Песня для Корби - "Румит Кин"

Корби бросился обратно в комнату. Он действовал лихорадочно, но думал спокойно. «У них сломалась машина, – говорил он себе, – папа выключил мобильник, потому что он за рулем, а мама минут через пять проверит свой мобильник и перезвонит». Спокойно убеждая себя в этом, он натягивал джинсы, надевал рубашку и свитер, завязывал ботинки. Что-то произошло с ним, только когда он снял с вешалки куртку. «Зачем я это делаю, – спросил он себя, – ведь все в порядке».

– Нет, – пробормотал он. Ему пришла идея, что можно позвонить родителям на работу. Он в ботинках вернулся на кухню и снова набрал номер матери. Там были только длинные гудки. Он набрал номер отца. Трубку снял папин сменщик.

– Здравствуйте, – сказал Корби. – А Рябина можно?

– Он ушел почти час назад. Погоди, а ты ведь его сынишка, да?

Корби бросил трубку. Час. Час. Час – это слишком много. За час можно дважды забрать маму с работы, дважды приехать домой. Он бросился вон из квартиры. Сердце больше не болело – теперь оно бешено колотилось. Он еле дождался лифта. В кабине он гладил пальцами резиновые амортизаторы дверей, как будто от этого они могли быстрее открыться. Как только лифт достиг первого этажа, Корби выскочил из него и бросился на улицу.

Он бежал вдоль забора колледжа, почти тем же маршрутом, которым каждый день ходил в школу. Порывистый ветер холодил лицо, трепал непокрытые волосы.

Выскочив к дороге, Корби резко остановился. «Это не машина отца», – подумал он. Он стоял и с облегчением смотрел на то, что осталось от легковушки. Передней части у автомобиля больше не было, рваные остатки капота вдавились в пассажирский салон, крыша почти касалась верхом покосившегося фонарного столба. Корби рассуждал логически. «Мои родители не могут умереть, – думал он, – а те, кто в этой машине, не могут быть еще живы. Значит, это не их машина». Все так просто. Он настолько успокоился, что вспомнил про самого себя: застегнул куртку и накинул на голову капюшон.

Движение на дороге было слабым, но рядом с местом аварии уже стояло несколько других автомобилей. Они выстраивались в ряд, как машины у школы в вечер смерти Андрея. Водители останавливались, заглядывали в окна разбившейся машины, на полминуты замирали над распростершимся телом сбитого – и либо уезжали, либо присоединялись к небольшой группе зевак. Кто-то говорил по телефону, видимо, вызывая милицию.

Корби подумал, что раз уж он сюда пришел, глупо будет просто возвращаться домой, и перешел дорогу. Сначала его взгляд обратился к сбитому подростку. Нижняя часть его тела была жутко вывернута, обломки костей торчали сквозь штаны. Корби затошнило, он пожалел о своем любопытстве, отвернулся – и только тогда по-настоящему увидел на заднем бампере машины знакомый номер «НЛО 177». Отец Корби любил пошутить насчет этого номера. Теперь у отца Корби не было лица. Струйки его крови блестели на сдавленном капоте погибшей «ауди» и на бетоне столба. С мамой все было хуже. Часть ее тела вылезала из разбитого окна.

– Эй, парень, хорош любоваться на чужую смерть! – раздраженно крикнул водила, который до этого вызывал милицию. – И вы все тоже! Пошли отсюда, пошли, не на что тут смотреть!

И Корби пошел прочь.

– С телом все! – крикнул кто-то из оперов.

– Понятые, осмотрите вещи свидетелей!

– Где Николай Рябин? – тут же позвал Крин. – Понятых обоих сюда.

Корби очнулся, понял, что у него лоб перепачкан грязью с борта машины, нашел в кармане бумажную салфетку и вытерся. Руки сильно дрожали. Стараясь ни на кого не смотреть, он вышел из-за фургона и пошел к друзьям. Ара уже открыл свой рюкзак и показывал бутылки Крину и первому понятому. Он был бледен, но держался.

– Странные бутылки, – подивился следователь.

– Это вино из Армении. От моей мамы.

– Дорогое, наверно.

– Нет, так только кажется. В любом случае, мама сама бы его не выпила.

Следователь хмыкнул.

– И много у нее?

– Последние. А больше в рюкзаке ничего.

