Последний атаман Ермака - Владимир Буртовой

Пятеро стрелков с правого борта изготовили пищали, выставили рядом с собой добрые щиты, которые у казаков всегда были на стругах и челнах, чтобы укрываться от вражеских стрел, внимательно стали присматриваться к поведению врага.

— Татарские лодки! — этот выкрик Федотки Цыбули с носа челна заставил Ортюху вздрогнуть. И тут же из-за мыса показались две плоскодонки, какими пользовались манси для плавания по Иртышу и для ловли рыбы. На правом берегу, чуть повыше от воды, открылось взору маленькое становище — три избушки, воткнутые в землю шесты и развешанные на жердях сети. Возле избушек толпились их обитатели, мужчины и подростки, наблюдая за тем, что происходит в неширокой протоке льдом забитого Иртыша.

— Ha перехват идут! — догадался Ортюха Болдырев, чувствуя, как от волнения напряглось все тело. — Ну, братцы, быть драке крепкой! Ежели сойдемся на сабли, тебе, Тимоха, оборонять пленника. Может статься, захотят его первым делом отбить!

— Не отобьют! Разве что прежде меня в куски изрубят, а это не холодные щи из миски хлебать! — зло выговорил Тимоха и клацнул тяжелой саблей в ножнах.

Ортюха прикинул расстояние до татарских лодок, скомандовал:

— По первой лодке, от носа первый Федотка — пали!

— Готов! — отозвался молодой казак, прицелился и выстрелил — до лодки татар было совсем близко, промахнуться практически невозможно, однако то, что челн слегка раскачивало, внесло свою поправку — пуля ударила в край борта, срикошетила, и передний гребец, бросив весло, волчком завертелся на месте.

— Пали! — командовал Ортюха. Выстрелы загремели с равными промежутками, казаки били метко, а выстрел самого десятника сбил с кормы татарина, который сидел за рулевым веслом. Спасая своих от частой стрельбы пищалей, конные татары быстро спешились и взялись за луки. Десятки стрел взвились в воздух, и команда Ортюхи — «Укройсь!» — была дана вовремя — в борт челна, в щиты, рядом в воду застучали и зафыркали тяжелые стрелы. В короткий промежуток, пока лучники доставали очередные стрелы и натягивали луки, Ортюха успел скомандовать своим казакам:

— Залпом по второй лодке — пали! Сменить пищали, залпом — пали! Укройсь!

По второй лодке казаки стреляли уже с расстояния в сорок шагов, и почти все пули нашли свою цель — половина гребцов свалилась, кто, вскочив на ноги, рухнул в воду, кто упал на дно лодки, битый насмерть или раненый. Второй и третий залп стрел с берега обрушился на челн, словно град на траву, густо и дробно, и если бы не выставленные щиты, теперь густо утыканные впившимися в них стрелами, многим казакам пришлось бы горько…

— Залпом по второй лодке — пали! Ишь, тако же за луки хватаются! — снова скомандовал Ортюха, видя, что старший там татарин все еще пытается идти на сближение с челном, имея на борту не менее двух десятков воинов. Первую лодку течением понесло к берегу, в заводь за мыском — в ней маячило уцелевших человек шесть-семь, не более, не считая раненых, лежащих на днище.

— Слава! — выкрикнул Тимоха, увидев, как очередным залпом из лодки выбило троих, в том числе и кормчего.

— Укройсь! — и через время вопрос казакам левого борта. — Пищали готовы? — Ортюха Болдырев успевал стрелять и следить не только за лодкой, но и за теми, кто стоял на берегу и вновь натягивал луки, не теряя надежды все-таки остановить казачий челн с пленником.

— Готовы! — отозвались заряжающие и протянули стрелкам пищали, сами снова, не поднимая голов над щитами, сноровисто начали заряжать еще каждый по стволу.

— По берегу, по очереди — пали!

Расстреляв тридцать пищалей по лодкам и вынудив лучников отказаться от нападения на челн, Ортюха решил весь огонь пищалей перевести по берегу. Правда, стрельба теперь была не столь частой, потому как перезарядка требовала не менее минуты времени, но урон татарам был ощутим, и конники, видя бесполезность своих усилий, вскочили в седла и отъехали к избушкам рыбаков.

— Зарядить все пищали! — приказал Ортюха Болдырев, глянул на лицевую сторону своего квадратного, в аршин высотой щита — не менее десятка стрел торчало в нем. — Все ли целы, братцы?

— Митяя легко в ногу задело, — отозвался Федотка Цыбуля. — Стрела между щитами проскользнула, портки порвала. Я перевяжу его, рана не глубокая, будто ножом чиркнуло.

— Мы у них десятка два, если не больше, до смерти подстрелили, — заметил Тимоха. Он поставил свой щит на дно челна и осторожно начал выдергивать торчащие в нем стрелы. На немой вопрос десятника, зачем он это делает, пояснил: — Стрелы крепкие, отдадим их нашим союзникам из манси, хотя бы и князю Бояру. Он будет рад, стрелы у них в большой цене.

— Добро, но стрелами займемся чуток попозже, — распорядился Ортюха. — За весла, братцы. Пищали держать у ног, погребли, пока протоку не закрыло вовсе! Ветер начинает теснить лед к правому берегу! Если вовсе придавит — худо нам будет, татары, видите, решили следом за нами по речному песку идти.

Вдоль затора челн шел еще версты две, после чего крупные льдины остались позади и появилась возможность, лавируя между более мелкими, отойти ближе к стремнине. Здесь Ортюха повелел поднять парус, взял длинный багор и перешел на нос челна, Тимохе поручил управлять кормовым веслом, а казакам вытащить из щитов неповрежденные стрелы, связать их в пучки по двадцать штук, после чего вытянуть ноги и руки да отдыхать.

— Будем надеяться, что подобных больших заторов до Кашлыка нам по дороге не встретится, — проворчал Ортюха, багром отпихивая в сторону очередную, не очень широкую льдину. — А конные татары поотстали, по песку лошадям не очень удобно идти, ноги грузнут. Теперь им выбираться на дорогу, где прочие всадники идут к нашему лагерю в ханской столице. Часок отдохнем, и в помощь парусу за весла сядем. Надобно скорее к атаману с этим пленником! Как он там, не умер от страха? С мертвого какой спрос, только на небе перед Аллахом за прошлые грехи каяться!

— Живой, боров жирный! — с кормы отозвался Тимоха. — Сопит да черными глазищами днище челна буравит! Довезе м, с голоду не успеет подохнуть, пес некрещеный!

Кашлыка, с его сторожевыми кострами, достигли ближе к полуночи, затратив на путь от Бегишева городка целые сутки. Пальнули с челна, давая знать, что возвратились свои. Им с вала сполошным выстрелом отозвались караульные казаки, и через полчаса, втащив пленного в бывший зал ханского дома, Ортюха Болдырев предстал перед атаманом и есаулами. И первое, что спросил Ермак, мельком глянув на повязанного пленника, был тревожный вопрос, не потеряли ли казаки в этом походе кого-нибудь из товарищей.

— Все возвратились, атаман, только Тимоха да Митяй легко стрелами поранены. Татар побили десятка два альбо чуток побольше, во тьме некогда было считать. Кличь толмача, много скверны может поведать нам этот змей подколодный! — И Ортюха так зло глянул в лицо пленника, что тот отпятился на шаг и спиной прижался к стене просторной комнаты, в которой хан Кучум когда-то принимал послов и знатных гостей.