Вам поможет преподобный Сергий Радонежский - Ольга Светлова

И снова Преподобный возопил Богу в слезной молитве, и опять Божественная сила приосенила его, и рассеялось полчище бесовское. А сердце подвижника исполнилось несказанной сладости духовной, и он уразумел, что отныне дана ему навсегда победная власть наступати на всю силу вражию (Лк. 10: 19); и воспел он тогда, ликуя духом, как новый Моисей, благодарственную хвалу Господу словами Святого Писания. «Благодарю Тебя, Господи, – взывал он из глубины благодарного сердца, – Ты не оставил меня, но скоро услышал и помиловал!.. Ты сотворил со мною знамение во благо, и видят ненавидящие меня, и постыжаются, ибо Ты, Господи, помог мне и утешил меня. Десница Твоя, Господи, прославилась в крепости; десная рука Твоя сокрушила врагов моих и державною крепостью Твоею истребила их до конца!»

Первые насельники обители

Так, борясь со страхами и искушениями, жил отшельник Сергий в своей уединенной пустыне. Места были глухие, страшные: рядом с его келией бродили дикие звери. Однажды угодник Божий увидел перед своей хижиной огромного медведя. Подумав, что зверь, должно быть, голоден, Сергий взял хлеба и дал его медведю. Тот съел и убежал в лесную чащу, а на следующий день снова пришел к монаху «в гости». С тех пор инок делил обед свой с медведем, а иногда, когда хлеба было мало, отдавал тому и свою часть. И через какое-то время «дикий зверь сделался до того ручным, что слушался его слова и был кроток пред ним, как овца».

Через пару лет со времени поселения его в глухих лесах Радонежских узнали о молодом подвижнике в соседних селениях. Стали приходить к нему люди – кто-то за советом и утешением, а кто-то за благословением на иноческую жизнь. Иногда приходили по два, по три человека, и умоляли его разрешить им поселиться вместе с ним. Зная, что лесное пустынножительство трудно, и помня о том, что даже привычный к монашеству брат его Стефан ушел отсюда, Сергий, прежде чем дать такое разрешение, испытывал каждое сердце. Когда видел он, что человеку дана мера для этого подвига, то благословлял его поселиться здесь. Стали пришельцы строить себе келии на Маковце, и так мало-помалу образовывалась обитель. Первые годы учеников Сергиевых было всего двенадцать, как повествует Никон, число это оставалось неизменным много лет. Все 12 келий преподобный сам обнес высоким деревянным тыном, чтобы звери лесные не могли проникнуть внутрь и наделать бед. Не было в монашеском братстве ни начальника, ни игумена, и, хотя среди братий за старшего бесспорно признавался преподобный Сергий, по внешнему образу его жизни никто не мог бы сказать, что здесь он управляет всем. По словам архимандрита Никона, «подражая кроткому и смиренному сердцем Господу, он управлял только посредством своего примера, и точно, по слову Христову, был первый тем, что был всем слуга (Мк. 9: 35). Три или четыре келии для братии он построил своими руками, сам рубил и колол дрова, носил их к келиям, молол на ручных жерновах, пек хлебы, варил пищу, кроил и шил одежду и обувь, носил на гору воду в двух водоносах и поставлял у келии каждого брата. Когда кто-нибудь из братий отходил ко Господу, угодник Божий своими руками омывал и приготовлял к погребению усопшего. Одним словом, он служил братии, по выражению блаженного Епифания, как купленный раб, всячески стараясь облегчить их трудную жизнь пустынную, хотя и приводил братию в немалое смущение таким глубоким смирением и трудолюбием». Сергий служил другим, «как раб купленный», для себя же не имел и часа свободного. Никто из братий не видел его спящим: все время свое проводил он в труде и молитве. Тем не менее, такая многотрудная, напряженная жизнь не ослабила его. Сил у Сергия было, как пишет Епифаний, «противу двух человек».

Игумен обители Троицкой

Девятнадцать лет прошло после прихода к преподобному Сергию первых насельников. А обитель все еще жила без игумена. Впрочем, на отношении братий между собой это никак не влияло. По свидетельству летописца, меж ними царила братская любовь: каждый готов был пожертвовать для другого всем, хотя бы самой жизнью. И хотя во всех трудах и подвигах монашеских наставником был для них преподобный Сергий, все же настоящим духовным отцом сделаться он не мог, так как не был положен в иереи, а значит, не смел принимать тайну исповеди. Обители всегда не хватало своего священника, но особенную нужду в нем почувствовали, когда разразилась в стране моровая язва, уносившая жизни тысяч человек. В это время Сергиева обитель стала прибежищем для многих сотен, надеявшихся в монастыре если не спастись от бедствия, то хотя бы умереть по-христиански. Таким образом, сам промысел Божий располагал к тому, чтобы в пустыни появился свой священник, а с умножением насельников – и свой игумен. Братия не хотели видеть игуменом никого, кроме как своего покровителя и наставника. Много раз приходили они к Сергию просить его стать их игуменом. Преподобный Сергий, как мог, отказывался от игуменства. Привыкший с детства отворачиваться от любых, даже малых соблазнов, он считал игуменство соблазном великим. «Желание игуменства есть начало и корень властолюбия» – говорил он. Братья настаивали, и, в конце концов, Сергий согласился – нет, не возглавить монастырь – а пойти к епископу и попросить игумена для их обители. В то время делами митрополии управлял епископ Афанасий; этот благочестивый человек был наслышан о преподобном Сергии и его обители. Выслушав пришедшего, Афанасий ответил так:

