В пекло по собственной воле (сборник) - Светлана Алешина

Охранник прислонил свой автомат к переборке и вдруг упал на меня, больно придавив меня своим упитанным телом. Его руки скользили по прорезиненной ткани моего комбинезона и больно сдавливали мне груди.

Я выставила вперед руки и уперлась ему в грудь, но он оказался слишком тяжелым, чтобы мне удалось столкнуть его с себя. Толстый иранец уперся коленом мне в лобок и сделал очень больно, у меня даже в глазах потемнело и руки подломились в локтях. Он, видимо, подумал, что я прекратила сопротивляться и смирилась.

Его правая рука нащупала «молнию» моего комбинезона и принялась ее дергать и тянуть вниз, обнажая тонкий шерстяной костюм, надетый мною под комбинезон.

«Ну, и что ты лежишь? — спросила я саму себя. — Ждешь, когда тебя изнасилуют? А чего ждать-то? Если ты думаешь, что тебе это понравится, так помоги ему сама! Размазня чертова! Нужно было приемы учить, а не дурака валять на занятиях по самообороне! Чтобы справиться с этим толстяком, не нужно быть супервумен, достаточно пары отработанных движений и одного точно рассчитанного удара. А ты вот теперь выкручивайся, как умеешь…»

Пока я рассуждала сама с собой, похотливый охранник уже умудрился расстегнуть не только прорезиненный костюм водолаза, но и шерстяной костюм, который был под ним. Его грубая жадная рука хватала мое тело и шарила по нему, словно он не мог решить, за что ухватиться в первую очередь. Но вот он, воспользовавшись моей неподвижностью, рывком раздвинул мне ноги, и рука, скользнув вниз, проворно проползла по моему животу и, нырнув еще ниже, угнездилась на лобке, а толстые пальцы принялись копошиться у меня между ног, пытаясь протиснуться внутрь меня.

«Ах ты, скотина! — подумала я. — Сейчас ты получишь от женщины такое удовольствие, о котором и не мечтал никогда!»

Возмущение и обида словно взорвали меня изнутри. Я резко согнула ноги в коленях и, прежде чем он успел понять, зачем я это сделала, изо всех сил ударила его коленями по ушам. Он вскрикнул и выпрямился, стоя на коленях передо мной. Я уперлась ногами ему в грудь и резко выпрямила их. Не знаю, откуда у меня появились силы, но он просто отлетел от меня и с грохотом врезался в переборку.

Я застегнула шерстяной костюм и вдруг увидела, что он встал и уже находится в двух шагах от меня, а правая его рука угрожающе поднята и сжата в кулак. Я сразу поняла, что сейчас он будет меня учить, как женщина должна обращаться с восточным мужчиной. Сообразив, что, пока я буду застегивать комбинезон, он успеет меня просто изуродовать своими кулачищами, лихорадочно искала выход из ситуации.

«Пожалуй, в порядок я себя привести успею и потом, — решила я. — А сейчас нужно позаботиться о своей безопасности, иначе я как минимум буду похожа на ту самую Тамару Алексеевну, которую мы с Чугунковым расспрашивали. А заодно попробую объяснить этому восточному мужчине, как нужно обращаться с европейской женщиной…»

Вскочив ему навстречу, я скользнула под его уже опускающейся рукой и оказалась у автомата, который отлетел в угол, сбитый его хозяином при падении. Прежде чем он успел обернуться, я схватила автомат и передернула затвор. И чуть не взвыла от досады — его магазин был пуст.

Охранник повернулся наконец ко мне, увидел автомат в моих руках, и его полное тело заколыхалось от смеха. Он шагнул ко мне без всякого опасения, он-то хорошо знал, что автомат не заряжен.

— Ну, давай, сука! — крикнула я, держа автомат обеими руками перед собой. — Иди! Трахни меня, козел, если сумеешь!

В этот момент я видела перед собой врага. На меня нападали, мне приходилось защищаться. Включился какой-то древнейший психофизиологический механизм, концентрирующий силы существа, подвергшегося нападению, и увеличивающий его силы вдвое, втрое, а то и больше, причем совершенно неожиданно для нападающего, который считает, что уже победил.

Охранник сделал еще шаг, и в этот момент я его ударила. Не знаю, как у меня это получилось, я никогда не отрабатывала такие удары, но получилось у меня классически, не хуже, чем у американских коммандос. Вскинув автомат на вытянутых руках, я резко согнула левую, а на правую перенесла всю тяжесть своего тела. Приклад автомата с лязгом врезался в скулу охранника, отчего он отшатнулся назад и вскинул голову кверху, так как я ударила его снизу из-за разницы в росте. Затем я сделала противоположное движение — я согнула правую руку, а на вытянутую левую перенесла тяжесть своего поворачивающегося вправо тела. Ствол автомата резко ударил его прямо по горлу. Охранник отшатнулся еще сильнее и, завалившись назад, грузно упал на спину, со стуком грохнув головой о железный пол.

