Русская политика в ее историческом и культурном отношениях - Юрий Пивоваров

Это так, у вождей белых не имелось «эроса власти». А их противники готовы были весь мир умыть кровью, их плотские мозги сочились «эросом власти», волей к власти. Тот же Устрялов: «Идет новая аристократия под мантией нового демократизма … Русская революция — не демократическая (Керенский, учредительное собрание), а аристократическая по преимуществу ("триста тысяч коммунистов" — на самом деле еще меньше). "Аристократия черной кости"? … Пожалуй. Но это — относительно. Аристократия воли. "Воленция" вместо "интеллигенции"…» Кстати, еще З. Гиппиус отмечала у вождей общественников, интеллигенции «боязнь власти». Что, по ее мнению, и обеспечит им исторический неуспех.

Расслабленное самодержавие всегда возвращало себе адекватную форму и состояние с помощью «воленции» — опричников Иоанна Грозного, гвардейцев Петра Великого, большевиков Владимира Ленина. Ими и напрягалось полновластие самодержавия…

Интересные наблюдения над русской властью-насилием мы можем найти у Д.С. Мережковского. Он не был ученым, исследователем, никогда систематически не изучал русской политики. Но понимал в этом как мало кто. У него есть поразительная статья, написанная в начале 1906 года в связи с двадцатипятилетием со дня смерти Ф.М. Достоевского — «Пророк русской революции». — «В русском самодержавии, — говорит он, — которое доныне казалось только силою реакционною, задерживающей, скрывается величайшая разрушительная сила. Революция — не что иное, как обратная сторона, изнанка самодержавия; самодержавие — не что иное, как изнанка революции. Анархия и монархия — два различные состояния одной и той же prima materia, "первого вещества" — насилия, как начала власти: насилие, одного над всеми — монархия, всех над одним — анархия. Постоянный и узаконенный ужас насилия, застывший "белый террор", обледенелая, кристаллизованная анархия и есть монархия; расплавленная монархия и есть анархия … Тающая глыба самодержавия течет огненною лавою революции» (Мережковский Д. Собрание сочинений. Грядущий Хам / Сост. и коммент. А.Н. Николюкина. М., 2004).

Все в этих словах безупречно точно. В особенности имплицитное указание на два основных состояния русской истории: обледенелый белый террор и огненная лава красного террора. Самодержавие и революция. Одно переходит в другое и оба они суть проявление единой сути. Их персонификаторы Романов и Пугачев, самодержец и самозванец. При этом, подчеркивает Д.С. Мережковский, «из русской истории мы знаем, как трудно иногда отличить самодержца от самозванца».

Тем более, поддержим мы замечательного русского мыслителя, что как только самодержавие родилось, и русские цари стали именовать себя «самодержцами», пришел и первый самозванец. То есть самозванничество является на свет буквально по пятам «самодержавства». Лже-Дмитрий объединил в себе и собой оба этих исторических «института».

Вообще, — уходя несколько в сторону от основной мысли Дм. Мережковского, — фигура Григория Отрепьева, как говорят сегодня, эмблематичная. Кто он? — Неизвестно. Но даже если сын царя, то незаконный. Поскольку лишь три брака (не более) признаются церковью. А мальчик Дмитрий был из гораздо более «позднего». — Однако народ с энтузиазмом принял его, а затем также с энтузиазмом убил его. Был ли он католик? — Да, кажется, его «перевели» в римскую веру. Только папа и вскормившие его поляки ничего от этого не получили. Своей же политической линией он продолжал дело Бориса I Годунова и предвосхищал деяния Петра I Романова. И если всерьез, то он в той же мере самодержец — самозванец, что и Борис Федорович, и Петр Алексеевич. В конечном счете, один в конце XVI в. хитростью и политиканством «взял» Москву, а другой в конце следующего столетия покорил ее случаем и войском.

В России всяк само-держец — само-званец. И наоборот. Формально так было до Павла I. С него и до падения Николая II совершалась иная история … Однако, как выяснилось в XX столетии, и начало нынешнего подтверждает это, девятнадцатый век — теперь уже ясно: золотой для России — был исключением, счастливым исключением. Иоанн Грозный и Петр Великий создали Русскую Власть как самодержавно-революционную (помните пушкинское о Романовых — «революционеры»?!), как монархически-анархическую, как насильственную par exellence. Такая Власть и предполагает самодержца-самозванца. Павел и его наследники, как казалось, преодолели, точнее: начали преодолевать это родовое качество Власти. Но Семнадцатый год смел плоды более чем столетней работы. Парадоксально, что это стало делом рук наиболее юридически грамотной в отечественной истории генерации. Это ее вожди, предводители интеллигенции и буржуазии, открыли дверь для реставрации самозванническо-самодержавного начала Русской Власти.

