Пилот штрафной эскадрильи - Юрий Корчевский

— Ешьте, хлопцы, не пропадать же добру, — приговаривал он.

— Боец, меня не накормишь? — осведомился Михаил.

— Запросто. Давайте котелок, товарищ командир. Но Михаил развел руками:

— А вот котелка и ложки-то у меня и нет!

Повар соскочил с походной кухни, открыл ящик, достал алюминиевую миску и такую же ложку, щедро положил каши.

— Угощайтесь!

Каша с тушенкой была хороша. Или Михаил так оголодал, что немудреная еда показалась царской? Он быстро съел кашу, подумал и протянул повару миску:

— Еще!

— Понравилось?

Михаил поднял большой палец. Довольный повар положил еще черпак.

— На полк готовил, а кормить некого. И лошадь взрывом убило — как кухню везти? — сокрушался он.

Ничего посоветовать Михаил ему не мог. Он сел на лавку и поел уже не спеша. «Пять минут не решат ничего, так хоть наемся, — решил он. — Еще неизвестно, когда следующий раз поесть придется».

Он вышел из деревни, где располагался штаб дивизии, и отправился по грунтовке на восток. Туда же тянулась редкая цепочка жителей, неся узлы со скарбом; за руку держали детей. Иногда встречались тяжело осевшие, груженные сверх всякой меры подводы — в них на чемоданах и баулах сидели старики и дети.

Одна из старух погрозила Михаилу крючковатым пальцем:

— С бабами и детьми бежишь? А еще сталинский сокол! А кто же воевать будет?! И не стыдно тебе драпать без оглядки?!

Михаил не знал, куда деваться от стыда. Не будешь же всем объяснять, что он был сбит в воздушном бою, уничтожив противника, а теперь вот возвращается к себе в полк. У каждого солдата на войне свое место. У пехотинца-в окопе, у танкиста — в боевой бронированной машине, а у него, летчика, — за штурвалом самолета. Вот туда — к самолету, на аэродром — он и добирается.

Стараясь быстрее миновать укоризненный взгляд незнакомой ему старухи, Михаил, опустив голову, ускорил шаг. Хоть вины за собой лично не чувствовал, но сейчас, здесь, на дороге, он был полномочным представителем Красной армии. И упреки принимал как должное. Еще так недавно на парадах красивым строем ходили, над Красной площадью пролетали, а как до войны дошло — только отступаем!

Михаил понимал, что разрозненная армия население защитить не может, знал, что враг скоро к Москве подойдет, но знал он, однако, и то, что немцы Москву не возьмут, что под Сталинградом и Курском битвы великие прогремят. И что победный май сорок пятого тоже будет. Но сказать этого он не мог. Да если бы и сказал — кто поверит, глядя на бегущую армию?

Слева, у развилки дорог, сидели на обочине солдаты. Судя по петлицам — из разных родов войск. И оружие у них разное было: у кого — трехлинейка, а у кого — и ППД[5]. Правда, Михаил заметил, что некоторые без оружия. А у сержанта — так даже немецкий автомат.

На самом перекрестке, седой от пыли, стоял политрук с забинтованной рукой. Увидев Михаила, он указал ему:

— На обочину!

Михаил подошел к политруку, представился:

— Младший лейтенант Борисов, следую в свой полк.

— Да мне все равно, куда ты следуешь, Борисов. Мною получен приказ — собрать бойцов и здесь, вот на этом перекрестке, задержать немцев. Хотя бы на сутки. И ты будешь здесь.

— Я же летчик, от меня пользы больше в небе будет.

— Приказы не обсуждаются, товарищ младший лейтенант. Или вы Устав не читали?

— Слушаюсь, товарищ батальонный комиссар. Михаил усмотрел на петличках и нашивках на рукаве его звание.

— Только у меня, кроме пистолета, другого оружия нет, — предупредил он.

— Подвезут.

Михаил пожал плечами и пошел на обочину — к солдатам.

— Закурить не найдется, товарищ летчик? — обратился к нему один из сидящих.

— Не курю, боец.

Часа через два подошла полуторка. Из кузова выпрыгнули два бойца — сняли пулемет «максим». До этого дня Михаилу приходилось видеть «максим» лишь в музее.

— Летчик, ко мне! — подозвал политрук Михаила.

— Стрелять умеешь, Борисов?

— Доводилось.

— Тогда бери — царский подарок.

Политрук вытащил из кабины полуторки автомат ППД и подсумок с двумя дисковыми магазинами.

— Даю пулемет с расчетом и еще двух бойцов. Займешь вон тот холмик — слева. Сержант с пятком бойцов — справа. Ну а здесь, на самом перекрестке, я буду с остальными. Все ясно?

— Так точно.

— Занимай позицию.

