Унесенные ветром - Митчелл Маргарет

– Значит, дела в Таре идут хорошо? Заработали на хлопке столько, что решили съездить в гости? Что вы делали этими руками – пахали?

Скарлетт попыталась выдернуть руки, но Ретт держал их крепко, поглаживая большими пальцами мозоли.

– У настоящей леди не такие руки, – сказал он и отбросил их ей на колени.

– О, замолчите! – воскликнула она, моментально ощутив облегчение оттого, что не надо больше притворяться. – Что я делаю своими руками – это мое дело!

«Какая же я идиотка, – с досадой подумала Скарлетт. – Я просто обязана была позаимствовать… да хотя бы и украсть перчатки тетушки Питти. Я и думать забыла, что мои руки выглядят так ужасно. Он-то, конечно, заметил! А теперь еще и вспылила… наверняка все испортила. И надо же такому случиться, когда он уже чуть было не сделал мне предложение!»

– Мне-то уж точно нет никакого дела до ваших рук, – холодно бросил Ретт и лениво откинулся на стуле.

Его лицо не выражало ровным счетом ничего.

Теперь с ним трудно будет иметь дело. Что ж, если она хочет превратить этот провал в победу, придется подольститься к нему, как бы это ни было противно.

– Как это грубо с вашей стороны – так оттолкнуть мои бедные ручки. Столько шуму из-за того, что я всего-навсего забыла надеть перчатки, когда выезжала верхом на прошлой неделе…

– Выезжали верхом? Черта с два! – все так же ровно продолжал он. – Вы работали этими руками, вы трудились, как негр. Что вы на это скажете? Зачем вы солгали мне, уверяя, что в Таре дела идут хорошо?

– Но, Ретт…

– Может, хватит уверток? Почему бы не сказать правду? Итак, какова же истинная цель вашего визита? Я чуть было не поддался на ваше кокетство. Чуть было не поверил, что я вам и вправду небезразличен и что вы действительно опечалены моей судьбой.

– Но это правда! Поверьте мне…

– Ни за что. Даже если меня вздернут выше, чем Амана[2], вам будет все равно. Ваше лицо говорит об этом так же ясно, как ваши руки – о тяжелой работе. Вас привела ко мне нужда – настолько острая, что вы разыграли тут целую комедию. Почему же вы не решились рассказать мне все как есть? У вас было бы куда больше шансов получить то, что вам нужно. Больше всего на свете я ценю в женщине откровенность. Но нет, вы пришли сюда, потряхивая сережками, надувая губки и жеманясь, как проститутка, желающая подцепить клиента.

Он проговорил последние слова, не повышая голоса, никак не подчеркнул их, но для Скарлетт они стали ударом хлыста по лицу. В полном отчаянии она поняла, что вся ее затея с замужеством пошла прахом. Если бы он взорвался от бешенства и уязвленного самолюбия, если бы даже выругал ее, как сделал бы на его месте любой другой мужчина, она бы справилась. Но убийственное спокойствие в его голосе так испугало ее, что она растерялась, не зная, что еще предпринять. Только теперь до нее дошло, что, даже будучи пленником янки, сидевших за стеной, Ретт Батлер оставался человеком очень опасным и играть с ним в игры – себе дороже.

– Боюсь, что память меня подвела. Мне бы следовало помнить, что вы ничем не отличаетесь от меня и любой ваш поступок продиктован скрытыми мотивами. Так, теперь посмотрим, что же миссис Гамильтон припрятала в рукаве? Неужто вы оказались настолько наивной, что надеялись услышать от меня предложение руки и сердца?

Лицо Скарлетт стало пунцовым. Она промолчала.

– Но вы же не могли забыть то, что я повторял вам много раз: я не из тех, кто женится? – Не дождавшись от нее ответа, Ретт повторил с неожиданной яростью в голосе: – Вы не забыли? Отвечайте мне.

– Нет, я не забыла, – подавленно ответила она.

– Да вам бы в карты играть, Скарлетт! – съязвил он. – Вы сделали ставку на то, что, находясь в заключении, лишенный женского общества, я дойду до такого состояния, что попадусь как форель на крючок.

«Уже попался, – зло подумала Скарлетт, – вот если б только не мои руки…»

– Теперь, когда почти вся правда вышла наружу, дело за малым – осталось установить причины. Посмотрим, хватит ли у вас храбрости рассказать мне, зачем вам понадобилось женить меня на себе.

