Второе рождение Жолта Керекеша - Шандор Тот

Еще и сейчас Жолт с удовольствием вспоминал подробности их «побега», хотя затея была совершенно дурацкая и хромала, как говорится, на обе ноги.

Жолт слонялся вокруг конечной станции фуникулера и усмехнулся, узнав место, где был задуман прошлогодний побег.

…Идея побега принадлежала Дани.

— С замечанием в дневнике я домой не пойду! — покраснев, сказал Дани. — Скандал будет зверский. Думаешь, я шучу? Не пойду домой, и дело с концом. Вот увидишь!

— Ты много болтаешь, а еще больше ржешь. В этом твоя беда.

— А зачем ты на уроке гримасничал?

— Ну и что? Если б ты не трясся от смеха, никто бы ничего не заметил.

— Мой отец капитан, и замечание по дисциплине для него просто зарез.

Жолт не отозвался, и они молча брели по Си?ладифашор.

— Сколько у тебя денег? — вдруг спросил Жолт.

— Что? Денег? Почти пятнадцать.

— И у меня десять. Хватит вполне.

— Куда?

— За Холодным колодцем есть изумительный лес. Заповедник.

— И мы станем лесовиками, — с чуть преувеличенным воодушевлением подхватил Дани.

Они вышли из трамвая у Хювёшвёлди, купили килограмм хлеба и двести граммов масла. До Холодного колодца доехали на автобусе. Но когда показалась дорога в лес, Жолт заметил, что приятель его помрачнел.

— Дома уже пообедали, — неосторожно сказал Дани.

— Ну и что? Через полчаса будет родник, устроим привал и закусим.

— Знаешь, старик, здесь есть такие укромные местечки, где нас никогда не найдут, если даже пошлют за нами целую армию, — старался приободрить себя Дани.

Они шли краем обширного капустного поля. Кучи выдернутых и срезанных капустных голов лежали вдоль всей тропы.

— Здесь, наверное, пировали олени, а может быть, вепри, — сказал, озираясь, Жолт.

— Откуда ты знаешь?

Жолт показал на землю. К капустному полю вели следы парных копыт. Дани вытаращил глаза, и под толстыми стеклами очков они стали огромными.

— Я мог бы взять у отца револьвер. В лесу бы он очень нам пригодился.

Они продолжали путь. Жолт шел молча, а Дани все утешал самого себя:

— Знаешь, старик, я сварганю из веток такой шалаш, что не протечет ни единой капли.

— А зачем? Здесь есть навес от дождя. Притащим сена, будет тепло. А завтра спустимся на берег Дуная и будем ловить рыбу.

Они подошли к опушке леса, и Жолт вдруг почувствовал, что налетела беда.

— Мама плачет уже, — сказал Дани и остановился.

— Замолчи! — крикнул Жолт. — Теперь все равно!

— Не все равно! Нет! Жоли, вернемся! И твоя мама плачет. Твои обе мамы плачут.

— Замолчи, трус! Свинья!

— Ну ладно. До родника я тебя провожу. А про маму я почти что забыл.

— Уходи сейчас же, катись домой, жалкий тип! Трус! Подонок! И ты можешь меня здесь бросить?

— Нет, — смущенно ответил Дани.

Он медленно отступал назад, задевая ногами отрубленные капустные головы, которые тут же откатывались от кучи.

— Убирайся же, трус! Предатель! Иди к своей маме, я сам… Ах ты предатель! Предатель!

— Жоли! Не злись! Мама так испугается… э-эх! — Из горла Дани вырвался странный, похожий на рыдание звук.

Он круто повернулся и пустился бежать. Не по тропе, а напрямик, через капустное поле. Вот он исчез в канаве, выбросил оттуда портфель и на четвереньках выбрался на бетонированную дорогу.

— Дани! — вслед ему крикнул Жолт.

Губы его опустились, на глаза навернулись слезы. Согнувшись, он вытирал их тыльной стороной ладони; и вид у него был такой, словно он хочет спрятаться от глазеющей вокруг толпы.

Он пошел вдоль лесной дороги, хотя знал, что один никуда не уйдет.

На лес опустилась мгла, и осенние краски вдруг сразу померкли.

— Он и хлеб с собой утащил, этот жалкий гнусный подонок! — бормотал Жолт. — Ну и пусть, перебьюсь. Поем капусты. Как вепрь.

Когда Жолт вернулся домой, был поздний вечер. Все двери, даже в ванную, распахнуты были настежь и балкон освещен. Трещал телефонный звонок.

— Да, я звонила, — сказал голос Магды-два. — Слушаю вас.

Затем наступила тишина. На балкон в пиджаке и галстуке выбежал отец. Лица его видно не было. Он облокотился на перила и прислушался к звукам улицы. Потом вышла Магда-два и что-то ему сказала. Отец как-то сгорбился и повалился на перила, как будто его хлопнули по голове.

