Узорчатая парча - Тэру Миямото

В ту ночь кроме меня ни одного постояльца в гостинице не было. Хозяин – парень примерно моего возраста – принес мне в номер керосиновую печку и попытался развлечь меня разными историями и прибаутками, но видя мою мрачную, без тени улыбки физиономию, оставил меня одного и спустился на первый этаж, на прощание наказав непременно погасить перед сном печку. Кажется, было девять часов. Возможно, Вы с сынишкой уже любовались звездами в Парке георгинов. Я выключил флуоресцентную лампу, оставив только крошечный ночник, и залез под одеяло. До меня доносился шум гнущихся под ветром деревьев, что росли вокруг болотца, с первого этажа долетали обрывки разговоров и смех хозяина гостиницы и его жены. Иногда раздавались какие-то гулкие удары о стекло, должно быть, это бились в окно насекомые, но не легкие, невесомые мотыльки, а какие-то тяжелые жуки. Я полежал с закрытыми глазами, вдыхая запах влажного воздуха комнаты и вслушиваясь в звуки, что, мешаясь друг с другом, неожиданно создавали впечатление абсолютной, даже какой-то жутковатой тишины. Запах комнаты был до боли родным и знакомым.

Вдруг из угла донесся какой-то странный звук. Я привстал на постели и вгляделся во тьму, попытался разглядеть, что там такое. В углу ярко светились два ультрамариновых шарика. Присмотревшись, я понял, что это кошка. Выгнув спину, она осторожно кралась куда-то. Постепенно мои глаза привыкли к полумраку, и я смог различить цвет шерсти кошки и ее размеры. Я даже разглядел, что на шее у нее красный матерчатый ошейник. Из этого можно было заключить, что кошка домашняя. Я схватил подушку и хотел было зашвырнуть ею в кошку, чтобы прогнать ее. Но тут я заметил в другом углу мышь. Она сидела как раз против кошки и даже не шевелилась. В детстве, когда мне было лет шесть-семь, я видел, как кошка сожрала мышь. Но это было только однажды. И теперь я решил не пропустить столь редкостное зрелище и принялся наблюдать, как будут разворачиваться события. Не обращая на меня ни малейшего внимания, кошка, навострив ушки, сделала маленький шаг по направлению к мыши – и снова замерла, удивительно сосредоточенно готовясь к следующему движению. Она постепенно придвигалась все ближе и ближе к своей жертве. Я обшарил глазами комнату, ища норку, куда могла бы юркнуть мышь. Дверь номера была плотно задвинута, стеклянное окно закрыто на ключ, даже штора опущена, так что похоже, пути к отступлению для мыши нет. Тут я поднял глаза к потолку и увидел там дырку, прямо над мышью. Мышь вполне могла бы спастись, взбежав вверх по стене. Еще не поздно. Ну же, давай, юркни в дырку! Но не успел я подумать об этом, как кошка прыгнула вперед.

Мышь не оказала никакого сопротивления, даже с места не двинулась, словно у нее были накрепко связаны лапы. Кошка запустила когти в мышиную спину – и только тут посмотрела на меня с явно торжествующим видом. А потом принялась играть со своей жертвой. Она подбросила мышь в воздух. Маленькое тельце перекувырнулось в полете и упало на пол. Тут мышь, наконец, попыталась сбежать. Но кошка легко поймала ее и снова подбросила в воздух. Так повторилось несколько раз. Кошка забавлялась мышью с совершенно невинным видом, подбрасывая и ловя ее мягкими лапками, словно мячик. Внешне все это напоминало не смертельную схватку убийцы и жертвы, а милую забаву, игру двух неразлучных друзей. Однако, взлетев в воздух пару десятков раз, мышь уже потеряла способность двигаться и замертво валялась на полу. Кошка несколько раз перекатила лапой ее тельце – то вправо, то влево, – и взглянула на меня с каким-то скучающим выражением морды. «Ну хватит, остановись», – пробормотал я, – но в это мгновенье кошка впилась зубами в бок распластавшейся мыши. Жизнь в мыши еще не угасла, но тельце ее вдруг как-то съежилось, зримо уменьшилось в размерах. Головка откинулась, по лапкам пробежала конвульсивная дрожь, – и больше мышь не шевелилась. Кошка слизнула с циновки капли мышиной крови, а потом принялась пожирать уже дохлую мышь. Она сожрала ее прямо с костями. Головку оставила на закуску. Я явственно услышал, как хрустит под кошачьими зубами мышиный череп. Кошка снова слизала остатки крови и принялась старательно умываться передними лапками, словно прихорашиваясь. Мышиный хвост остался лежать на циновке. Возможно, этой кошке не по вкусу мышиные хвосты? У меня вдруг возникло жгучее желание прибить кошку.

На меня прямо-таки ненависть накатила. Я осторожно встал, схватил пустую стеклянную вазу, стоявшую у двери, и стал подкрадываться к кошке. Та продолжала облизываться. Но заметила меня. Шерсть у нее на спине вздыбилась, кошка бросилась к двери. Видимо, она разгадала мои намерения. «Ну и куда же ты от меня денешься? – подумал я. – Выхода-то у тебя нет. А я тебя не отпущу!» Но в стене сбоку от двери зияла большая дыра. Ее прикрывала только доска, прислоненная снаружи. Через такую дыру могла пролезть не только кошка, но и большая собака. Я про дыру не знал, а вот кошке об этом было прекрасно известно. Она метнулась к лазу, без труда сдвинула доску – и была такова. Я сел на футон [6] и закурил.