– Ладно. Вино запишите.

Опер занес вино в опись.

– У Вас? – спросил Крин.

– Пустой рюкзак, – сказал Корби.

– Показывайте.

Корби открыл. Луч фонарика высветил ворох денег и одинокий черный носок.

– Не пустой. Или денег в нем быть не должно?

Корби почувствовал на себе злобный взгляд старика. Ник смотрел почти так же.

– А… это деньги деда, – почти честно сказал Корби.

– Да, мои, – подтвердил старик. – У нас утром ссора была. Разногласия между поколениями. Я потом из-за этой ссоры не сразу поверил в его телефонный звонок.

– Вот как, – прищурился Крин.

– Да. Когда он позвонил, я решил, что этот бандит меня разыгрывает.

– Стало быть, он Вас обокрал?

– Вовсе нет. Я сам этими деньгами в него швырнул. В ярости.

– Ладно. Пересчитайте. Мы запишем.

Корби сел на корточки рядом с рюкзаком и начал складывать бумажку к бумажке, чувствуя, как губы дрожат, а глаза наполняются слезами. Он собирался посчитать эти деньги три часа назад, когда все было совсем иначе. Он еще возился с ворохом бумажек, когда Ник в присутствии понятых запустил ролик с убийством. Его смотрели в безмолвии. Дойдя до сорока тысяч, Корби почувствовал безумную боль: тихо, пока все были заняты записью, старик подкрался к нему и теперь тянул, выкручивал ухо. Корби задохнулся, перед глазами поплыли белые круги.

– Что? – прошипел ему в другое ухо дед. – Не только пистолетик взял? Хотел еще поживиться? Я запру тебя в чулане, и ты будешь там жить. А иначе я сдам тебя с потрохами, маленькая мразь.

Корби ногтями впился ему в руку. Несколько секунд они боролись, наконец, старик проиграл, Корби отодвинулся на безопасное расстояние и, все еще вздрагивая от боли, продолжал считать деньги.

– Уж на эту-то ночь точно.

Корби вынул из рюкзака последние бумажки и обнаружил, что на дне под ними все еще лежит жестяная коробка с масляной тряпкой. Быстро, почти автоматически, он достал ее и сунул под рюкзак Ары, потом встал и, складывая деньги в ровную стопку, подошел к остальным. Здесь шел бурный разговор.

– Зачем вам вертолет? – спрашивал Ник. – Возьмите саму запись.

– Молодой человек, не спорьте, – устало отвечал Крин. – Я все равно обязан конфисковать его как улику.

– Отец меня убьет. – Ник с досадой отмахнулся от следователя, его яростный взгляд уперся в Корби. Того спас Крин.

– Пересчитали?

– Шестьдесят семь тысяч.

Крин присвистнул.

– Можете проверить.

– Не нужно. Больше у вас там ничего нет? Покажите дно.

Корби вернулся за рюкзаком и показал.

– Тряпочка?

– Носок. Я собирался уйти из дома. Остальные мои вещи у Ника.

– Да, с Вами все ясно. – Крин посмотрел на часы. – Время позднее, работы еще на полночи… Свидетели свободны. Видео очень ценное, и замечательно, что был ранен один из преступников. Спасибо всем за сотрудничество.

– Пожалуйста, – ответил дед Корби.

– Завтра в первой половине дня мне нужно будет снова с вами поговорить. Несовершеннолетние приходят с родителями. Кому нужен отгул с работы, мы дадим справку. Все понятно?

– Да, – хором подтвердили подростки.

– Рябины, десять утра вас устроит?

– Устроит, – кивнул старик.

– Джинаганали одиннадцать?

– А можно, если мама будет занята, мы позвоним и передоговоримся? – спросил Ара.

– Нужно. – Крин достал три визитки, протянул их Аре, Нику и деду Корби. – Николай Коплин, двенадцать. И мы с Вашим отцом сможем еще раз обсудить вопрос о вертолете.

– Хорошо, – буркнул Ник.

– Все свободны. Доброй ночи. – Крин повернулся и через поле пошел к разбитым и распахнутым дверям запасного выхода школы. Опер и понятые двинулись за ним. Когда полицейские ушли достаточно далеко, Корби поднял рюкзак Ары и достал жестяную коробку.

– Ник, это твое.

– Выброси ее.