Свое господство, недолгое, впрочем, они основали на легитимно-иррелевантном отречении Николая II, на совершенно внезаконном «отречении» великого князя Михаила, на полном похеривании Государственной думы (а ведь раньше все в этом вопросе на государя обижались; он же так далеко никогда не заходил), на вздорном утверждении, что Временное правительство обладает всей полнотой исполнительной и … законодательной (?!?!) власти. Вот как с самодовольной скромностью трактовал вопрос об источнике своей власти главный герой Марта 1917 года. — «Я вышел к толпе, наполнявшей залу (Таврического дворца. — Ю.П.), с сознанием важности задачи и с очень приподнятым настроением. Темой моей речи был отчет о выполненной нами программе создания новой власти … Мне был поставлен ядовитый вопрос: "Кто вас выбрал?" Я мог прочесть в отчет целую диссертацию. Нас не "выбрала" Дума. Не выбрал и Родзянко, по запоздавшему поручению императора. Не выбрал и Львов, по новому, готовившемуся в ставке царскому указу … Все эти источники преемственности власти мы сами сознательно отбросили. Оставался один ответ, самый ясный и убедительный. Я ответил: "Нас выбрала русская революция!". Эта простая ссылка на исторический процесс, приведший нас к власти, закрыла рот самым радикальным оппонентам. На нее потом и ссылались, как на канонический источник нашей власти».

Нет, конечно, я не хочу весь груз ответственность за восстановление в XX в. самозванническо-самодержавной власти взвалить на плечи отца русской демократии (чуть позже о нем и его сторонниках, в целом об «общественниках» поговорим поподробнее). Но и не заметить их роли в этом деле не могу. — А затем уже пошло и поехало. Все ком-вожди, генсеки и персеки, предсовмины и пр., несомненно, были самозванцами и самодержцами в одном лице. И по источнику их власти, и по форме отправления. А как совершенствовали и преумножили они эту «prima materia» Русской Власти — насилие, одного над всеми и всех над одним! — После внезапного падения красного рейха вновь возникла возможность постепенной элиминации самозванческо-самодержавного принципа. Однако русская история и русские люди не захотели этого.

Институт выборов — вот что могло отправить этот принцип в небытие. Но в реальной жизни этот институт был подменен произволом наследничества, «назначением» президента-наследника…

И еще о двух неизбывных качествах Русской Власти хотелось бы сказать в контексте public policy. Во-первых, несмотря на внешнюю понятность и даже примитивность, она весьма сложна по своему составу и, во-вторых, очень гибка и адаптивна идейно, идеологически.

Сначала о ее сложном составе. Послушаем здесь В.О. Ключевского: «…Под действием политических понятий и потребностей, вызванных Смутой … власть царя получила очень сложную и условную, сделочную конструкцию. Она была двойственна, даже двусмысленна и по своему происхождению, и по составу. Действительным ее источником было соборное избрание; но она выступала под покровом политической фикции наследственного преемства по родству. Она была связана негласным договором с высшим правительственным классом, который правил через Боярскую Думу, но публично, перед народом, в официальных актах являлась самодержавной в том неясном, скорее, титулярном, чем юридическом смысле, который не мешал даже В. Шуйскому в торжественных актах титуловаться самодержцем. Таким образом, власть … царя составлялась из двух параллельных двусмыслиц по происхождению она была наследственно-избирательной, по составу — ограниченно-самодержавной».

Сразу же подчеркну: далее В.О. Ключевский говорит, что такую конфигурацию русская власть имела лишь во времена Смуты и на выходе из нее. То есть это явление не всегдашнее. — Однако позволю себе в данном случае не согласиться с любимым историком. Ведь Смута у нас явление нередкое и схожие комбинации также складываются нередко. К примеру, сегодня мы имеем покров политической фикции всенародного избрания, власть связана негласным договором с «высшим правительственным классом». Разве это не так? И разве нынешнюю власть нельзя определить как избирательно-наследственную по происхождению и ограниченно-самодержавную по составу?