Катилось яблочко - Елена Котенко

— все это засасывало путешественников внутрь странного и дикого места, туманило разум и взгляд. Митрофанушка, остановившись у одного из прилавков, сфокусировал камеру на продавце и покупателе. Торговец, плотно закутанный в ткань, что лишь яркие изумрудные глаза блестели под тюрбаном, размахивая руками, представлял свой товар высокой, статной женщине в плотном дорогом кафтане, но с неприкрытой головой и кистями рук. Когда ветер раздувал тенты и прямые солнечные лучи ненадолго проникли внутрь, её кожа, напоминающая сахар, вспыхивала, отбрасывая во все стороны разноцветные блики, а волосы — тонкие длинные янтарные ниточки — почти загорались.

«Вот это красавица», — подумал Скромник.

«Как Рина?» — спросил голос.

«Она другая… Эту страшно трогать, а Рина манит к себе, как ядовитый цветок».

«Одно лишь общее: и с той, и с той у тебя ноль шансов!»

Женщина набрала в сумку овощей, белых лилий и взяла маленькое румяное яблочко. Тёмушка едва не подпрыгнул от радости — надо ж было поймать такой удачный кадр. Продавец все взвесил и шуршашим голосом сообщил ей цену. Дама кивнула, порылась в сумке, достала небольшие, острые ножницы — и отрезала себе прядь сияющих волос длиной с локоть. Скромник содрогнулся. Восхитительную красоту, настоящее чудо женщина протянула торговцу, который проверил рулеткой длину и передал ей пакет с продуктами. Красавица накинула воздушный капюшон и оглянулась, разыскивая кого-то, но заметила только путешественников. Гном снова восхитился ею. Глаза — жемчуг с сапфирами, губы — мелкие гранаты, а кожа — чистые сверкающие бриллианты. Драгоценная женщина.

Митрофанушка пошёл дальше, и вся команда побрела за ним. Скромник глазел по сторонам и не мог надивиться, принять реальность. Отдать волосы за еду — ещё куда не шло, вырастут, но жители отрывали и платили пальцами, ногтями; счесывали с кожи алмазную пыль. Город искусственных, драгоценных людей. Город, где ты сам являешься валютой.

«Всё так дико и просто. Ты — главная ценность мира и одновременно простой бартерный продукт. Важен сам по себе и не отличаешься от других ни на грамм. Равные условия, равный капитал, равная жизнь, где ты и покупатель, и товар»

«Ой ли? Думаешь, здесь все богачи, раз из алмазиков?» — фыркнул голос.

— Чёт как-то скучно, — заявил Митрофанушка, останавливаясь на одной из развилок на рынке. — Красиво, но перед глазами мутнеет — долго смотреть не получится. Нужен какой-то экшен, смена кадра…

— И где я его возьму? — возмутился Тёмушка.

— Пойдём к окраинам, может, там народ победнее?

— Не из бриллиантов, а из янтаря, мне бы такую старость.

Митрофанушка оказался прав. Чем дальше они отходили от главной улицы, тем беднее и бледнее становились шатры и покупатели. Порванные, перешитые тенты уже не так хорошо защищали от солнца, на смену сладкому и приятному аромату пришел кислый, резкий запах, а вместо драгоценных женщин у прилавков место заняли инвалиды с оторванными ногами и руками.

— Смотри, — схватил гном за рукав Митрофанушку и ткнул пальцем в сторону. Оператор вгляделся и быстро перевёл камеру.

У одного из шатров, хлипеньких и полупустых, маленький мальчик выбирал картошку. Обыкновенный мальчик, человеческий, с грязной загорелой кожей, исцарапанными ладонями и босыми пятками. Длинная холщовая рубашка, подпоясанная толстым шнурком, никак не спаса ребёнка ни от пыли, ни от безжалостных солнечных лучей. Однако самым примечательным в кадре был не он и не продавец, а небольшая алмазная глыба, лежащая рядом с мальчиком. Отвесив картошки и два сочных персика, торговец назвал свою цену. Малыш кивнул и отдал какой-то острый, грязный и гладкий, отшлифованный до блеска кусочек от глыбы. Торговец рассмотрел его, недовольно скорчился и шуганул мальчишку. Тот что-то гневно воскликнул, схватил глыбу, продукты и отбежал в сторону технической команды.

— Я-яхонтовые серёжки, — прошептал Тёмушка.

Чем ближе мальчик подходил к ним, тем чётче у глыбы вырисовывалась грудина, ключица и рука, за которую малыш её тянул. Драгоценный труп.

— Пойди поговорим с ним, вдруг поймёт, — подтолкнуть Скромника Иванушка.

— Я?

— А кто ведущий?

Пульс у гнома подскочил, но он послушно направился к мальчику.

— Привет, малыш, — хотя, по правде говоря, они были одного роста. Скромник протянул ему ладонь. Тот взглянул на неё и спрятал за спину руку алмазной глыбы.

— Привет.

— Ты говоришь на нашем языке? Откуда ты?

— Немного. Не знаю. Отсюда.

— Ты часто ходишь один на рынок?

— Один? Я с мамой, — ответил он и вытянул руку, указывая на алмазную глыбу.

«Мамой?» — гном оглянулся на техническую команду, но их лица никак не успокоили его.

— Что с ней случилось?

— О. Папа ночью забрал мамину голову. Теперь она не ходит и не говорит, — он погрустнел и потряс её за руку. — Папа сказал, что теперь мы богаты. И на маму можно купить еду. Я купил картошку и персики. Мама любит персики.

У гнома все внутри переворачивалось и клокотало, голова кружилась. Ему хотелось уйти — из мира, базара, от мальчика, глотнуть свежего воздуха и не ломать голову, не испытывать эту боль в солнечном сплетении.

— Держи, — протянул Севушка яблочко.

Мальчик улыбнулся, жадно схватил его и отправился дальше, гремя костями своей матери по доскам уличного базара. Скромник вытер со лба пот и слепо уставился на ноги.

— Серый, воды?

Гном кивнул и с жадностью присосался к бутылке. Его мысли сжались и стёрлись, в голове остался лишь белый шум.

— Можно пройтись до выхода по этим рядам, а потом уже записать вставку.

— Только побыстрее бы, а то ж сваримся. Рина не писала о палящем солнце в заметках.

— Маленькая женская месть.

— Если это будет единственной пакостью за Аннушку, то я согласен потерпеть.

Скромник плелся за братьями, не глядя по сторонам. Бриллианты, люди, шатры, овощи смешались в голове, что гном не испытывал уже ничего, кроме безразличия. Мать, отец, алмазы, картошка, рынок, яблоки проносились перед глазами вспышками, но отказывались соединяться в единую логическую цепочку, не вызывали эмоционального отклика. И даже голос покинул Скромника.

— Ай! — вскрикнул он, почувствовав, как голодная струя потекла по голове, лбу на шею и грудь. Сначала она показалась красной, и гном испугался, что истекает кровью, но, оказалось, Митрофанушка поливал его из бутылки.

— Охладись, братец, плохо выглядишь.

Скромник взлохматил волосы и отряхнулся, ему действительно немного полегчало. Оператор подмигнул гному и набросился ему на голову тряпочку:

— Да я же о тебе забочусь!

Гном поплелся за ним, с обидой пиная песок: знал, что с тряпкой и таком костюме он выглядел «потрясающе». Однако встряска помогла Скромнику выбраться из душевного окаменения. Эмоциональная буря прошла и на месте её появились вопросы, волнения и мысли. Вернулся родной голос, готовый отвечать и