Оглядев собравшихся солдат, политрук спросил:

— Бойцы, кто противотанковое ружье знает?

К Михаилу подошли пулеметчики. Один тянул за собой «максим» на колесном станке, другой держал в обеих руках по коробке с пулеметными лентами.

— Прибыли по приказанию товарища батальонного комиссара. Где позиция будет?

— Пока — вон туда, на холм. Обустраивайте позицию.

Михаил подошел к солдатам — они набивали патронами подсумки и заряжали обоймы.

— Ты и ты, — он указал пальцами на двух бойцов, — со мной!

Михаил не церемонился — повернулся и, не оглядываясь, пошел к холму. Двое бойцов пристроились сзади.

Пулеметчики уже устанавливали на небольшом холме пулемет. Поставив коробки с боезапасом, они откинули крышку пулемета и заправили ленту с патронами.

Михаил и бойцы остановились рядом.

— Вы бы не демонстрировали позицию врагу, товарищ летчик, — посоветовал один из бойцов, видимо, у него имелся фронтовой опыт.

Михаил потоптался, подбирая подходящую позицию, да и улегся на верхушке холма.

— Э, нет, так не пойдет, — вновь запротестовал пулеметчик. — Вы все ложитесь на обратной стороне холмика, чтобы вас сразу пулями не задело. Только голова и оружие над холмом быть должны.

Михаил послушно сполз назад. Стыдно, конечно, что простые бойцы советы дают, да ведь Михаил не обучался в офицерской школе — даже на сержантских курсах не был. Самолет — да, знал, а тактику пехоты — увы…

На перекрестке дорог бойцов тоже не было видно — все замаскировались за мало-мальскими укрытиями. Холодно вот только, ветерок понизу тянет. Михаилу еще ничего — в меховом комбинезоне, а вот каково солдатам в шинелях и ботинках с обмотками?

Прошел час, другой… И без того редкое движение населения по дороге совсем прекратилось. А военных не было видно и вовсе. «Что они, по другой дороге ушли или на позициях сидят?» — недоумевал Михаил.

Не видя немцев, замерзшие солдаты, пытаясь хоть как-то согреться, встали. Притопывая ногами, они охлопывали себя по бокам, растирали посиневшие кисти рук. Холод, исходящий от промерзшей земли, пробирал людей через шинельки, не позволяя долго лежать на одном месте.

Было уже около трех часов дня, когда появились немцы.

Сначала услышали звук приближающихся моторов, потом показались мотоциклисты. Ехали они медленно, пулеметчики в колясках хищно водили стволами пулеметов по сторонам, готовясь к немедленному отражению любой атаки.

Лязгая гусеницами, за мотоциклистами полз танк Т-III, а уже за ним — три бронетранспортера. По численности — около роты живой силы.

Михаил ждал, когда по команде политрука откроют огонь с перекрестка. Открыть огонь раньше времени — значит обнаружить себя.

Колонна приближалась. Мотоциклисты уже были не более чем в ста пятидесяти метрах от позиции группы политрука.

Огонь с позиций ударил неожиданно. Стреляли из автоматов и винтовок.

Мотоциклисты пытались развернуться, но огонь был жестоким — почти в упор. Уйти удалось только одному мотоциклисту. На дороге лежали перевернутые мотоциклы и трупы немцев.

Главную опасность представлял танк. Он полз, не снижая скорости. Вот он сделал короткую остановку — выстрел! Раздался взрыв, на перекрестке взметнулись комья земли. Танк двинулся вперед. «Чего же из противотанкового ружья не стреляют?» — волновался Михаил.

С наших позиций ударил выстрел. Стреляли именно из ПТР[6] — уж слишком громким он был, ни с каким другим стрелковым оружием не спутаешь. Однако танк упорно продолжал двигаться вперед.

Вот он сделал короткую остановку и опять выстрелил. И почти тут же прозвучал еще один выстрел из ПТР. С танка сорвало гусеницу.

— Молодцы, хлопцы! Теперь добивайте!

Слева и справа лишенный хода танк обошли немецкие бронетранспортеры, остановились. Под прикрытием пулеметного огня из них стали спешиваться пехотинцы, укрываясь за бронею корпусов.

Наступила решающая для Михаила минута. Сбоку, с холма, бронетранспортеры были отлично видны.

— Огонь! — внезапно осипшим голосом крикнул он. Пулеметчики только того и ждали. Первый номер уже держал на прицеле пехоту. Фланговый неожиданный огонь как железной метлой прошелся по вражеским солдатам. Группа из ближнего к холму бронетранспортера была почти полностью уничтожена.

Михаил тоже дал несколько очередей из автомата. Рядом хлопали винтовочные выстрелы двух бойцов. Немцы, оказавшись с двух сторон под перекрестным огнем, залегли.