Колумбы российских древностей - В. Козлов

Сенсационные открытия, сделанные в ходе Подмосковной археографической экспедиции, немало взволновали современников. Свои права на издание найденных памятников, кроме кружка, предъявили Синод и Общество истории и древностей российских. В конце концов спор был разрешен в пользу сотрудников Румянцева. Это дало членам кружка широкие возможности для научного творчества в новых направлениях. Среди них на первое место выдвинулась работа по публикации законодательных и литературных памятников.

Почти одновременно с Подмосковной экспедицией Берх, старший учитель Пермской гимназии Калестинов и чиновник Решетников в течение 1817–1822 гг. предприняли аналогичное обследование государственных, монастырских и частных хранилищ в районах Тобольска, Перми, Соликамска, Верхотурья и по берегам рек Тагила, Лобви и Чусовой. До них в местных архивах результативно поработали Миллер и Мясников. Еще в 1745 г. Миллер скопировал ряд документов сгоревшего затем Чердынского архива. Мясников стал обладателем копий документов по истории Верхотурья, Ваги и Шенкурска. Следуя по маршруту Миллера, Берх и его помощники осмотрели свыше 20 архивов и частных собраний. Особенно результативными оказались поиски в Соликамске. В архиве местного Истобинского монастыря Берх обнаружил материалы упраздненного Пыскорского монастыря, разобрав которые, нашел жалованную грамоту монастырю 1573 г., книгу записей актов 1579–1680 гг., указы Петра I и другие редкие документы. Интересные документы были найдены им и в архивах бывшей Соликамской воеводской канцелярии и соликамского магистрата. Из частных коллекций и личных архивов соликамского именитого гражданина А. Т. Ливонова, секретаря соликамского уездного суда И. Н. Дубровина, надворного советника И. Рукавишникова, купца Д. А. Оболенского, секретаря пермского губернского правления П. Г. Сведомского и других жителей Соликамска и Перми Берху удалось получить копии и даже подлинники ряда ценных документов XVII–XVIII вв.

С помощью Берха кружок получил копии реестров многих хранилищ Перми. Он сумел организовать присылку из них подлинных материалов, с которых в Московском архиве Коллегии иностранных дел были сделаны копии нескольких сотен документов[77].

Экспедиция Берха носила ярко выраженный комплексный характер. В дальнейшем эта черта разысканий кружка стала проявляться все больше, а в ряде обследований археологические и этнографические мотивы нередко даже преобладали.

К числу таких относится экспедиция, предпринятая летом 1822 г. Калайдовичем по Рязанской губернии. Тогда этому исследователю наряду с чисто археологическими разысканиями удалось осмотреть, описать и частично скопировать документы архивов и библиотек рязанского архиерейского дома, местной семинарии, Спасского, Солотчинского, Богословского, Льгова монастырей, рязанской городищенской церкви, Аграфениной женской пустыни, Зарайского и Микулинского соборов. Результаты этого обследования оказались менее значительными по сравнению с другими, но экспедиция Калайдовича имела важные последствия в комплектовании коллекции Румянцева оригинальными рукописями: во время ее ученый установил контакты с рязанскими краеведами и коллекционерами, от которых впоследствии удалось приобрести несколько важных памятников.

Вершиной археографических разысканий членов Румянцевского кружка по масштабам и организации проведения стала серия экспедиций в западные и частично южные районы страны, в которых приняло участие несколько десятков исследователей. В 1824 г. Лобойко, характеризуя хранилища губерний, присоединенных к России после разделов Польши, сообщал Румянцеву, что «документами наполнены и поныне большая часть общественных и частных архивов… Невозможно, чтобы история и филология не извлекли из сего, доныне неприкосновенного, но богатого источника, ощутительной пользы»[78]. На местные архивы, ставшие доступнее после изгнания иезуитов, сотрудники Румянцева обратили внимание еще в 1818 г., когда Канкрин должен был «разведать забытые очень древние бумаги, документы или летописцы и хроники». Спустя год Кеппен сообщил Румянцеву о результатах беглого знакомства с хранилищами Нарвы, Гдова, Пскова, Полоцка, Витебска и Могилева. От него, например, стало известно, что в могилевском магистратском архиве находятся «акты с 1577 года и разные на пергамине писанные грамоты».

