Карантин - Виталий Зорин

Ворота дачи открыли двое штатских ребят из личной охраны. Открыли так же молча, как и милиционеры – шлагбаум при въезде на территорию дачного поселка, но эти, внимательно посмотрев на водителя, кивнули в знак приветствия. Алексей им ответил таким же кивком.

Лишь только шины «Жигулей» зашуршали по дорожке, как на крыльце появился хозяин дачи, Роман Борисович Веретенов собственной персоной. Худощавый, лысоватый мужчина лет сорока пяти, с большим крючковатым носом, немного сутулый, он на первый взгляд не производил впечатления. К тому же был он порывист в движениях, говорил быстро, отрывисто, иногда глотая слова, и от этого казалось, что он не имеет своего собственного мнения и всегда готов не только согласиться с чужим, но и принять любую точку зрения. Однако на деле все было абсолютно не так. Видимость покладистости не соответствовала делам Веретенова. Ни к каким политическим партиям – ни к левым, ни к правым, ни к центру – он не примыкал, а был, не только на словах, но и на деле, сторонником одного направления – здравого смысла. Именно поэтому его постоянно привлекали к работе в правительстве, когда требовалось провести в жизнь действительно государственное решение, и именно поэтому он долго на ответственных постах не задерживался. То есть его потенциал использовали по принципу: «сделал дело – гуляй подальше!». Причем под первой половиной подразумевалось нужное на данный момент правительству решение, а под второй – личные идеи Веретенова об укреплении государственности. Обжегшись таким образом пару раз, Роман Борисович тем не менее не отказывался на два-три месяца занять какую-либо ответственную должность, если видел возможность хоть как-то способствовать укреплению государства. Но именно эти осечки и привели Веретенова к мысли создать свою оперативную группу внешней и внутренней разведки, чтобы не быть слепым котенком в политических интригах и экономических аферах на самом высоком уровне.

– Спасибо, – поблагодарил Алексея Полынов, выбираясь из машины.

Алексей только кивнул.

Веретенов не стал ждать, пока Полынов взойдет на крыльцо. Быстро спустился по ступенькам и, хрустя гравием, направился к «Жигулям».

– С возвращением, Никита Артемович, – пожал руку Полынову, смотря в глаза острым, проницательным взглядом.

– С добрым утром, Роман Борисович.

– Как добрались?

– А вы не чувствуете? – саркастически усмехнулся Никита и сморщил нос.

– Н-да, некоторое амбре ощущается… – согласился Веретенов, но тут же дипломатично увел разговор в интересующую его сторону:

– К сожалению, я был вынужден вас отозвать раньше срока, но все же – как с вашим заданием? Удалось что-нибудь выяснить?

– А вот о делах, Роман Борисович, извините, но – только после душа, – отрицательно покачал головой Полынов.

Таких ответов Веретенов от подчиненных не любил. Дело, прежде всего – дело, а личные проблемы – потом. Так он жил сам, этого же требовал и от своих сотрудников. Жестким взглядом он заглянул в глаза Никите и встретил в них непреклонный отпор.

– Хорошо, – порывисто согласился Роман Борисович. – Я вас понимаю. Идемте.

Он подхватил Никиту под руку и увлек в дом.

– Мне бы свежую одежду, – сказал Никита. – И обувь…

– Хорошо, хорошо, – кивнул Веретенов и на ходу бросил Алексею:

– Алеша, подыщите, пожалуйста, что-нибудь подходящее Никите Артемовичу… Прошу, – распахнул перед Полыновым дверь. – Машенька! – позвал он из прихожей. – Маша!

Со стороны веранды чуть ли не мгновенно появилась молоденькая прислуга в темном платьице и белоснежном накрахмаленном кокошнике.

– Машенька, я вас попрошу, отведите нашего гостя в ванную комнату. – Веретенов повернулся к Полынову. – Я надеюсь, Никита Артемович, вы за полчаса справитесь?

– Постараюсь, Роман Борисович.

Следом за прислугой Никита прошел в ванную комнату, где, к своему удовлетворению, не увидел никаких новомодных штучек типа джакузи. Не вязались подобные излишества с обликом Веретенова. Да, все прилично оформлено: стены и пол в кафеле, краны и трубы никелем блестят, чистенько, аккуратно – но не более. Большая ванна, рядом – душ, умывальник, зеркало, на полочках – лосьоны, одеколоны, мыло, шампунь, бритвенные принадлежности.

– Раненько вы встаете, Машенька, – посочувствовал Никита.

– У каждого своя работа, Никита Артемович, – с улыбкой возразила прислуга. – В этом шкафчике – полотенца, здесь возьмете бритву. Вот, кстати, аптечка, если порежетесь. А в эту корзину бросьте одежду.