Жолт уже собрался войти в ворота, когда на балконе появился кто-то еще. Его первая мамочка. Она тоже здесь. Лицо белое, кулаки прижаты к глазам.

Жолт колебался. Он, конечно, предполагал, что без скандала не обойтись, но совсем не рассчитывал, что будет мобилизована и Магда-один.

Жолт перемахнул через изгородь и влез на каштан. Он просидел на нем полчаса и все просмотрел до конца: суету, рыдания и прочее. Потом обе Магды подошли к воротам и, тихо разговаривая, остановились. Жолт видел, что его мать дрожит, а мачеха что-то нервно ей объясняет. Она сказала: «Двадцать четыре часа. Розыск начнется лишь по истечении двадцати четырех часов». Жолт догадался, что говорят про милицию, но это его заботило мало. Даже скорей успокаивало: официально искать его начнут только завтра во второй половине дня. А к тому времени он будет, конечно, дома и разыскивать станет некого. Он устроился в ветвях поудобней и с любопытством следил за происходящим. Мигающий неоновый свет выхватывал из полутьмы то испуганное лицо матери, то дрожащие руки мачехи, когда она бессознательно прикуривала сигарету от сигареты. Жолт смотрел. Его долго не тревожили ни беспокойство, ни совесть. Его не терзали сомнения. Сидеть на дереве и смотреть — вот что он считал своим делом. Тогда ему даже и в голову не пришло считать свой поступок преступным. Они же его не видели, а у него вдруг такая возможность: проследить поведение их в необычных и тягостных обстоятельствах — ведь это редкостный, изумительный случай!

Когда обе Магды опять вошли в дом, Жолт тихонько слез с дерева и прокрался за ними.

— Мамочка! Я здесь! — крикнул он.

Две женщины бросились к нему одновременно, и он снисходительно терпел их объятия. На объятия матери он ответил чуть-чуть нежнее, надеясь, что это ее как-то утешит.

Прошло довольно много времени, прежде чем они спросили его, где он был.

— У Холодного колодца, — кратко ответил Жолт.

Тут появился отец и вздохнул с облегчением, не скрывая, что с души его свалился тяжелый камень.

Допрос прошел быстро и достаточно мягко. И вдруг Жолт все испортил сам.

— Известите милицию, что я нашелся, — сказал он без тени дурных предчувствий.

Отец остолбенел и сорвал с себя очки.

— Откуда ты знаешь, что мы звонили в милицию?

Жолт сказал.

— Значит, ты сидел на дереве и все видел?

— Да.

Жолт все еще не догадывался, какая над ним нависла беда: ведь отец, слушая его рассказ, с таким сочувствием и пониманием кивал головой.

— Ты боялся? — с надеждой спросил его Керекеш.

Но Жолту отвечать уже не хотелось. Отец вломился в его душу слишком внезапно. Конечно, Жолт растерялся, но в одном был уверен неколебимо: боязнь тут ни при чем. Он рассказал о побеге и сидел на дереве вовсе не потому, что боялся.

Лицо Керекеша мгновенно и поразительно изменилось. Сжав руками виски и наклонившись вперед, он пристально уставился в пол.

— Кто же ты после этого? — сказал он каким-то срывающимся фальцетом.

Ответить на это Жолт не мог. Он низко опустил голову. А когда поднял глаза, отца в комнате уже не было.

Припоминая эпизоды прошлогоднего бегства, Жолт решил пропустить сегодня обед. Из всех возложенных на него обязанностей он охотней всего отказывался от обеда. Каждый день в один и тот же час садиться за стол, прихлебывать суп, резать мясо, жевать и вежливо, предупредительно разговаривать — Жолта начинало мутить, когда он только думал об этой обязанности.

Ведь еда не обязанность, еда просто необходимость. А если он этой необходимости не испытывает, то может от нее отказаться или поесть позднее. Кто пропустит обед, останется голодным. Ну и что? У дяди Тибора в худшем случае за столом будет единственный слушатель: Беата. Беата же, к великому счастью, совсем неплохо переносит напыщенную болтовню старика. И еще, добавил мысленно Жолт, будет эта смехотворная пародия на собаку, этот уродец с длинными белыми лапами, которого папа купил, чтоб развлекать старика и Беату.

Неприятная мысль о щенке еще больше укрепила Жолта в его решении. Пусть обедают сегодня одни, прекрасно поедят без него. Он выгреб из карманов несколько форинтов и в палатке у фуникулера купил две черствые булочки и бутылку молока. Молоко было ледяное. Подкрепившись, Жолт быстро зашагал к Ва?рошмайору, словно там его ожидало срочное дело. Напускать на себя подобный вид Жолту, кстати, не приходилось — его никогда не покидало ощущение, что где-то его очень и очень ждут, что совсем рядом вот-вот разыграются увлекательные, волнующие события, начнется какое-то неповторимое Представление, которое можно увидеть один раз в жизни. Надо спешить, надо очень спешить, потому что — кто знает? — а вдруг действовать придется немедленно.