Викки - Руфь Уолкер

Воспользовавшись шумом, Джим дотронулся до локтя Викки.

— Пора сматываться отсюда.

Сквозь мягкую июньскую ночь они возвращались в ярмарочный городок. Посвежело, но Викки чувствовала себя тепло и уютно в своем пушистом свитере. У оживленного шоссе Джим взял ее под руку и не отпустил, пока они не перешли на другую сторону. Несмотря на высокий рост, Викки казалась себе рядом с Джимом совсем крошечной и впервые за все время почувствовала, что способна держаться с ним непринужденно.

У дверей фургона Джим, к ее изумлению, помог ей подняться по трем ступенькам лестницы. Внутри он дернул шнур-выключатель и, вопреки ее ожиданию, не стал немедленно варить кофе.

— Что случилось? — спросила Викки.

Джим заморгал, словно ее слова выбили его из колеи.

— Нужно поговорить кое о чем насчет твоей зарплаты, — вымолвил он наконец. — Как тебе покажется, если вместо еженедельной выплаты наличными я предложу тебе двадцать пять процентов от прибыли на момент окончательного расчета? Сейчас нам не на что особо рассчитывать. Правда, Монтрелл должен скоро заплатить, но торчать в его балагане и дальше было бы глупо. У меня есть агент, и он сейчас ищет новые варианты. Как только мы выйдем на что-то поприличнее, мы сразу же снимаемся с места. Что скажешь насчет этого?

Викки помедлила с ответом. Многое оставалось ей непонятным. Конечно, четверть от прибыли звучит по-царски, но что останется от этой самой прибыли после всех расходов? И почему он не может сказать точно, сколько собирается платить ему мистер Монтрелл? Что это — сознательная недомолвка или просто рассеянность? А с другой стороны, Джим ее впустил к себе, дал жилье, работу и чем-то она ему все же обязана?

— Спасибо, — сказала она в конце концов, но голос ее звучал чуть принужденно.

Джим, прищурив глаза, вгляделся в нее.

— Ох уж эти мне манеры истинной леди! «Большое спасибо», «очень признательна»! Только кажется мне почему-то, что под этой упаковкой ты такая же, как и все остальные бабы.

— Не понимаю, о чем ты…

— А вот о чем!

В следующий момент он обхватил ее, и Викки, ошеломленная и сбитая с толку, упустила мгновение, когда еще можно было вырваться. Джим поцеловал ее, и в следующие секунды любопытство, а не его руки, удерживало ее на месте. Поцелуй длился, и Викки пронзило вдруг странное волнение, а нижняя часть живота заныла, судорожно сжавшись. Неужели это и есть желание? Ни капельки не приятное и тем не менее абсолютно не страшное, чтобы вырываться и бежать. Так это и есть то, из-за чего столько женщин сдаются мужчинам, даже если не любят их?

Ее сознание, несмотря на ошеломленность, работало спокойно и четко, пока Джим не запустил руку под свитер, чтобы приласкать ее груди. Прикосновение это не было мягким или ласковым — шершавые мозолистые ладони, казалось, готовы были стереть ее нежную кожу в порошок, но возбуждение от этого страшным образом лишь возросло. Ей захотелось, чтобы это продолжалось и дальше, чтобы он ласкал ее и в других местах, чтобы он загасил пожар, вспыхнувший у нее между бедер. Викки неловко прижалась к Джиму, и ощущение близости твердого разгоряченного мужского тела отозвалось в ней такой всепоглощающей волной удовольствия, что последняя мысль о сопротивлении исчезла сама собой.

Не протестуя и не возмущаясь, она дала раздеть себя, а затем молча следила, как он сдирает с себя одежду. При виде его возбуждения, такого необузданного и такого по-мужски звериного, по спине пробежал холодок — или просто мурашки? — но он уже нес ее к кровати. Она позволила уложить себя головой на подушку, а когда он лег сверху и поцеловал ее, ответила, открыв губы его пробивающемуся вперед языку: тот, как копье, делал выпады, постигая мягкость ее рта, обещая нечто, что должно было произойти очень скоро, и в новом приступе возбуждения Викки почувствовала, как ее окатывает жаром, а кожа покрывается потом.

Лихорадочно дрожа, Джим протолкнул руку между ее бедер, развел их и опустился ниже. Затем он резко сдвинулся вперед, и она почувствоваластрашное давление, тут же сменившееся пронзительной болью, — и все исчезло как наваждение.

Возбуждение и страсть в мгновение ока пропали, оставив ей лишь ощущение холодного разочарования. Викки попыталась вывернуться, но было поздно. Он уже был внутри, неистово вколачивая в нее свое тело. Боль еще давала себя знать, но куда мучительнее было ощущение, что она, распятая и униженная, вынуждена, как жертва ритуального надругательства, лежать сейчас под ним ради его прихоти. В резких отсветах уличных фонарей его побагровевшее лицо и остекленелые, лихорадочно сверкающие глаза казались отвратительными, и единственное, чего ей сейчас хотелось, — чтобы все как можно скорее кончилось.

Когда он обессиленно рухнул на нее, она, извиваясь, попыталась выбраться из-под чужого потного тела, но Джим даже не шевельнулся, и Викки пришлось оставить всякие попытки освободиться. В конце концов, дело сделано, вот только спит он или нет?

Она всмотрелась в его сомкнутые глаза, расслабленные губы — и на мгновение ощутила всепожирающую ненависть. Но вот он вздохнул и, пробормотав ее имя, зарылся лицом в ее волосы. Викки вспомнила шрам на его спине, вспомнила другой — на ноге, — и злость ушла так же быстро, как подступила. Она его не любила и совершенно определенно не желала его, но он был, пусть по-своему, добр к ней. А раз так, ей следовало быть великодушной. И потом, она уже лишилась невинности, так стоило ли поднимать шум вокруг всего этого?

— Ты в порядке? — спросил Джим, и намека на участие в его голосе хватило, чтобы от обиды не осталось и следа.

— Все отлично, — сказала она.

— Так ты это в первый раз, да?

— Да.

— Так я и думал. — Он соскользнул чуть в сторону, задергивая занавеску от уличного света. — Нам сейчас лучше поспать. Завтра тяжелый день.

Викки ждала, что он поцелует ее, но он просто развалился на кровати и через несколько секунд уже спал.

Викки продолжала лежать, вжавшись между ним и стеной, и вслушивалась в его дыхание. Может быть, он считал, что ей следует вернуться на надувной матрас? Или все-таки она теперь имеет полное право разделить с ним постель? Викки еще раз обдумала все, что с ней произошло, не зная, смеяться или плакать. По большому счету, она чувствовала сильное раздражение — да, это слово было наиболее точным. А еще болезненное ощущение, естественное для первого случая… Но самое главное — разочарование. Ждать чего-то особенного и получить такой мизер — разве это не повод для разочарования? Неужели все это и есть секс?

Выходит, лгали старые викторианские романы, которые она откопала в тайнике библиотеки деда за рядом томов по праву? И все эти описания сексуальных схваток, где женщины сходят с ума от страсти, — выдумка? Впрочем, может быть, Джим плохой любовник или она сама фригидна? Одно безусловно — Джим долго выжидал, прежде чем уложить ее к себе в постель. А что, если и он тоже разочарован? Кто его знает, ведь он привык к женщинам вроде Энни и похотливым девчонкам, вьющимся вокруг его аттракциона… Может быть, он вообще не захочет больше иметь с ней дела?