Ганнибал. Роман о Карфагене - Гисперт Хаафс

Антигон искоса взглянул на ложе. Черты лица египтянки без ярких красок выглядели более мелкими, они одновременно неудержимо влекли, отталкивали и создавали ощущение полной беззащитности их обладательницы.

Антигон нежно провел рукой по щеке и лбу египтянки. Она мгновенно прижалась губами к его ладони.

— Откуда у тебя, дочь древних богов, такой ужасный шрам?

Она раздраженно переломила сросшиеся черные щеточки бровей:

— Это не шрам, а нарост. Его нужно как можно скорее удалить. Но где ты так хорошо выучил мой язык?

— Я почти три года прожил в Александрии. Должен признаться, что жители Ракотиса мне гораздо приятнее надменных македонцев, — улыбнулся он, — Ночью мы с тобой так и не нашли времени для разговора. Меня зовут Антигон. А тебя?

— Изида, — нервно ответила она и, желая скрыть смущение, взяла с подоконника бронзовое зеркало, долго смотрела в него, а потом решительно тряхнула головой.

— Ну, хорошо. Мне как-то не хочется плоско шутить и уверять, что я снова вернулся в лоно Большой матери[88]. Но поверь, такого божественного ощущения я никогда не испытывал.

Она ласково погладила его прямой нос, коснулась черной бороды, намотала на тонкий изящный указательный палец завитки волос на его груди.

— Мы пробудем здесь еще больше месяца. Ты никуда не собираешься?

— Да нет, дела, напротив, заставляют остаться здесь.

Изида была единственной дочерью предсказателя из Канопоса — города порока и наслаждений, расположенного в устье одного из притоков Нила и соединенного с Александрией искусственным каналом. Ее мать умерла при родах. За последние десять лет — Изиде было двадцать пять — она объездила пол-Ойкумены, танцуя и распевая песни под музыку самых разнообразных исполнителей.

За увлекательной беседой они даже не заметили, что город пробудился от сна и сквозь забранное затейливой медной решеткой окно с улицы начали доноситься крики торговцев и громкий надрывный скрип колес. Антигон встал, набросил на мускулистое тело тунику и поцеловал египтянку.

— Извини, но мне пора.

Она зевнула и устало опустила веки.

— Ты всегда так рано встаешь?

— Не люблю терять время.

Весь последний месяц осени Антигона не покидало ощущение счастья. Он много и упорно трудился, стремясь вникнуть во все дела банка, и, за исключением его служителей и, разумеется, Изиды, почти никого не видел. Гамилькар вместе с Даниилом отбыл на юг, чтобы на месте дать указания новому управляющему, а заодно выяснить, все ли там в порядке. Кассандр по-прежнему ведал торговыми сделками с заморскими купцами, он показал себя толковым, однако не слишком дальновидным человеком. Арсиноя и двое ее детей вернулись в город, а Аргиопа предпочла остаться у матери в имении. Антигон как-то навестил их и узнал, что будущей весной его шестнадцатилетняя сестра станет женой соседского сына. Эти четыре дня Антигон очень тосковал по Изиде и, вернувшись в Карт-Хадашт, выяснил, что не увидит ее еще целых два дня и две ночи, поскольку приглашен на свадьбу Бостара с дочерью богатого торговца овощами. Он сразу же люто возненавидел всех, кто должен был участвовать в торжественной церемонии, включая жениха и невесту.

После окончания выступлений Изида вместе с музыкантами провела в Карт-Хадаште еще несколько дней, дожидаясь каравана, направляющегося в Египет.

В одну из таких омраченных горечью предстоящей разлуки ночей они лежали, полузадохнувшиеся, оглушенные, не имея ни сил, ни желания даже немного пошевелиться. Внезапно Антигон почувствовал, что прижавшаяся к его плечу щека Изиды становится мокрой. Стараясь не двигаться, он хрипло произнес:

— На южном берегу бухты пустует большой белый дом. Мне ничего не стоит купить его. Огромный сад, много овощей, дикий виноград и кипарисы. Есть также пруд и лодочные мостики.

Теплые губы обожгли его уже жарким вздохом. Голос Изиды звучал словно издалека:

— Стоит ли срезать цветок, чтобы сохранить его? В белой просторной вазе он непременно завянет. Я бесконечно благодарна тебе, но пойми и ты меня. Пусть не сейчас, пусть через несколько лет…

Она впилась острыми ногтями в его спину и принялась нараспев выкрикивать обращения к древним богам своей страны. Антигону даже показалось, что в комнате помимо них присутствует еще какое-то огромное, дышащее холодом существо.

