Сион нечестивых - Андрей Бармин

На головах каски железные, очки темные, винтовки чудные такие, на ружья обычные не похожи. Вот и прошли десять минут. Тогда старший скомандовал, что, мол, сафари объявляется открытым и приступайте. Слово такое я слышала раньше от взрослых, понимала, что означает оно что-то плохое, но вот что именно представления не имела.

- Ты так долго еще никогда со мной не говорила, - муж был удивлен.

- Пошли эти солдаты в черном в деревню. Не толпой, а на группы разделились по четыре человека, но так, что видели соседние.

- И что? Никто даже не попробовал....

- Попробовали. Они и двадцати метров до первого дома дойти не успели, как по ним деревенские стрелять начали. Двое даже упали, но тут же встали.

- Бронежилеты у городских, конечно, хорошие.

- Наверное, но стреляли как-то вяло по ним и по одному выстрелу. В первый дом две группы зашли. Медленно так, осторожно, а потом они оттуда, как ракеты выскочили в давай по соседним домам из ружей своих скорострельных стрелять. Только вот били они без промахов, в отличие от деревенских. Остальные тоже в дома заходили и быстрее становились. Зашел обычный человек, а вышел — вихрь. А одна группа даже в дом заходить не стала, во дворе дома одного две старухи сидели, так они им шеи ножами порезали и кровь оттуда пить стали.

- Ну, все как имам и рассказывал.

- Дальше их несколько мужчин деревенских , с десяток где-то, задержать попытались. С ножами и топорами, так они им головы поотрывали. Просто один солдат держал, а второй голову тянул. Только быстро это все было. Гораздо быстрее, чем я рассказываю. До деревенских дошло, что бежать надо, но куда уже убежишь, когда деревня оцеплена. А по солдатам и из «Калашникова» стреляли, ты же из такого вроде стрелять умеешь?

- Да. И что?

- Стрелять-то в них стреляли, да после кровушки верткие они стали, так что ни в кого не попали. А солдаты, которые крови напились, всех поубивали. Не разбирали, кто женщина, кто мужчина, ни по возрасту сортировать не стали. Кого из винтовок стреляли, а кого и просто руками. Я видела, как солдат ударил женщину одну, толстая такая, крупная , в грудь, так его кулак у нее из спины вылез. Запомнилось, потому что долго он его обратно вытаскивал. А она мертвая почти с минуту простояла, пока он возился. Мамочка та с грудничком, что рядом со мной сидела, белой стала. Выла страшно, так что старший городских распорядился ей какое-то лекарство дать и от окна ее убрали.

- И никому убежать не удалось?

- Почему же. Десятка два в лесок прорвались, так это даже городских раззадорило. Старший их улыбался. Сказал, что корм резвый попался.

- Корм! - воскликнул Башким. - Они нас так и называют. Мы для них корм, который еще и кормить не только кровью своей может, но и руками еду выращивать.

- Они потом все смеяться начали, у некоторых вся одежда и лица в крови были. Я глаз отвести не могла. Они не люди, не сербы. Как с такими бороться? Двадцать минут — и нет деревни. Они даже оружие не стали искать и отбирать.

- Их можно убить. Это не вампиры из сказок и кино, - неожиданно серьезно заявил Башким, - они не вечные, обычный человек может с ними справиться. Не надо крестов или осиновых колов.

- Их уже не меньше, чем нас. Они заводят большие семьи. И их боится весь мир за Барьером.

- А что с твоей бабушкой?

- С бабушкой? Когда солдаты уехали мы вернулись в свои дома. Моей бабушке повезло. Ее застрелили. Из нее не пили кровь. Просто один выстрел. Многих такая удача обошла стороной.

- Зачем ты сейчас вспомнила об этом?

- Я хочу сказать тебе, что подумай о детях. Я тебе не нужна, это я знаю, но детей ты наших любишь. О них подумай. Тебя и меня за эти бумажки на ферму заберут, а они сиротами станут. Такого ты хочешь?

- Никто ничего не узнает до момента...- он осекся, так как понял, что сболтнул лишнего.

- До момента восстания, - продолжила за него Иллка. Она хоть и не очень умная, но и не полная дура. - Тогда ты можешь не беспокоиться за детей. Приедет много солдат на танках, и всех убьют. Никаких ферм. Просто перебьют всех. Ладно, спи спокойно, муж, раз все решил за нас.

Она встала с кровати и пошла к выходу из комнаты, но он догнал ее и осторожно повернул к себе:

- Ты же не станешь никому рассказывать? Даже Арджун?

- Нет, не стану, - но она ждала от него не этих слов. Все ее усилия бесполезны. В голове Башкима власть имеет не здравый смысл, а смесь из лозунгов и религиозных изречений.

- Вот и хорошо, а фотографии и книжки я спрячу. Хорошо спрячу.

«Фотографии, книжки», - она была права. Он таскал в их дом запрещенные вещи уже не первый раз. Иллка с горечью подумала, что полностью погрузившись в работу, пропустила эти моменты. Но не обыскивать же его каждый раз, когда он куда-то выходит один. Ей стало интересно, а не лежит ли где-нибудь в его комнате винтовка или граната. Но какой смысл спрашивать. Ничего, она выберет момент, когда он уйдет из дома один и перевернет его комнату верх дном. Иного выхода не оставалось.

- Я спать.

- Иди, - отпустил он ее.

Иллка заглянула к мальчишкам: дети спали каждый на своей кровати, на низком столике стояли две красные машинки, рядом с которыми лежали батарейки. Она научила их бережно относиться к элементам питания и вытаскивать их после того, как игра закончится. Она поправила простыни, ей захотелось поцеловать их, но не стала, боясь разбудить.

Дочка заснула с Арджун, она очень любила свою тетю, Иллке иногда казалось, что даже больше чем ее. Она просила судьбу и всех богов, чтобы дочка не унаследовала ее внешность. Пусть она