Воспоминания о настоящем - Игорь Рыжков

— Это не сложно, сугушчи, если знать как…

Припадая на пробитую стрелой ногу, я все-таки добрался до Пересвета. Он лежал рядом с опустившей голову лошадью. Его лицо было покойным и умиротворенным. Он пал. Он знал, как это будет и за, что он отдаст свою жизнь. Так как ему везло не многим. Повезет ли мне? Я с трепетом снял с его груди образок с поломанным краем. Вытер с него кровь, и положил в свою походную сумку. Вытащил пергамент и развернул его перед собой. Вдохнул дымный след оставленного на тропе к Маат пламени и, матеря, всех богов каких знал, с трудом протиснулся в исчерченную отблесками костра ночь.

Астрелла

От метро до холостяцкой «однушки» было ровно пятнадцать минут ходу. Я всегда использовал это время для того чтобы закрыть прошлый день и подготовить себя к следующему.

Мерно топал по хрупкому снегу, зарывшись носом в колючий шерстяной мамин шарф.

Мерзли уши, но шапок я не люблю и не ношу принципиально. Не знаю, почему так, но не нравится мне сооружение, на голове подбитое мехом или связанной из пестрой пряжи.

— Топ-топ-топ. Хруп-хруп-хруп.

Зам директора все-таки — скотина. Врать в глаза. Использовать как раба, а потом с такой же невинностью говорить о финансовых потерях и что я как организатор работ не сумел устроить хорошую погоду, и в результате чего компания потерпела убытки. Убытки, которые вызвали срыв сроков сдачи объекта. За срыв сроков были начислены штрафы и на премию денег просто нет.

Меня все-таки поимели.

Поимели в извращенной форме, причем настолько нежно, ласково и исподволь, что целых два месяца я этого даже не замечал.

Хотелось поиграть в Павку Корчагина. Построить узкоколейку, обдирая ногти и зарабатывая пневмонию. Орать давай и вперед! А кому давать, и в какой перед?

— Короче все… Завтра увольняюсь.

Я остановился у двери и всунул ключ в замочную скважину, из приоткрытой двери вылетел ошарашенный Матроскин, и с диким воплем, полетел по лестницам во двор.

Мне стало интересно. Я приоткрыл дверь пошире и просунул голову внутрь.

Зима и было уже темно. Фонари, ломаясь в старом тюле, причудливо фиолетово легли на стены. В квартире, почему то было холодно. Холодно и тихо. Тихо настолько, насколько тихо в пустых квартирах никогда не бывает. Всегда кто-то ругается сверху. Бренчит проезжающий рядом трамвай. Шумит вода в трубах.

Я вошел в прихожую. Тщательно вытер ботинки о коврик и включил свет. Ничего такого, чтобы могло испугать Матроскина до степени полуинфаркта, я не увидел. Все было на своих местах. Никто не рылся в шкафах или ящиках. Не вспарывал мебель в поисках наркотиков или оружия.

Только вот на диване то ли лежало скрученное одеяло, которое я забыл утром убрать. То ли под ним кто — то спал. И холодно. Я прошел в единственную жилую комнату, Повертел головой. Холодно. Надо же. Просто холодно не бывает. Я коснулся батареи и сразу отдернул пальцы. Истопники старались вовсю. Но холодно.

Я подошел к единственному окну в комнате и со вздохом отдернул тюль, так красиво оформивший мою стену в старых выцветших обоях.

Так и есть. Кто-то запулил камнем в стекло. Причем не рукой.

Стекло было пробито словно пулей. Отверстие имело размер около сантиметра и от него бежали в разные стороны тонкие змеистые трещины.

Стеклопакет я поставил всего три дня назад и был вовсе не первым, кто сделал это в нашем доме. Интересно кому успел насолить простой инженерный работник, который и соседей то по именам не знает, поскольку появляется не так уж часто.

Даже Матроскин не всегда узнает. На период длительных командировок приходится сдавать ее тете Глаше. Единственной соседке, которую я знаю и которая по счастью от кошек без ума. Мне с ней повезло.

Я подошел к окну и засунул в дырку указательный палец. В принципе через такое отверстие может уходить какое-то количество тепла, но оно гораздо меньше форточки.

— Что за черт?!

Я проследил траекторию стрельбы. Получалось, что палили, откуда — то сверху. Причем с очень большой силой. Что-то я не припомню высотки рядом. А мысль о том, что кто-то выстрелил из рогатки шариком от подшипника с самолета — казалась еще более дикой.

Я развернулся и встал затылком к отверстию.

Пробита фанерная спинка старого стула. Пустой литровый аквариум на стопке из книг.

Сразу в голову полезли нехорошие мысли. Это могло быть снайперской пулей, потому что след упирался в кучу тряпья на диване. Могли подумать, что я спал.

Но… Я лихорадочно стал перебирать в памяти всех тех, кому мог так сильно насолить. Получалось, что мотив убийства был только у Матроскина потому, что однажды уезжая, я забыл оставить ключи тете Глаше и ему еды.

Он жрал лук в ящике, стоявшем под кухонным столом. Плакал, но жрал. Я застал его за этим занятием, и выражение его морды мне тогда не понравилось.

Был бы он человеком. Да. Мог бы, и «садануть» из винтореза с парашютной вышки. Про нее-то я как раз и забыл. Стоит уже лет тридцать — никому до нее дела нет кроме любителей — скалолазов. Старая ржавая. Осталась еще со времен ГТО. Тогда все хотели стать летчиками и как Чкалов перелететь через северный полюс на фанерном самолете. Я тоже хотел. Только на реактивном. Но это уже другая история.

Я присел на диван и осторожно приподнял край старого лоскутного одеяла. Тоже произведение мамы, внезапно оказавшееся последним писком моды постельного белья.

Под ним, обняв себя за плечи, словно ей некого было больше любить, лежала полупрозрачная девушка с голубоватым оттенком кожи. Красивая словно Мэрилин Монро и холодная как Снежная Королева из сказки. Она спала.

Грудь мерно поднималась и опускалась. Изо рта шел парок. Длинные фиолетовые ресницы закрывали почти половину щек.

Я приподнял одеяло повыше. Она была совсем голой. Меня это скорее озадачило, чем возбудило. Ей должно быть холодно. Я положил ладонь на плечо и сразу отдернул. Мне показалось, что я прикоснулся к промерзшей железной трубе, а не к человеку из плоти и крови. Одеяло, которым она укрылась, было жестким, словно висело на морозе несколько часов.

Получалось, что она под ним не грелась, а спасала Матроскина от полного замерзания. Она поглощала тепло из воздуха квартиры. Высасывала его словно пылесос. Я полез пятерней в волосы. Чем и кем бы она ни была. Роботом. Пришельцем с