Не выдержав, Антигон привлек Изиду к себе, коснулся губами темного пятнышка соска и срывающимся голосом спросил:

— Зачем ты взываешь к богам смерти?

— А разве прощание не есть смерть? — не открывая глаз, прошептала египтянка.

Через два месяца после отъезда Изиды в один из зимних вечеров Гамилькар зашел к Антигону в банк. Они уже давно собирались обсудить его дела, но на этот раз пун хотел поговорить совсем о другом. Таким веселым Антигон его еще никогда не видел.

— У меня одна плохая и две хорошие новости, мой верный друг. С какой начинать?

— С плохой, естественно, — хмыкнул Антигон, разливая вино.

— Как хочешь. — Лицо Гамилькара сразу помрачнело, — Сегодня на рассвете в город прибыл посланец из Рима с письмом для Марка Атилия Регула.

— Так?

— Они там совсем обезумели, — недоуменно повел плечами Гамилькар, — Мы потопили все их корабли и не дали захватить Сицилию. В Риме уже начинается голод, многие потери невосполнимы, и, наверное, любой на их месте принял бы наше великодушное предложение. Мы согласны вернуться к прежним границам, уступить им восточную часть Сицилии, возобновить поставки зерна и даже возместить потери пятьюстами талантами серебра, хотя война началась по вине Рима.

— За победу, — Антигон одним глотком осушил кубок, — Они, конечно, отказались?

— Да. И родственники Регула действительно до смерти замучили троих знатных пунов.

— Но зачем? Их что, принесли в жертву римским богам войны?

— Не знаю. — На лицо Гамилькара легла тень тревоги. — И что на это скажет Марк Атилий? Он глуп, упрям, но честь для него превыше всего.

— Ему уже известно?..

— Сегодня в полдень Совет отправил к нему вестника.

— Но ведь всего лишь несколько минут назад ты был в прекрасном настроении, — насмешливо проговорил Антигон. — Значит, две остальные новости и впрямь хорошие?

— Ты угадал. — Лицо Гамилькара мгновенно повеселело. — Сегодня на Совете мы сумели сорвать планы наших противников. Обсуждалось предстоящее избрание суффетов на будущий год. А поскольку Рим отверг наши предложения, следовало назначить также нового стратега. — Пун выдержал красноречивую паузу и добавил: — Он перед тобой!

Антигон подпрыгнул, обежал вокруг стола и обнял Гамилькара.

— Ну наконец-то на этом посту оказался лучший из лучших! Если бы это произошло десять лет назад!

— Тогда я еще был слишком молод, — с горькой улыбкой ответил Гамилькар. — В двадцать два года не занимают такие важные посты. Но как же ловко мы обвели их вокруг пальца!

— Расскажи. — Антигон снова опустился на сиденье.

— Сперва мы одобрили сокращение флота, — радостно сверкнул глазами Гамилькар, — хотя это очень глупый шаг. Тем самым мы внесли замешательство в их ряды. Затем мы предложили направить Ганнона стратегом в Ливию, а суффетами выбрать столь почитаемых ими Битиса и Магона. Они пришли в такой восторг, что без возражений позволили нам назначить стратегом на Сицилию своего человека.

— По-моему, вы поступили крайне легкомысленно. Предоставить Ганнону свободу рук в Ливии…

— Но зато в Карт-Хадаште его не будет несколько месяцев. Это уже даст нам очень много. Суффеты, конечно, займутся толкованием законов в свою и «стариков» пользу, но слишком большой ущерб они вряд ли причинят. Я же сумею навести порядок на Сицилии и заставлю Рим уже в будущем году заключить с нами мир.

— А какова же из трех новостей наилучшая? — Антигон внимательно посмотрел пуну в глаза.

— Прошло восемь лет, — Гамилькар смерил грека смеющимся взглядом, — и Кшухти наконец снова забеременела. Давай выпьем за шкуру ламы!

Утром смотритель гавани сообщил Антигону, что Марк Атилий Регул отнял у одного из стражей меч и пронзил им себя.

Фриних, ведающий торговлей с Западной частью Ойкумены, Царский банк в Александрии, — Антигону, владельцу «Песчаного банка» в Кархедоне.

Здоровья тебе, Антигон, душевного спокойствия и неистощимой мужской силы, а также дальнейших успехов в торговых делах. Спешу обрадовать известием о том, что банк Птолемея готов предоставить тебе заем на сумму в тысячу талантов серебра под обычные проценты. Кроме того, зная твою склонность получать удовольствие от чего угодно, намерен также рассказать историю одного человека. Правда, не знаю, какую пользу ты сможешь извлечь из этих, на мой взгляд, совершенно никчемных сведений.