашептал Антон. – Может, пригодится…

– После поговорим! – суровый голос Паганеля не допускал возражений.

Антон быстро переоделся, сунул ноги в злополучные валенки и юркнул за палатки. Ему казалось, что роковой черты уже не должно быть видно – столько по ней скакали. Но она была – четкая, ясная, глубокая. Рыжика передернуло от ее вида. Вокруг не было никого. В десяти шагах от черты, на самом верху чудом сохранившегося сугробика, темнела в холодном свете солнца подкова.

Добежать бы до нее, схватить и прыгнуть обратно…

Искушение было слишком велико. Верещагин уже дернулся, но на его плечо тут же легла чья-то рука. Он испуганно обернулся.

– Далеко собрался? – сурово спросил Олег Павлович. – Ты ничего не хочешь нам рассказать?

И Антон рассказал. Про всадников, про конюшню в поселке, про девчонок, про Свету с Затоком, что вроде бы она почти так же как всадники, но немного другая, и о том, что мама Мишки ждет всех завтра на пироги. На время рассказа все забыли про остывающую кашу, до того всех ошеломило услышанное. Потом долго молчали, уткнувшись в свои тарелки.

– Значит, ты считаешь, что подкова может помочь? – спросил Олег Павлович. Было видно, что ему очень хочется сохранить суровое выражение лица, но что делать, он не знает, и постепенно его глаза теряют уверенность, улыбка превращается в растерянную ухмылку.

– Я не знаю. – Антон вертел в руках миску с кашей – есть совершенно не хотелось. – Но девчонки на конюшне сказали, что я ее не зря нашел.

– А давайте, я схожу, – снова вызвался Токаев. – Я очень люблю лошадей, этим летом в конный поход ходил. Я их не боюсь.

– Ну да, – встряла Каринка, облизывая ложку, – откуда ты знаешь, что они считают страхом, а что нет? Мишка, между прочим, пятиборьем занимается, сам на лошадях скачет. Чего же он испугался?

– Надо ни о чем не думать, тогда пройдешь. – Верещагину нравилось, что он находится в центре внимания.

– Попробуй хотя бы секунду не думать о белом зайце, – пробормотал Паганель, ковыряясь палкой в костре.

Все заулыбались – это была их классная шутка. А ведь правда, как можно не думать об этом самом зайце, когда он так настойчиво лезет в голову?

– Может, попробуем найти тех девчонок с конюшни и все у них узнать? – тихо подала голос Настя Павлова.

– Хорошо бы, только как туда пройти? – усмехнулся Вовка. – Как только ты шагнешь из лагеря, тебе больше уже никуда не понадобится идти. Всадники решат, в каком сугробе тебя поселить.

– Надо бежать отсюда! – вскочила Карина. – Давайте! Быстренько соберемся, свернем лагерь и уйдем. Они же именно этого от нас хотят! Все! Хватит! Насиделись мы на этом морозе! Поехали домой! Поехали! Я домой хочу! Ну, пожалуйста! – Она заплакала, уткнувшись лицом в ладони.

Настя шмыгнула носом, растерянно посмотрела по сторонам. Лиза схватила первые попавшиеся три миски и шагнула за палатки. Оттуда раздалось всхлипывание.

– Так! – Олег Павлович оглядел печальную картину полного уныния. – Никуда мы сейчас, конечно, не пойдем. Если подкова нужна, мы ее достанем. Тоха, ты говоришь, твои знакомые с конюшни еще проедут по ближайшей дорожке. Они же не знают, что всадники вышли из запретного леса, значит, обязательно здесь появятся. Вот тогда-то мы их и попробуем перехватить. Так! – На лице Паганеля мелькнула довольная улыбка, значит, он что-то придумал. – Сашка, Тоха, пошли добывать подкову счастья. Девочки, на вас посуда. Вовка, ты за главного. Чтобы костер полыхал до небес!

Все одновременно встали и разбежались по своим делам. Паганель с ребятами подошел к черте.

– Лыжной палкой не дотянемся. – Учитель прикинул расстояние до подковы. – Придется перейти черту. Значит, их нельзя бояться и ненавидеть. Так?

– Видимо, они реагируют на злобу, – зашептал Антон. – Я тогда очень сильно захотел, чтобы один из всадников провалился. Разозлили они меня – скачут и скачут. Я и сказал: «Чтоб ты провалился». Он и провалился.

– Лучше бы пожелал что-нибудь другое, – в тон ему зашептал Паганель. – Например, чтобы Васильев с Рыбкиным вернулись.

– Васильев тогда со мной был, – растерялся Верещагин. До него вдруг дошло, что во всех своих поисках он ни разу искренне не захотел, чтобы Мишка вернулся. Ему хотелось его найти. Первому. Чтобы все позавидовали, какой он ловкий и догадливый.

Антон выпрямился и представил Мишку, неуклюже топающего на лыжах прямо по сугробам. Вспомнил, как он криво улыбался каждый раз, когда Паганель вызывал его к доске путешествовать по карте, которую он почему-то не мог выучить и все время путал Австралию с Аргентиной. Как же Антон соскучился по нему! День не видел, а уже соскучился по его нытью и постоянному желанию куда-то бежать и что-то смотреть. Скорей бы он вернулся. В конце концов – кто завтра за него пироги есть будет!?

– Можно, я схожу? – снова предложил Токаев. – Я не боюсь лошадей, мне даже интересно посмотреть на них поближе…