Венец одержимых. Золотые миражи Востока - Юрий Ходырев

сюда, на край света. И здесь судьба дала ей все, чего может пожелать смертный. И как истинная хозяйка жизни, она забрала подаренное обратно, оставив свою жертву в горьком одиночестве и с исчезающим вкусом радости в сердце.

Она огляделась. Вокруг было безмолвное море, вверху голубело равнодушное небо, одинокий пенистый след корабля терялся в туманном просторе. В один миг исчезло все, что держало ее в этом мире…

Вдруг она заметила в складке платья чудом уцелевший багряный лепесточек розы. Она осторожно извлекла его и сжала между пальцами. Сладкий аромат ранней весны и свежести закружил ей голову, и она пошатнулась. Подоспевшие служанки подхватили госпожу, отвели ее в каюту и вызвали лекаря. Он осмотрел больную и доложил взволнованному Людовику:

– Сир, королева много времени провела на солнце. Согласно учению великого Авиценны, его лучи сгущают кровь и приводят к недомоганию. Ей нужно два-три дня покоя и все бесследно пройдет.

Король с сомнением покачал головой и отпустил целителя.

Паломники прибыли в Тир, где остановились в ожидании пополнения из Франции. Чуть позже из Константинополя вернулся Конрад и расположился в Акке, также дожидаясь подмоги. Наконец, корабли привезли новые отряды рыцарей, и христианские предводители собрались на совет. Французскому королю и германскому императору было важно выиграть хотя бы одно сражение, чтобы с чистой совестью вернуться домой. Король Иерусалимский, поддержанный баронами и прелатами Святой земли, предложил объединить силы и нанести решающий удар на Дамаск. Так и решили. Собравшись в Тиверии, объединенная армия христиан выступила в поход.

Тем временем эмир Дамаска призвал на помощь атабека Нур ад-Дина и тот стремительным броском вышел на северный фланг наступающих. Атаковать мощную крепость, имея рядом сильную мусульманскую армию, было бы чистым безумием и крестоносцам пришлось отступить. Плохо зная местность, они заблудились среди густых садов и множества каналов и понесли тяжелые потери. В Тиверию вернулись малые остатки прежнего войска.

В полном расстройстве Конрад бросил безнадежное дело и с уцелевшими людьми отправился на родину. Людовик задержался в Палестине на несколько месяцев, но покинул ее столь же бесславно, подведя тем самым черту под самым большим делом своей жизни.

Жарким летом они с Алиенорой высадились в Калабрии, где их с распростертыми объятиями встретил сицилийский король Роджер. Он сообщил Людовику хорошую новость: весь христианский мир негодовал на византийцев за их предательство, приведшее к краху столь блистательно начавшегося священного похода. Роджер понял, что настал очень удобный момент сокрушить ромеев, извечных врагов сицилийцев. Все свое красноречие он направил на вовлечение французов в союз против изменников. Он обещал поделиться с Людовиком будущей добычей и клялся оказать ему всю возможную помощь в дальнейшем продвижении на Восток. Но король не поддался уговорам и отказался от выгодного предложения.

После приключений в Антиохии Людовик коротко и сухо общался с Алиенорой, лишь иногда встречаясь с ней за обедом. Однажды, заканчивая очередную тягостную трапезу и приступая к десерту, он взглянул на жену и невольно улыбнулся: она напомнила ему рыжую пушистую белку, увлеченно грызущую любимые орешки.

У него были плохие новости для нее, и он засомневался, стоит ли начинать неприятный разговор, но вспомнил о сердечной ране, полученной в гостях у князя де Пуатье. С того злополучного дня ее душа была мертва для него, и он чувствовал это всем своим существом! Известная притча гласит: «Ревность – это ярость мужа, и не пощадит он в день мщения!» Сами собой отпали все сомнения, и он с деланным безразличием сообщил супруге:

– Из Антиохии прибыли купцы…

Она насторожилась, оставила орешки и бросила на него вопросительный взгляд.

Делая паузы между словами, он сказал:

– И привезли… невеселые… известия… Как будто от той самой совы, о которой говорил де Пуатье…

Щеки ее слегка побледнели, и она опустила глаза.

Он взял кубок с вином, сделал глоток и продолжил:

– После нашего отплытия он возобновил войну с Нур ад-Дином… Но сражался на редкость неудачно… Видно, чем-то прогневил Господа… – Людовик бросил на Алиенору испытующий взгляд. – В битве при Инабе он потерпел жестокое поражение…

Ее губы дрогнули, и она растерянно посмотрела на короля.

Он повертел кубок перед собой, поставил его на стол и мрачно проронил:

– Он сразился с одним из полководцев атабека и получил в сердце смертельный удар копьем… – он помедлил, как будто что-то вспоминая. – Кто бы мог подумать, что ему выпадет жребий того самого любвеобильного соловья, который погиб от шипа розы…

Ее пальцы нервно сплелись.

Он отодвинул от себя кубок и как бы нехотя, продолжил:

– Победитель отрубил светловолосую голову князя и преподнес ее Нур ад-Дину, а тот отправил ее в Багдад, в подарок халифу… В серебряном ларце…

Она в ужасе закрыла глаза.

Сдерживая закипающее негодование, он закончил:

– А пронырливый рыцарь де Шатильон каким-то непостижимым образом втерся в доверие к вдове князя Констанции!.. Говорят, теперь она видит его первым претендентом на свою руку! Но решать вопрос о замужестве будет ее сюзерен, король Иерусалимский. Надеюсь, проходимцу не удастся обмануть его, и когда-нибудь он ответит перед Господом за свои неблаговидные дела!

Алиенора встала и не произнеся ни слова, покинула залу.

Людовик смешался. Конечно, он испытывал удовлетворение от свершившейся мести. В то же время в глубине его благородного сердца шелохнулось чувство раскаяния перед слабой женщиной за причиненное ей страдание. По короткому размышлению он решил, что его прегрешение никак не тяжелее вины «черного вестника», принесшего плохую новость по долгу службы. На этом его сомнения рассеялись, и он продолжил жить с привычным ощущением собственной правоты.

Отдохнув в тихой солнечной Калабрии, королевская чета направилась в Париж и погрузилась в повседневные хлопоты. Людовик ждал, когда жена пожалеет о своей измене и объяснится с ним. Но дни шли за днями, а она как будто забыла о своем пылком увлечении и страшной судьбе мимолетного любовника. Король посчитал ее легкомысленным и бездушным существом. Как и всякий небожитель, он не считал нужным вникать в тонкости устройства женской души. Он и не догадывался, как много сладостных тайн, нежных привязанностей, безотчетных антипатий и коварных замыслов она способна вместить! Разве мог он подумать, что и в любви, и в разладе женщины идут гораздо дальше мужчин? И это пренебрежение самой сутью человеческой природы обошлось ему очень дорого.

Дороги чужбины

Вернувшись в Константинополь, Андроник сразу почувствовал себя неуютно. Его держали в стороне от важных дел, редко приглашали на дворцовые торжества, и лишь от случая к случаю удостаивали встреч с императором. А вскоре он обнаружил