Лекарство для покойника - Фридрих Незнанский

Солонин кивнул.

– Ты допускаешь, что Богачева могли убрать чеченцы, возможно, кто-то из гостей с этой записи, если они не пришли к согласию.

– Во всяком случае, не сбрасываю эту версию со счетов. Поскольку с другими пока – не очень. Кто-либо из них вполне мог стать если не прямым исполнителем, то организатором.

– Зная этот упорный народец, очень даже с тобой согласен.

Между тем застолье на экране вошло в полную силу. Гости непринужденно болтали. Степенный, с обильной сединой бородач что-то шептал на ушко Кате Богачевой. Та кокетливо пожимала плечами и заразительно хихикала. Звук практично отсутствовал, долетали отдельные обрывки фраз и общий шум.

– Ты обратил внимание, – спросил Солонин, – что она все время в таком ракурсе, что разглядеть эти чертовы подвески как следует совершенно невозможно?

– Ты мне еще будешь об этом рассказывать, – обиделся Турецкий. – Я уже задолбался делать стоп-кадр получше. Но это теперь не моя проблема. Так что пленочку я уже в Москву отправил…

Солонин непонимающе уставился на него. Потом снова перевел взгляд на экран и поморгал глазами.

– Мы сейчас с тобой копию смотрим.

– Оперативно, – одобрительно прищелкнул языком Солонин.

– Обижаешь. Ну так вот. Пусть теперь в столице эксперты ракурс получше находят и крутым ювелирам показывают. А мне только ждать остается.

Турецкий поднял бутылку и обнаружил, что ее содержимое катастрофически быстро сократилось до ничтожных количеств. Это его не остановило, и он безжалостно вылил остатки коньяка в опустевшие емкости.

– Тост! – провозгласил он не совсем уверенным голосом и поднял свой стакан. – За рабочую версию «Орлы», которой будешь заниматься ты.

На экране Богачев проходил в дом с двумя из гостей, в том числе и с бородачом, развлекавшим Катю.

Турецкий последовал его примеру. Нетвердой походкой подошел к холодильнику, достал загадочный пакет и победно его развернул.

В руках у него появилась бутылка с красно-коричневой этикеткой «Teqila Anejo Jalisco» и интригующей жидкостью бледно-соломенного цвета внутри.

– С текилой меня познакомил Слава, – предался воспоминаниям Турецкий. – Ее делают из какой-то там агавы, которая произрастает в мексиканских пустынях. Из кактуса, короче. Лучшие сорта производят в штате Джа… лиско? Судя по надписи на этикетке «anejo», эта трехлетней выдержки, а больше и не бывает. Вот ты, Витька, попробуй и сам оценишь.

Они продегустировали текилу три раза и пришли к обоюдному согласию, что мексиканские кактусы вполне годятся для употребления внутрь, а не только для цветочных горшков. Турецкого опять понесло по волнам памяти:

– Мы с Грязновым этой текилой запивали коньяк. Думал – помру. Оказалось – выжил. Сейчас тот же сценарий.

– За исключением разминки портвейном и пивом, – напомнил Солонин, которого после всех событий этого дня закономерно потянуло в сон.

– Ах, да, – смутно что-то припомнил Турецкий, автоматически отключая видеомагнитофон с давно остановившейся кассетой и впадая в состояние прострации. – Вечером посмотрю.

Солонин не отозвался. Его несколько раз перевернуло в пространстве и накрыло черным одеялом.

Вечер затянулся до утра. Очнулись в тех же позах, в каких вчера потеряли друг друга из виду. С час приходили в себя с помощью холодного душа, минеральной воды и остатков лимона.

Затем Солонин приступил к активным действиям. В первую очередь послал запрос в Москву в свою контору на чеченцев, снятых на видео в доме Богачева. Список их чудесным образом оказался у предусмотрительного Турецкого, который полностью взвалил версию «Орлы» на плечи своего коллеги.

Ответ пришел на следующий день.

Семен Барабанов, больше известный как Барабан, завтракал в баре «Аллигатор». Турецкому не понадобилось много времени, чтобы найти его там. Собственно, в оперативной справке, полученной на этого молодого картежника, и говорилось, что искать его следует в прибрежных злачных заведениях, а в первую очередь в «Аллигаторе».

Несмотря на то что никакого криминала за Барабаном не водилось, про него было известно все досконально. Так, на всякий случай. И вот этот случай произошел.