Вам ее постирать?

– Ни боже мой! – возмутился Полынов. – В мусорный бак вместе с обувью.

– Хорошо. Здесь мыло, шампунь, здесь мочалка.

Вопросы ко мне будут?

Вертелся на языке у Полынова вопрос, кто бы ему. спину потер, но он пересилил себя, прикусил язык и отрицательно помотал головой.

– Всего вам доброго, – кивнула головой прислуга и ушла.

И тогда Никита наконец осуществил свою мечту, ставшую настолько навязчивой, что никакие другие мысли в голову просто не лезли: содрал с себя одежду и шагнул под душ.

Минут пять он стоял под хлещущими теплыми струями, испытывая неимоверное блаженство, и только затем стал мыться, яростно сдирая с себя мочалкой пыль и грязь Африки. Намылил голову, плечи, грудь…

И вдруг резкая боль обожгла левое бедро. Уже зная, что он увидит на бедре, Никита смахнул с глаз мыльную пену и посмотрел.

Древесная пиявка, как ее называли в африканской деревне, внедрилась под кожу давно – припухшее место стало темно-багровым. Чертыхаясь и кляня про себя Африку на чем свет стоит, Полынов побыстрее домылся, насухо вытерся и заглянул в аптечку. Негусто. Набор медикаментов – почти как у Сан Саныча: лейкопластырь, йод, кровоостанавливающий карандаш, аспирин, анальгин, стрептоцид… Все понятно, зачем в аптечке в ванной комнате держать ту же вату?

Но Полынову от этого понимания было не легче. Обращаться напрямую к прислуге за скальпелем не следовало – сразу пойдут вопросы зачем, что да как…

А насколько опасен этот паразит, а не заразит ли Никита еще кого-нибудь…

Полынов повертел в руках маникюрные ножницы, вздохнул, отложил их в сторону. Затем взял одноразовую бритву, обломал пластик и обнажил двойное лезвие. Что ж, за неимением лучшего сойдет и это. Усевшись на край ванны, он прощупал припухлость, определяя, на какую глубину и какой длины нужно сделать разрез, и уже занес было руку, как в дверь постучали.

– Никита Артемович, я вам одежду на спинку стула у двери повешу, хорошо? – донесся голос прислуги.

– Спасибо, Машенька, – поблагодарил Полынов.

И, услышав ее удаляющиеся шаги, полоснул импровизированным скальпелем по бедру. Кожа, растянутая пальцами левой руки, распахнулась, и в открывшемся разрезе Никита увидел большую, около четырех сантиметров, нематоду. Нематода конвульсивно задергалась, и толчок почти мгновенно хлынувшей крови выбросил ее на вовремя подставленную ладонь.

Полынов поднес ладонь к глазам и внимательно рассмотрел паразита. Разрез он провел, прямо сказать, мастерски – лезвие бритвы не повредило нематоду. Другое было плохо – нематода оказалась достаточно взрослой особью, и сквозь полупрозрачную кожицу последнего сегмента просвечивались ее яйца.

Никита бросил паразита в раковину, раздавил лезвием и смыл водой в канализацию, с удивлением отметив про себя, что таких крупных нематод еще не видел. Затем свинтил рассекатель с гибкого душа и мощной струей воды, сцепив зубы, промыл рану. Насухо вытершись полотенцем, засыпал по методу Сан Саныча рану стрептоцидом и заклеил ее лейкопластырем. И, только тщательно убрав все следы операции – смыв кровь на полу и спрятав окровавленное полотенце в ворохе своей одежды, – он приступил к бритью.

Через сорок минут в свободном сиреневом спортивном костюме, новых кроссовках, гладко выбритый, благоухающий французской туалетной водой Полынов появился на террасе второго этажа. Веретенов поджидал его, сидя в плетеном кресле у журнального столика и попивая кофе из маленькой чашечки.

– Присаживайтесь, Никита Артемович, – указал он на кресло напротив и демонстративно посмотрел на часы. – Вы задержались на десять минут. Придется вам пить холодный кофе.

– Приношу свои извинения, Роман Борисович, – развел руками Полынов. – Никак не ожидал, что пыль Африки столь въедлива.

Он сел в кресло и огляделся. Вокруг расстилался типичный пейзаж среднерусской равнины – ближайшие домики были закрыты разлапистыми соснами, а слева, в просвете между молоденькими березками, виднелась неширокая гладь реки с лугом до самого горизонта на другом берегу. Разительный контраст с джунглями Центральной Африки. И все же что-то общее было между верандой бунгало Сан Саныча и террасой дачи Веретенова. Плетеные кресла, кофе на открытом воздухе, вид на лес с небольшой высоты…