Время любить - Жюльетта Бенцони

Коридор выходил на внутренний двор, где громоздились каменные глыбы и под крытой галереей виднелись только начатые статуи.

– Здесь, – произнес он с удовлетворением, – вы можете кричать сколько вам захочется!

Красная от злости, она хотела, как разъяренная кошка, сразу же вцепиться ему в лицо, но он перехватил ее запястье.

– Что вы делаете? – кричала она. – Кем вы себя возомнили? Кто позволил вам обращаться со мной таким образом?

– Только то, что вы вызвали во мне симпатию! Если бы я дал вам волю, сейчас дюжина альгвасилов крепко связали бы вас и в этой же повозке отвезли бы в тюрьму. И вы ждали бы там столько, сколько заблагорассудится алькальду! Как бы тогда вы помогли вашему другу?

Злость Катрин уменьшалась по мере того, как мудрые слова слетали с губ Ганса. Однако она не пожелала признаться себе, что Ганс так быстро одержал над ней победу.

– У него нет причин сажать меня в тюрьму. Я благородная дама и иностранка! Я могу пожаловаться…

– Кому? Король Хуан и его двор находятся в Толедо. Да будь они все здесь, это бы ничего не изменило. Кастильский монарх – тряпка, совсем бесхарактерный человек, и всякое решение его утомляет. Единственный человек мог бы вас благосклонно выслушать: тот, кто и есть настоящий хозяин в королевстве, – это коннетабль Альваро де Луна!

– Так я к нему и пойду…

Ганс пожал плечами, пошел за стоявшим на скамейке кувшином с вином и наполнил три чарки, которые он взял у колодца.

– А как вы это сделаете? Коннетабль сражается на границе с Гранадой, а алькальд и архиепископ теперь хозяева города.

– Тогда постараюсь повидаться с архиепископом… Вы же мне сказали, что именно он вас привез сюда?

– Вот именно, монсеньор Алонсо – человек справедливый и добрый, но между ним и доном Мартином существует дикая ненависть. Ему будет достаточно испросить милости в отношении вашего друга, как алькальд тут же ему откажет. Поймите, у одного в руках военная сила, у другого – только монахи. Дон Мартин это прекрасно знает… и злоупотребляет этим. Ну, так посмотрим… Для начала выпейте вино. Вам это нужно.

Мягкость его тона поразила Катрин. Она подняла глаза. Что это, симпатия с первого взгляда? Да, конечно, но и восхищение, которое она привыкла читать в глазах мужчин. Она знала свою власть, и, видимо, этот тоже не избежал того, чтобы угодить под действие ее чар!

Машинально Катрин смочила губы в оловянной чарке. Терпкое, крепкое вино согрело ее и подкрепило.

– Ну вот и хорошо… Теперь пойдем посмотрим.

Она проследовала за хозяином дома в низкий зал без света и огня, в нем рядами лежали матрасы с одеялами. Маленькое оконце с двумя толстыми перекладинами крест-накрест выходило на площадь. В комнате стоял сильный запах пота и пыли.

– Здесь спят рабочие, которых я привез с собой, – объяснил Ганс. – Но сейчас они все там, на площади… Вот, смотрите в окно!

То, что она увидела, поразило ее. При помощи мощного ворота, установленного на башнях собора для подъема камней, тяжелая клетка оказалась вздернутой вдоль стены церкви и теперь висела, качаясь, на высоте четвертого этажа.

– Зачем его туда подвесили?

– Чтобы развлечь толпу. Так до момента казни толпа может развлекаться, наблюдая за страданиями узника. Ведь, само собой разумеется, ему не дадут ни пить, ни есть…

– А когда?..

– Казнь? Через восемь дней!

Катрин вскрикнула от ужаса, а глаза наполнились слезами.

– Через восемь дней? Но он же умрет раньше…

– Нет, – скрипучим голосом произнес Жосс. – Черный человек сказал, что у бандита медвежья сила и что ее вполне хватит на эти дни до казни.

– А какую ему назначат казнь? – спросила Катрин с пересохшим горлом.

– Зачем ей заранее говорить? – упрекнул Жосса Ганс. – Хватит с избытком и того, чтобы она это узнала в день казни.

– Мадам Катрин мужественная женщина, приятель, – сухо ответил Жосс. – Не воображай, что она позволит тебе от нее что-то скрывать! – Потом, обернувшись к Катрин, он сказал: – Через восемь дней с него заживо сдерут кожу, а кожа этого невероятно огромного человека пойдет на создание статуи Христа. А его останки бросят в костер.

Катрин вынуждена была опереться о стену, прижимая руку к горлу, так как почувствовала позывы к рвоте. Увидев, как она позеленела, Ганс хотел ее поддержать, но она оттолкнула его.

– Нет. Оставьте, это сейчас пройдет…

Она рухнула на один из матрасов и обхватила голову руками. Катрин жила в безжалостное время; ужасы войны, которые она постоянно видела вокруг себя, стали ей слишком привычны, чтобы она легко могла из-за чего-то потерять голову, но то, что ей пришлось услышать, превосходило всякое воображение.

Она повторяла, словно стараясь получше вникнуть в смысл слов: «Для статуи Христа»? Разве можно допустить такую неслыханную вещь, такое богохульство?

– В соборе уже есть статуи такого рода, – сказал Ганс. – Надо уходить отсюда. Мои люди вот-вот вернутся…

Он мягко взял ее за руку, прошел с нею по внутреннему двору, они дошли до большой кухни, находившейся с другой стороны и занимавшей всю ширину дома. Там горел огонь под черным от копоти котлом, и от него шел вполне приятный запах. Старая служанка, сидя на табуретке, стоявшей у бочки, крепко спала, положив руки на колени и открыв рот. Мотнув головой, Ганс показал на нее, усаживая Катрин на скамье.

– Ее зовут Уррака. Она глухая как пень. Мы можем говорить спокойно…

Он вытащил из сундука деревянные миски и наполнил их супом. Ганс дал миску в руки Катрин, другую подал Жоссу и устроился рядом с ними.

– Сначала поешьте! – посоветовал он.

Катрин попробовала густой суп с мукой и свиным салом, обожглась и сделала гримасу. Поставив обратно миску на стол, она посмотрела по очереди на обоих своих спутников.

– Мне нужно спасти Готье! Я не смогу жить, если дам ему погибнуть такой смертью!

Ганс спокойно продолжал есть, не отвечая. А когда закончил трапезу, оттолкнув миску, вытер рот рукавом и сказал:

– Этот человек был, конечно, вашим слугой, может быть, вашим другом, но, бывает, люди меняются со временем, и сердца у них тоже становятся другими. Бандиты в горах Ока – это мерзкие создания, а этот человек – из их компании. Зачем рисковать жизнью ради проклятого Богом и людьми?

– Вы ничего не понимаете! Да и как вам понять? Разве вы знаете Готье? Так вот, мэтр Ганс: во всем королевстве Франции нет лучшего сердца, более доброй души, чем у него. Всего несколько месяцев тому назад я потеряла его и знаю, что ни ради золота, ни ради собственной защиты ни за что он не изменился бы до такой степени… Лучше послушайте, потом будете судить о нем.

В нескольких фразах она поведала немцу всю жизнь Готье: как он ее защищал, столько раз спасал, как он уехал на поиски Арно, как, наконец, он исчез в одном из пиренейских ущелий. Ганс слушал ее, не произнося ни слова.