Я поняла, что он уже не встанет, по крайней мере — самостоятельно. Швырнув в него ненужный мне больше автомат, я застегнула наконец комбинезон и присела на свой топчан. Плечи мои затряслись, и рыдания сами начали вырываться из моей тяжело поднимавшейся груди. Я прекрасно понимала, что это закономерная реакция после бурного расхода психической энергии и чрезмерного возбуждения, но успокоить себя мне удалось далеко не сразу.

От охранника, валявшегося на полу, шел сильный запах пота и какого-то чеснока. Мне от этого становилось почему-то еще тоскливее.

Рыдания перешли наконец в тихие всхлипывания, и я почувствовала, что успокоилась и вновь могу думать.

Забившись в угол на замызганном топчане и обхватив плечи руками, я плакала и думала о том, что меня ждет в руках этих пограничников, и в голову мне не пришло ни одной более или менее обнадеживающей мысли.

Единственное, на что я надеялась, что удастся встретить среди них хотя бы одного человека более или менее европейских взглядов, которого я попытаюсь убедить сообщить обо мне российским дипломатам.

Впрочем, я даже не помню, есть ли у России дипломатические отношения с Ираном. В голову начали лезть мрачные картинки с экрана телевизора, которые я видела когда-то еще очень давно, — аятолла Хомейни с устрашающей бородой злодея, озлобленные лица фанатиков-мусульман и лозунги, написанные на плакатах в их руках: «Убей русского!»…

Под эти малообнадеживающие картинки-воспоминания я задремала.

Проснулась оттого, что качка прекратилась и двигатель катера заглох. Охранник, пока я спала, успел-таки прийти в себя, но на ноги так и не поднялся. Он сидел, прислонившись спиной к переборке, и с нескрываемым страхом смотрел на меня.

Я чувствовала себя совершенно разбитой и поняла, что в таком состоянии я не в силах не только убедить кого-то мне помочь, просто разговаривать не могу нормально. Непривычное, но известное мне состояние истерики начало подкрадываться ко мне, пугая своими последствиями. Я поняла, что, если меня так и оставят на этом катере сидеть на проклятом топчане, я просто с ума сойду от невозможности предпринять что-нибудь для своего спасения.

Дверь каморки отворилась, и на пороге появился еще один солдат с автоматом, а за ним офицер, они удивленно посмотрели на сидящего на полу охранника. Тот пробормотал что-то неразборчивое, хотя мне послышалось, что он употребил слово «шайтан». Офицер засмеялся, недоверчиво покрутил головой и сказал что-то для меня непонятное, показав кивком, что я должна выйти на палубу. Я обрадовалась просто несказанно, хотя радоваться-то было нечему. Но хоть из этой осточертевшей каморки меня выпустили, и на том спасибо.

Меня вывели на палубу, потом по трапу перевели на берег и посадили в старый облезлый джип, который тем не менее резво рванул с места и помчал нас с сопровождавшими меня двумя охранниками в небольшой городок, видневшийся неподалеку от берега моря.

Было довольно прохладно, несмотря на то, что небо над головой было совершенно чистое и ярко-голубое, а солнце светило ярко и обнадеживающе. Я ежилась на ветру и холодела при мысли, что мне придется неизвестно еще сколько времени носить этот прорезиненный комбинезон, который я просто уже мечтала содрать с себя и облачиться во что угодно, хоть в монашескую рясу.

Меня привезли в какое-то полицейское, наверное, управление, где мое появление вызвало настоящий ажиотаж, впрочем, больше неофициального характера. Мужчины в коридорах, по которым меня вели, демонстративно отворачивались от меня, но я всегда ловила их взгляды, которыми они тем не менее провожали меня.

Как ни странно, среди них я чувствовала себя просто голой — они шарили глазами по моей фигуре, и я понимала, что комбинезон — слишком слабая защита от их проникающих сквозь одежду взглядов. Идя по коридору, я сделала для себя открытие из области этнографии. Меня не волновало нисколько, что оно скорее всего не имеет никакого отношения к истине, главное, оно принесло мне некоторое утешение под этими похотливыми взглядами иранских полицейских.

«Чадра и появилась на иранских женщинах скорее всего из-за гипертрофированной сексуальности их мужчин, — подумала я. — Я столько раз появлялась в этом комбинезоне среди наших российских мужиков и ни разу не заметила у них признаков повышенной из-за этого возбудимости. На востоке женщина просто вынуждена закутывать свое тело в непроницаемую ткань, чтобы избежать элементарного изнасилования. Как это шутят наши российские мужики по поводу чрезмерной любвеобильности? „Трахает все, что движется“? Так это, наверное, очень подходит к местным мужчинам…»