Скарлетт воспряла духом: его голос зазвучал так вкрадчиво, почти шутливо, ей даже показалось, что он поддразнивает ее. Может, еще не все потеряно. Конечно, о браке можно забыть, но, может, оно и к лучшему. Несмотря на все свое отчаяние, она облегченно перевела дух. Было что-то в неподвижной фигуре этого мужчины, нагонявшее на нее страх. Теперь уже сама мысль о браке пугала ее. Но если она проявит изобретательность и будет бить на жалость, сыграет на его сочувствии, на воспоминаниях, возможно, ей удастся занять у него в долг. Скарлетт придала своему лицу обезоруживающее, детски-невинное выражение.

– Ах, Ретт, а вы ведь могли бы мне помочь… вы ведь иногда бываете таким милым.

– Больше всего на свете мне нравится быть… милым.

– Ретт, ради нашей старой дружбы окажите мне одну услугу.

– Что ж, наконец-то дамочка с мозолистыми ручками переходит к исполнению задуманного. Боюсь, что «посещение больных и заключенных» – не самая удачная ваша роль. Чего вам нужно? Денег?

Резкость и прямота его вопроса поставили крест на ее планах подойти к делу кружным путем и попытаться растопить его сердце.

– Зачем же так грубо, Ретт, – мягко заговорила Скарлетт. – Да, мне действительно нужны деньги. Я прошу вас одолжить мне триста долларов.

– Ну вот наконец и правда. На словах – любовь, а в голове – деньги. Боже мой, как это похоже на женщин! Вам очень нужны эти деньги?

– О да… ну, не то чтобы очень, но они бы мне пригодились.

– Триста долларов. Приличная сумма. Зачем она вам?

– Заплатить налог за Тару.

– И вы хотите занять денег. Что ж, раз вы подошли к вопросу по-деловому, так же поступлю и я. Какое обеспечение вы можете мне предложить?

– Что-что?

– Обеспечение. Гарантия моих вложений. Я ведь не хочу потерять такую сумму. – Его голос приобрел обманчивую бархатистую задушевность, но Скарлетт этого не заметила. – Может, я еще выберусь отсюда, кто знает.

– Мои серьги.

– Серьги меня не интересуют.

– Я выдам вам закладную на Тару.

– И на кой черт мне ваша Тара?

– Ну… вы могли бы… ведь это прекрасная плантация! Вы ничего не потеряете. К тому же я расплачусь с вами с будущего урожая.

– Вот это вряд ли. – Ретт откинулся на стуле и засунул руки в карманы. – Цены на хлопок падают. Времена нынче тяжелые, с деньгами туго.

– Ретт, да вы просто издеваетесь надо мной! У вас денег – миллионы!

В его глазах заплясали злорадные огоньки.

– Рад слышать, что дела у вас идут хорошо и вам не очень нужны деньги. Я всегда радуюсь, когда у старых друзей все благополучно.

– О, Ретт, ради всего святого… – отчаянно залепетала Скарлетт, теряя остатки мужества и самообладания.

– Говорите тише, Скарлетт, вы же не хотите, чтобы вас услышали янки, не так ли? Вам кто-нибудь говорил, что у вас глаза как у кошки… как у кошки в темноте?

– Ретт, перестаньте! Я вам сейчас все объясню. Мне очень нужны деньги, просто ужасно. Я… я солгала, что все хорошо. На самом деле все плохо, хуже не бывает. Мой отец болен, он… он не в себе. У него начались странности, когда умерла мама, с тех пор от него помощи ждать не приходится. Он как ребенок. На плантации работать некому, а прокормить нужно тринадцать ртов. А налоги… налоги ужасно высокие. Ретт, я расскажу вам все. Уже больше года мы едва не умираем с голоду. Вы просто понятия не имеете! Да и откуда вам знать! У нас вечно не хватает еды, и вы не представляете, как это ужасно – просыпаться голодной и ложиться спать тоже голодной. Теплой одежды нет ни у кого, дети вечно мерзнут и болеют…

– Откуда у вас это красивое платье?

– Мы сшили его из маминых портьер, – ответила Скарлетт. Она так пала духом, что была уже не в силах солгать, чтобы скрыть этот позор. – Я терпела все – и голод, и холод, но теперь… теперь «саквояжники» страшно взвинтили налоги… И эти деньги нужно заплатить безотлагательно. А у меня ничего нет, кроме пяти долларов золотом. Мне нужно найти денег на налоги! Понимаете теперь? Если я не заплачу им, то… то мы потеряем Тару, а нам… мы просто не можем потерять ее! Я не могу расстаться с ней!