Возраст – 27 лет. Образование – незаконченное высшее – три года актерского училища имени Щепкина в Москве. Семейное положение – холост. Три года назад купил в Ялте двухкомнатную квартиру, в которой живет обычно с конца апреля до середины октября, то есть весь курортный сезон. Барабан зарабатывал на жизнь, обыгрывая в карты всех, кто рисковал с ним сесть играть, и делал это до тех пор, пока из Крыма не уезжал последний отдыхающий. Тогда и он собирал выигранные деньги и отваливал обратно в Москву, чтобы весело и красиво их прогулять – ровно до апреля следующего года. У него были волосы до плеч, темные жгучие глаза и длинные чувствительные пальцы – артистичная внешность, которая, впрочем, скорее подошла бы какому-нибудь музыканту. Для драматического артиста он был всегда чуть аффектирован, и театральные преподаватели раскусили это безошибочно. Но Барабан, вместо того чтобы смириться и играть удававшиеся комедийные роли, настойчиво претендовал на трагические, все больше фальшивил и в результате потерпел полное фиаско – за провал роли Фигаро был с треском изгнан. Позднее он уверял, что провалил ее специально, поскольку «его видение этой работы не умещалось в рамках режиссерского замысла».

Впрочем, компетентные органы причины его профессиональной несостоятельности интересовали гораздо меньше, чем успехи Барабана на поприще азартных игр.

Поставив крест на театре, Барабан сосредоточился на картах и очень скоро добился большого прогресса. Он был своим человеком в большинстве общежитий творческих московских вузов и долгие вечера проводил там, набивая руку. Но очень скоро перестал встречать достойных противников и приступил к активному зарабатыванию денег. В общагах серьезных денег заработать было нельзя, и Барабан переключился на казино. Легальные и подпольные. Он не брезговал рулеткой, игрывал и на бильярде, но в Крыму все свои усилия неизменно сосредоточивал на картах. Отдавая предпочтение коротким, импульсивным играм, имеющим, однако, значительную психологическую подоплеку, – блэк-джек и покер. Вскоре ему стало ясно, что попытки стать актером были действительно маловразумительны, поскольку весь его талант сосредоточился на зеленом сукне.

…На крошечном пятачке между морем и парком функционировало шесть небольших кафе и ресторанчиков. Все они были, конечно, под открытым небом, и только одно заведение, в городском стиле располагалось на втором этаже каменного строения. Это и был «Аллигатор».

Когда Турецкий вошел внутрь, он на несколько секунд забыл о Барабане, Богачеве и прочих служебных делах. Потому что прямо перед ним в полумраке стоял внушительный двухметровый крокодил. Через несколько секунд, выйдя из оцепенения и адаптировавшись к тусклому освещению, Турецкий сообразил, что аллигатор, вернее, его чучело находится на подставке. Рядом с ним располагались два аквариума с разноцветными рыбками, в которых Турецкий ничего не понимал, а над левой стенкой в ряд стояли еще три небольших аквариума, в которых в общей сложности было четыре крокодила размерами до полуметра. Пятый зверь лежал в отдельном аквариуме, гораздо больших размеров, с камнями, зарослями водорослей и даже фонтанчиком. Да и сам он был немаленький, хотя, конечно, не такой, как чучело его собрата. Собственно, уверенности в том, что перед ним живые особи, у Турецкого не было: все крокодилы, пребывая в самых разнообразных, зачастую как будто и неудобных позах, были совершенно неподвижны. Но перед тем как подняться в бар, Турецкий видел на улице плакатик: «Кормление крокодилов – ежедневно в 22 часа».

Турецкий взял себе темного пива и присел за соседний столик, глядя на включенный телевизор, а боковым зрением улавливая интерьер.

Барабан сидел недалеко от него. Перед ним стояла пустая тарелка и недопитая чашка кофе. Барабан был настолько погружен в себя и сидел не шелохнувшись, что начинал смахивать на крокодила.

Внезапно он встал, положил на стол купюру и вышел ни с кем не прощаясь. Через десять секунд Турецкий последовал за ним.

Барабан вышел на набережную и пошел вдоль пляжей, как будто прогуливаясь. Впрочем, вид у него был вполне соответствующий: шорты «бермуды», мятая футболка, шлепанцы. Но Турецкий хорошо видел, что каждый пляж Барабан тщательно исследовал, прежде чем окончательно миновать. Через пятнадцать минут такой экскурсии взад-вперед Барабан наконец спустился к воде. Разделся до плавок, вынул из кармана шортов карточную колоду, небрежно кинул ее сверху одежды (так, чтобы было хорошо видно со стороны) и ушел купаться.

Турецкий тоже спустился на этот пляж, заплатив полторы гривны за вход (про себя отметив, что Барабан-то прошел свободно, вероятно, его там хорошо знали), и расположился в двух метрах от вещей картежника.