«Господь Бог устами пророка Давида сказал: вознесох избранного от людей Моих… ибо рука Моя заступит его (Пс. 88: 20, 22); и апостол говорит: никтоже сам себе приемлет честь, но званный от Бога, якоже и Аарон (Евр. 5:4) А тебя воззвал Господь Бог от чрева матери твоей, как от многих слышал я о том; посему ты и будь отныне отцом и игуменом для братии, тобою же собранной в новой обители Живоначальныя Троицы».

По прошествии некоторого времени из Константинополя в царствующий град Москву приехал некий епископ. У себя дома он много слышал о святом, потому что слава о Сергии достигла самого Царьграда, но епископ не верил слухам о святом, думая про себя так: «Разве может явиться такой светильник веры в этой стране, особенно в наше последнее время?» Епископ решил побывать в обители и воочию увидеть Преподобного Сергия. Приближаясь к монастырю, он почувствовал сильный страх, а когда вошел в монастырскую ограду и взглянул на святого, то был поражен внезапной слепотой. Преподобный взял пришельца за руку и ввел в свою келию, епископ со слезами молил святого об исцелении, исповедуя поневоле свое неверие, называя себя окаянным, сбившимся с правого пути. Незлобивый и смиренный подвижник прикоснулся к его ослепшим зеницам, и с глаз его как будто спала чешуя, и он прозрел.

Преподобный сказал епископу: «Вам, премудрым учителям, подобает учить нас, как должно поступать, – не высокомудрствовать, не превозноситься над смиренными. Ты же что полезного принес нам, неученым невеждам? Ты пришел, чтобы искушать наше неразумие, но Праведный Судия все видит». Тогда епископ, прежде одержимый неверием, с твердой верой, громким голосом и во всеуслышание начал говорить, что святой Сергий – истинно Божий человек: «Сегодня Бог сподобил меня увидеть небесного человека и земного ангела». Удостоившись подобающих его сану почестей и получив пользу от встречи с Преподобным Сергием, епископ отправился в путь, славя Бога и Его святого угодника Сергия.

Нищета убогой пустыни

В то время на Руси уже было много монастырей; большинство их располагалось недалеко от городов и сел; часто монастыри имели свои села, от которых кормились. Князья и бояре давали щедрые пожертвования на монашеские обители, приходские храмы тоже приносили доход. Но Сергиева пустынь отстояла далеко от человеческих жилищ. Непроходимые леса отделяли ее от окружающего мира; кто бы стал рисковать жизнью и здоровьем и идти в непролазную чащу с дарами для иноков? Все необходимое для жизни ученики Сергиевы себе добывали сами: питались с огородов и пашен, выделывали лен на одежду; каждый обеспечивал сам себя. Ни общих трудов, ни общих трапез еще не было. Оттого в этой благословенной пустыни часто не было самого необходимого. «Чего ни хватись – всего нет, как выражался блаженный списатель жития Сергиева; нередко случалось, что ни у кого из братий не было ни куска хлеба, ни горсти муки, даже недоставало соли; о масле же и других приправах нечего было и говорить. И много приходилось пустынникам терпеть нужды при таких суровых порядках пустынного жития; но Сергий веровал Богу верой твердой, испытанной скорбями, и Бог исполнял по вере его; он уповал, и упование никогда не посрамляло его!». Бывало так, что не было вина для Причастия, пшеницы для просфор, ладана для каждения – и тогда приходилось обходиться без свершения Литургии. Не было воска для свечей – братия возжигали лучины. Но, как повествует летописец, «сердца юных подвижников горели тише и яснее всяких свеч, и пламень их молитвы трепетал воздыханиями, из глубины сердечной восходившими к Престолу Божию!». Как свидетельствует преподобный Иосиф Волоколамский, в обители Сергиевой царила такая нищета, что и священные книги переписывались не на свитках, а на бересте. До сих пор в Троице-Сергиевой Лавре хранятся святыни тех времен: деревянные сосуды, употреблявшиеся для свершения Божественной Литургии и простое, грубое священническое облачение преподобного Сергия…