Ханкерман. История татарского царства - Юрий Манов

Халаты на базаре всех цветов, на любой вкус! Ибрагим аж оробел от изобилия. Есть из хорошей шерстяной ткани в мелкую и крупную полоску, есть и суконные, с набивкой из белого хлопка, что согреет в любой мороз. Есть даже халаты из шелка! Торгует ими перс свирепого вида со шрамом через всю морду. Покупателей у него немного – дорого: опасен и долог путь из Персии, и очень ценен этот шелк. Но перс спокоен, знает, что салтанов двор да карачи подъедут только к полудню, покупать обновки своим женам, вот с ними и стоит торговаться. А эти что? Голытьба…

Засмотревшись на шелковый, шитый золотыми нитями халат с воротником из чернобурки, Ибрагим наступил в лужу. Нога сразу промокла, в сапоге противно захлюпало. Нет, с халатом все-таки можно подождать, сначала сапоги!

По дороге в сапожный ряд, отдельно, ближе к ширинскому княжескому двору – невольничий рынок. Ибрагим подумал и свернул туда, просто посмотреть. Разочарованно вздохнул, да и остальные ходят – кривятся. Скверный товар – чумазые худосочные подростки, старики и бабы, такие же растрепанные, в звериных шкурах и босые. То мордва – недоимщики ширинского князя. Не смогли ясак заплатить. Князь изловил их в лесах, прямо оттуда на базар и привел, грязных, искусанных мошкарой. Хотя одна ничего, скуластенькая, на жену-покойницу похожа, только волос светлый. Отмыть бы ее да приодеть. У Ибрагима неожиданно перехватило дух. Нет-нет, не ко времени.

Надсмотрщик над рабами – толстый улан с плетью – лениво препирался с псарем карачи Мангыта:

– Нет товара, откуда ж ему взяться? Будет поход – будет товар.

Ибрагим в последний раз глянул на скуластенькую и поспешил в сторону сапожного ряда. По дороге на сбереженную деньгу купил лепешку с соленым сыром, горячую, прямо из тандыра, маслом политую. Так, жуя, и подошел к сапожному ряду, что напротив конного. Коней здесь, правда, не продавали, лошадьми торговали ногайцы на лугу за стеной, а здесь были седла да упряжь.

Свое седло Ибрагим увидел сразу: настоящее, татарское, гладкой красной кожи, с высокой передней лукой. Вставки у луки из красного дерева с изображениями невиданных зверей – как лошадь, но с двумя горбами на спине. Стремена умно сделаны, хочешь, отпусти на все длину – для спокойной езды, когда и вздремнешь на ходу, а для скорого боя – можно укоротить. И ремешки тонкой работы, хочешь щит пристегни, или суму с пожитками, даже для копья ремешки есть. А уж место для седалища! Гладкое, с правильным изгибом, без шва – одним куском мягкой кожи. Подлинный мастер делал то седло, с великим уважением к седалищу человеческому!

Седло висело над головой торговца с хитрющей слащавой мордой. В жизни Ибрагим к такому торговцу не подошел бы, но это седло… Весь конный ряд изучил Ибрагим, все седла придирчиво посмотрел, пощупал, одно даже на Гривастую свою примерил, а снова сюда возвратился. Вот его седло! Должно быть его!

Торговец, зараза, в этом деле толк знает, речи сладкие говорит, словно медом мажет:

– Тебя, казак, сам Аллах привел к скромному торговцу Мурату! Меня все здесь знают, все мой товар брали, никто никогда не пожаловался. Вижу, что опытный воин сразу лучшее седло увидел, прекрасное седло, достойное верной кобылицы славного казака!..

Снял седло и положил на прилавок, подмигивает, расхваливает. Нет нужды в сладких речах, сам видит Ибрагим, что это за седло, трясущимися руками достает кошель из-за пояса, высыпает серебро на прилавок. Последние деньги, каждую монетку Ибрагим потом соленым заработал. Купец глянул с усмешкой на дырявые сапоги Ибрагима, брезгливо оттопырил нижнюю губу, пересчитал алтыны с тисненым именем Ахмата – хакана всей степной орды и копейки с именем хакана Ивана и всадником с копьем. Качает головой торговец Мурат – мало, указывает на самое простенькое седло внизу прилавка. Ибрагим молча лезет в седельную суму и достает серебряный кувшинчик тонкой работы. Хорош кувшинчик, его Ибрагим добыл на Пахре, когда обоз русской княгини грабил. Великолепной работы сосуд, из самого Хива-града! А Ибрагим как-то нечаянно сел на него – помял. Как они с женой тогда смеялись. Потом выправить мятый бок пытался – не получилось.

Торговец взял кувшинчик, взвесил на руке, достал весы с двумя медными чашками и гирьками, взвесил на них. Снова покачал головой, указал на седло получше, лукаво прищурился. Почуял, что не уйдет этот покупатель просто так.

Вздохнул Ибрагим, полез за пазуху. Главную драгоценность на прилавок положил – золотую монету с профилем греческого деспота. Ту монету он с шеи своего отца снял перед тем, как похоронить. А отец ее от деда получил, дед много о Царев-граде рассказывал, оттуда и привез.

Жадно сверкнули глаза торговца Мурата. Золото! Золотой денарий! Схватил монету, на зуб попробовал, на весах взвесил. Заулыбался, кивнул. Так и быть, забирай седло!

Ибрагим деловито сгреб серебро с прилавка обратно в мошну, потянулся было за кувшином, но Мурат не отдал. Аллахом клянется, что седло дороже стоит, чем одна золотая монета. Врет, конечно, ну и шайтан с ним. Ибрагим молча взгромоздил покупку на спину Гривастой, взял за повод и пошел в сторону ворот. Перед городецкой мечетью остановился, опустился на колени, поклонился. Прошептал молитву. Встал, отряхнул колени и пошел в калашный ряд к урусам, покупать муку. Одним седлом сыт не будешь.

Тем же вечером Ибрагим добыл и халат, и сапоги. У кабатчика, что старьем потихоньку торгует, на старое седло сменял. Халат был хорош, чистой шерсти в мелкую полоску, только спереди весь в заскорузлой крови и дыра большая на животе. То не беда, кровь застирать можно, а дыру зашить и поясом прикрыть. Купленные сапоги Ибрагиму были сильно велики, ну и что с того? В носки можно сена засунуть, зато крепкие и без дыр.

1456 год. Речные разбойники

Время летело стремительно, за летом промелькнула осень, и словно куда-то торопясь, пришла ранняя зима. Она выдалась почти без заморозков, но с обильными снегопадами. Татары потянулись с луговых станов в села и деревни на зимовку, погнали скотину в стойла. Вот и улан Исса велел собирать стадо и сворачивать юрты. Давно пора, а то, признаться, холодно было уже ночевать под арбой, зяб Ибрагим, особенно под утро.

Помимо дома у карачи Хасана Уссейнова был в селе большой сарай, деревянный, крытый соломой, с двумя очагами. Там холостые казаки ночевали на грубо сколоченных нарах. Забот у Ибрагима в