Но тут же мой взгляд упал на валявшийся на циновке отгрызенный мышиный хвостик. Не помню, сколько я так просидел и сколько выкурил. Потом все же загасил очередную сигарету и растянулся на постели. И тут на меня вновь нахлынули сомнения и вопросы, мучившие меня все эти десять лет. Что же это был за человек – женщина по имени Юкако Сэо? Почему она перерезала себе горло? Может быть, я обращался с ней, как эта самая кошка с мышью? А может, это Юкако была кошкой в той ситуации? Чтобы Вы поняли, какие у меня есть основания для подобных мыслей, следует описать некоторые эпизоды из истории наших с Юкако отношений. Однако оставим это до следующего раза.

В ту ночь я так и не сомкнул глаз. Разные мысли одолевали меня. Вероятно, вид поедаемой заживо мыши сильно взбудоражил меня. О чем я только не передумал. Я вспомнил о Вас – как Вы прошли мимо меня в костюме виноградного цвета… О тех годах, что мы провели вместе – начиная с нашего знакомства и до развода, о покойной Юкако Сэо, об отроческих годах в Майдзуру, о неоплаченных векселях, о необходимости достать деньги… Пока я крутил в голове все эти мысли, меня вдруг осенило. А может, я видел вовсе не кошку, не мышь, а себя самого? Я и есть та самая кошка и та самая мышь! Да, я видел не просто кошку и мышь, я узрел собственную жизнь. А кошка и мышь – это всего лишь образы, что внезапно то исчезают, то столь же внезапно появляются вновь среди бесчисленных проявлений жизни моей души…

И мне вдруг пришла в голову мысль. В тот день я, воспарив в мир смерти, тоже видел собственную жизнь… Да, именно так!

Тот день, когда случился весь этот кошмар, десять лет назад… Попробую описать его во всех подробностях – так, каким я запомнил его.

Покончив с делами на фирме, я сел в ожидавшую меня машину и выехал в Киото. Некий киотосский частный университет планировал построить библиотеку и небольшой музей по случаю своего столетнего юбилея, и несколько строительных фирм предложили свои услуги. Для нашей фирмы это был не такой уж лакомый кусок, но фирма «Таникава» предложила такую смету, которая выходила за рамки здравого смысла, и было ясно, что она постарается перейти нам дорогу. И тогда Ваш отец приказал мне в своей лаконичной, и оттого особенно властной манере: «Добейся этого заказа!» Поскольку это дело поручили лично мне, я вышел через одного знакомого профессора на ректора того университета и ученого секретаря. И предложил им встретиться – просто посидеть в каком-нибудь уютном ресторанчике, без обсуждения деловых вопросов. Они изъявили согласие. Я решил пригласить их в ресторанчик «Фукумура» с японской кухней, расположенный в квартале Гион. Университетские гости порядком набрались уже в «Фукумуре» и, сославшись на преклонный возраст, отказались продолжить пирушку в другом месте, так что пришлось развезти их по домам на служебной машине. Для продолжения банкета я заранее сделал заказ в «Арле». Но теперь его приходилось аннулировать. Остановив машину, я вышел и позвонил по придорожному таксофону, объяснив ситуацию. Обычно в таких случаях я брал такси и ехал в квартал Арасияма, в гостиницу «Киёнокэ», и там дожидался, когда Юкако, закончив работу, придет ко мне. Но на сей раз Юкако, взяв трубку, сказала, что сегодня ей что-то не хочется. Я спросил почему, но она промолчала. И тут до меня дошло. Я вспомнил, что последнее время в их заведение зачастил один тип, большой поклонник Юкако. Он был управляющим крупной клиники, крепкий мужчина. Ему около пятидесяти двух – пятидесяти трех. Вот уже месяца три он настойчиво предлагал открыть для нее ночной клуб, где Юкако будет хозяйкой. Услышав об этом от Юкако, я сказал, что если она готова всю свою жизнь посвятить такому делу, то тогда, может, и есть смысл принять этот дар. Я сказал то, что действительно думал. С одной стороны, я не рассчитывал на столь длительную связь с Юкако и решил, что надо поскорей подвести под всем этим черту. С другой стороны, я очень привязался к этой женщине и питал к ней сильные чувства. «Так ты сегодня будешь с тем человеком?» – поинтересовался я. Юкако ничего не ответила. И я почувствовал, что попал в точку. Что ж, Юкако имеет право на свободу. Я не должен мешать ей. Но ревность – поразительное чувство. И я с непривычной для меня злостью сказал ей, что буду ждать в гостинице «Киёнокэ» – и грохнул трубку на рычаг. После чего отпустил служебную машину и на такси поехал в Арасияму. У меня было такое чувство, что Юкако не придет, но я все ждал и ждал ее. В три часа ночи она вошла в номер, молча, не говоря не слова, проследовала в ванную и долго стояла под душем. «Киёнокэ» – довольно старая и ветхая гостиница в японском стиле, но для любовных свиданий там оборудованы специальные номера с ванной комнатой. Юкако вышла в банном халате и села рядом со мной. Я заглянул ей в лицо и обомлел. Это была Юкако из моего детства – та самая школьница из Майдзуру, что сидела передо мной в сумерках с распущенными, вымокшими в морской воде волосами! Я не мог оторвать от нее глаз.