Ударный рефлекс - Сергей Зверев

Правоохранители, впрочем, не обращали на него никакого внимания. Видимо, оба они возвращались с ночного дежурства и теперь, в преддверии отдыха, делились друг с другом впечатлениями, полученными за время службы, и притом – достаточно громко, чтобы их можно было слышать.

Сперва менты говорили о райотделовских делах: кто кого подсиживает, кто на кого пишет доносы, кто хочет сесть в начальственное кресло. Затем – о ночной переработке, заплатят им за нее или нет.

– Наверное, не заплатят. Все бабло те получат, кто маньяка «закрыл», – донеслось до слуха светловолосого. – Начальство из розыска, то есть...

Слова эти заставили беспалого мужчину заметно вздрогнуть. Он осторожно повернулся к милиционерам, чтобы лучше слышать их разговор.

– Думаешь, маньяк – тот самый? – осведомился один.

– Если начальство так считает – почему мы должны ему не верить? – возразил второй.

– Зато теперь на ночные дежурства не погонят.

– А я о чем!

Явно не веря услышанному, светловолосый вышел на первой же остановке. Газетный киоск уже был открыт. Судорожно поискав по карманам мелочь, он купил свежий номер ялтинской газеты, уселся на лавочку...

Первое, что бросилось ему в глаза, – заголовок, набранный на первой же странице: «Ялтинский потрошитель арестован!»

Явно не веря своим глазам, он несколько раз перечитал заголовок. Затем пробежал глазами содержание заметки. Сомнений быть не могло: это не было обманом зрения. Популярный курортный таблоид сообщал, что маньяк, наводивший ужас на все Южное побережье Крыма, наконец обезврежен, что все страхи и ужасы остались позади и что курортный сезон, несомненно, состоится.

– Так во-от оно как обернулось!.. – только и смог прошептать светловолосый.

Тогда, после неудачного покушения в Ливадии, он был готов к самому худшему: ведь та зеленоглазая девчонка наверняка запомнила его в лицо! Да и ментовская ориентировка с фотороботом, хотя и частично, но все-таки соответствовала действительности. Приметная деталька – отсутствующий большой палец левой руки – могла быстро навести сыскарей на след. А потому душегуб решил на какое-то время притаиться. Застеклил окно в квартире, разбитое предыдущей жертвой, покрасил полы, надежно припрятал любимый нож, которым обычно запугивал жертв, после чего уехал в Перевальное, где у дальнего родственника была дача, на которую тот сам почти не наведывался. В Перевальном следовало пересидеть дней десять, не давая о себе знать никоим образом. Там же он и соорудил себе алиби задним числом – мол, на момент убийства был тут, вот и сторож (купленный за несколько бутылок водки) всегда сможет это подтвердить. Он даже на несколько дней выключил телефон – просто боялся брать трубку.

И кто бы мог сказать, что все закончится так неожиданно... и так удачно?!

Он не помнил, как дошел до дома. Встал у окна на кухне, долго пил воду из-под крана – во рту почему-то пересохло.

– Так вот-от оно как обернулось! – только и мог повторять светловолосый.

Он несколько успокоился лишь к обеду.

Теперь, когда менты в рекордные сроки арестовали «маньяка», предстояло решить, как жить дальше. С одной стороны, он прекрасно понимал: самое разумное теперь – на какое-то время успокоиться, залечь на дно: лишь такая линия поведения могла убедить ментов в справедливости их подозрений относительно арестованного.

Но с другой стороны, жажда крови не могла быть неудовлетворенной слишком долго... Это как наркотик: попробовав однажды, вряд ли уже остановишься...

А раз так – почему бы и не продолжить?

Глава 12

Квадратная камера выглядела унылой и мрачной. Узенькое зарешеченное окно позволяло рассмотреть лишь лоскуток крымского неба над Симферопольским следственным изолятором. Латунный кран умывальника отбрасывал озорные солнечные зайчики в темный угол, на матовые плоскости параши-«толкана», и блик этот здесь, в замкнутом пространстве, так некстати напоминал о прежней жизни, оставшейся по ту сторону решеток.

Впрочем, Илья Корнилов старался не думать о том, что теперь происходит на воле. Думай не думай – этим себе не поможешь, только душевные силы потеряешь. Главным теперь было доказать, что он вовсе не тот душегуб, за которого его принимают, что правоохранители ошиблись. Удастся сделать это – и, может быть, тогда крымские менты поверят ему и попробуют отыскать пропавших Оксану и Диму...

Следовало выработать стратегию общения со следователем, подобрать нужные слова, сделать так, чтобы ему, Илье, поверили или чтобы хотя бы хотели поверить. Однако сделать это в камере следственного изолятора было довольно сложно.