Сообщение Кеппена совпало с переездом в Белоруссию Григоровича, согласившегося по предложению Румянцева провести здесь разыскания. К маю 1820 г. Григорович представил графу копии десяти актов могилевского архива и описание редких книг Оршанского кутеинского, Могилевского братского монастырей и нескольких церквей.

Одновременно с Григоровичем к осмотру архивов Минской губернии по поручению Румянцева приступили архимандрит полоцкого Борисоглебского монастыря И. Шулякевич и доверенные лица губернатора В. И. Гегевича. Возможно, что именно Шулякевич в Софийской церкви полоцкого Борисоглебского монастыря обнаружил одну из древнейших славянских рукописей — Добрилово евангелие 1164 г., которое было приобретено Румянцевым за денежный вклад в монастырь[79].

Тогда же с помощью Лобойко и Даниловича начались разыскания памятников в районе Вильно, одном из центров сосредоточения в то время всевозможных древностей. Виленские студенты, например, приносили Даниловичу «целые груды пергаменных и других рукописей из униатских церквей и монастырей». Правда, наиболее интересное открытие ждало Даниловича не здесь, а в Супрасле (тогдашняя Гродненская губерния), где в одном из местных монастырей ему (правда, по другой версии — М. Бобровскому) посчастливилось найти замечательный памятник русско-литовского летописания — так называемую Супрасльскую летопись. В Супрасле же с помощью Лобойко члены кружка напали на след архива Радзивиллов (старинного литовского княжеского рода). Часть его еще в конце XVIII в. была перевезена в Смоленск, а затем оказалась в Вильно (так называемый Несвижский архив Радзивиллов). В нем находились богатейшие источники по истории России, Польши, Литвы: жалованные грамоты и привилеи царей и польских королей, статуты, имущественно-хозяйственные, финансовые и другие документы. В 1812 г. архив сильно пострадал. Как удалось выяснить Лобойко, «солдаты резали пергаменные документы и подшивали их на подтяжки. Другие документы исторической важности похищены разными лицами. Печати, не только украшенные алмазами, но и медные, какие только были и имели приятную наружность, тогда от документов оторваны»[80]. С помощью Лобойко в 1822 г. кружок получил реестр части сохранившихся материалов. По отметкам Румянцева учителем Глебовичем было скопировано свыше 250 документов из этого архива[81].

В конце 1822 — начале 1823 г. Григорович получил разрешение на осмотр гражданских и церковных архивов в окрестностях Могилева и Гомеля. Формально обследование, проводившееся на средства Румянцева, имело цель сбор документов для дополнения широко известной в то время работы Амвросия «История российской иерархии». Но уже первые находки Григоровича расширили первоначальный замысел: дали толчок сбору источников для подготовки публикации по истории Белоруссии. В архиерейском и магистратском архивах Могилева, библиотеках Мстиславского и Оршанского монастырей и других хранилищах Григорович описал и скопировал несколько десятков актов XVII–XVIII вв., ставших ядром будущего издания «Белорусского архива». Вскоре эти материалы были дополнены копиями грамот Виленского кафедрального собора, присланными Лобойко. Он же представил Румянцеву преподавателя Виленского университета ксендза Сосновского, имевшего доступ ко всем церковным архивам Вильно и окрестностей. Сосновский передал Григоровичу копии по крайней мере четырех грамот. В дальнейшем через него и Лобойко члены кружка получили вначале описание, а затем выписки из трех неизданных и считавшихся утраченными томов сочинения М. Догеля о польской дипломатической истории[82].

В июле 1824 г. Григорович побывал в архивах Мстиславля. Он сообщил, что хранившиеся здесь по слухам древние документы едва ли не XII в. не разобраны и гниют в «кулях». Правда, по распоряжению генерал-губернатора князя Хованского предполагалось описание этих хранилищ; но когда Румянцев попытался узнать об условиях получения копий с их реестров, выяснилось, что к описанию еще не приступили. Тогда Румянцев предложил Хованскому на свои средства провести такую работу, предварительно перевезя мстиславские архивы в Могилев. В конце концов в феврале 1825 г. в Мстиславль на средства Румянцева были направлены переводчик могилевского главного суда Н. Горатынский с двумя писцами, снабженные всем необходимым для работы: квартирой, питанием, бумагой, калькой. В инструкции, составленной для них Румянцевым, предлагалось «кратко, но обстоятельно» описать документы, указав в реестрах их содержание, время, место, язык, материал, почерк.