Корнилов был тут вот уже второй день. Новичка почему-то не подвергли обычной «прописке» – то ли потому, что тут это было не принято, то ли еще по каким-то причинам. Странно, но арестанты не интересовались, кто он, за что «закрыт» и что думает по поводу своего ареста, хотя, без сомнения, знали, что к ним подселили «того самого маньяка». Камера была небольшой, относительно комфортной и, главное, не переполненной, как другие. Арестантов, кроме самого Ильи, было еще трое: худой высокий кавказец, задержанный за грабеж, кряжистый блондин с оплывшей фигурой отставного борца-тяжеловеса и вертлявый молодой человек с физиономией прохиндея, напоминающий уволенного за воровство официанта.

И вся эта троица с самого начала давала понять: уж если «первоходу» сейчас не задают никаких вопросов, это вовсе не значит, что ему не зададут никаких вопросов чуть позже. Пока же арестанты присматривались к гостю, осторожно прощупывая, что он за тип и чего от него можно ожидать. Илью несколько раз провоцировали на необдуманные шаги – он сдержался. Дважды к нему обращались не слишком уважительно – Корнилов, прекрасно понявший причину подобного неуважения, не поддался и на это...

Конечно же, Илья подозревал, что менты поместили его в так называемую «пресс-хату», чтобы силами уголовников выбить нужные для себя показания. О существовании таких вот «пресс-хат» он прекрасно знал: среди пацанов из его двора немало людей уже отмотали сроки, и им было что рассказать. Поэтому Корнилов все время был начеку. Как показали события последнего дня – не напрасно...

Тот вечер проходил в камере, как обычно. Появление баландера, раздача пайки, дележка ржавой «чернушки». После ужина арестанты обратились к привычным занятиям – просмотру телевизионных «сеансов», игре в домино и нарды, чтению переданных с воли газет.

На Корнилова по-прежнему демонстративно не обращали внимания, и это настораживало. Тем более что многозначительные взгляды, которыми то и дело обменивались кавказец и блондин-тяжеловес, говорили Илье о многом. Стараясь казаться спокойным, он улегся на шконку и смежил веки, делая вид, что спит. Корнилов прекрасно понимал, что засыпать нельзя: уж если сокамерники решили устроить ему разборку, то произойти это должно именно ночью.

Так оно и случилось. После окончания последнего выпуска теленовостей, когда телевизоры были выключены и на «хате» воцарился фиолетовый полумрак, к его шконке, наконец, подошли все постояльцы «хаты». Предводительствовал кряжистый блондин.

– Чо копыта разложил, падла? – уже накручивая себя на предстоящую драку, пробасил он. – Поднимайся, маромойка. Базар к тебе один небольшой есть.

– Сычас убыват тебя будэм, – мрачно пообещал кавказец, подходя к изголовью шконки.

– А перед этим очко на британский флаг порвем! – неожиданным фальцетом сообщил прохиндей.

В десанте Корнилова научили многому – в том числе и убивать голыми руками. В таких ситуациях не следует распаляться, нервничать, поддаваться на провокации, реагировать на обидные слова. Илья уже знал, что ударить надо первым и обязательно неожиданно – это внесет растерянность в ряды нападавших. А дальше как получится. Это только дурак может составлять подробный план драки. В подобных случаях единственно правильное решение – действовать по обстоятельствам.

Хук правой – и стоявший впереди блондин, не ожидая такого начала, отлетел в сторону. Корнилов пружинисто вскочил с нар и, оттолкнув локтем стоявшего слева кавказца, впечатал кулак в челюсть вертлявого прохиндея. Но следующего удара нанести не сумел: кавказец, на редкость резво поднявшись, с животным рычанием бросился ему в ноги, и Илья, потеряв равновесие, тяжело свалился на пол.

И тут же на него посыпался град ударов.

Треск, глухое гудение в голове, беспорядочные пинки... Корнилов понимал: надо во что бы то ни стало подняться и, прислонившись спиной к стене, попытаться вырубить главного – то есть блондина. Ведь любая свора сильна прежде всего сплоченностью вокруг вожака. А уж если вожак окажется поверженным, разобраться с остальными будет несложно...

После удара ногой в затылок перед глазами Корнилова поплыли огромные фиолетовые круги. Илья хотел подняться, он даже встал на четвереньки, но тут же получил удар по почкам. А удары продолжали все сыпаться. Боль сменилась отчаяньем, отчаянье – лютой ненавистью к нападавшим. И тут необъятная волна гнева заволокла глаза. Илья понял – сдерживаться он уже больше не будет. Поднявшись, Корнилов сумел-таки сгруппироваться и нанести сильнейший удар в голову кавказца. Хрустнула переносица, и враг, обливаясь корвью, отлетел к чугунному унитазу. Удар локтем в солнечное сплетение заставил вертлявого прохиндея заохать и опуститься на шконку.