Уникум - Варвара Клюева

— Так. Сам покажешь или тебе помочь? — Марк принюхался. — Похоже, я знаю, что там у тебя. Сало!

— Всего-то крошечный кусочек! — Прошка предусмотрительно отошел от Марка подальше. — Мы с Лешей сами его съедим, в сторонке, вы с Варварой и не увидите ничего.

— Сало! — с отвращением повторил Марк, и физиономия его позеленела. — Справа от тебя урна. Избавься от этой дряни!

Леша протестующе фыркнул. Сало — давняя причина наших раздоров. Леша с Прошкой питали к этому продукту необъяснимую нежность, мы же с Марком его на дух не переносили.

— Еще чего! — возмутился Прошка. — Деньги уже заплачены. Зачем же добру пропадать? Погуляйте с Варварой немного, мы быстро управимся, минут за пять.

— Да у тебя уже щеки из-за спины видны! — рассвирепел Марк, но вдруг оборвал себя, махнул рукой и отошел в сторону.

Прошка плюхнулся на скамейку рядом с Лешей и достал сверток из-за пазухи. Мне в ноздри ударил крепкий чесночный дух. Поспешно покинув скамейку, я последовала за Марком. За спиной раздался шелест разворачиваемой бумаги.

Через десять минут мы с Марком вернулись. Время тянулось томительно медленно. Мы молча сидели на скамейке и уныло наблюдали за входом в лечебный корпус.

— Вы Татьяну не видели? — нарушила я затянувшееся молчание.

Леша с Прошкой успели только покачать головами, и в эту минуту Татьяна собственной персоной вышла из дверей медпункта.

«Телепатка она, что ли?» — мысленно подивилась я и помахала рукой, привлекая ее внимание.

Татьяна заметила нас и двинулась в нашу сторону. Я бы не сказала, что она, как утверждала Ирочка, превратилась в старуху, но сегодняшние переживания оставили на ее лице заметный след. Татьяна побледнела, под глазами залегли тени, очертания рта сделались жестче. Но все равно она была умопомрачительно хороша.

— Привет. Ну как вы? — Татьяна остановилась перед скамейкой, и ребята вежливо встали. — Держитесь?

— Вроде бы. А вот вы, по-моему, не очень, — сказала я. — Славки, похоже, совсем разбиты, да и у тебя вид измученный.

Татьяна устало провела рукой по лицу.

— Да, что-то мы расклеились. Владик сейчас в медпункте. Еле уломала его врачу показаться. К счастью, здесь работает мой старинный знакомый. Если бы не помощь Николая, пришлось бы совсем тяжко. По-моему, и Владику, и Ярославу не мешало бы чего-нибудь впрыснуть внутривенно для поддержания сердца.

— А Нина как? Она проснулась?

Татьяна покачала головой:

— Нет еще. Я заглянула к ней и тихонько окликнула, но она не отозвалась. Хотя пора бы ей уже проснуться.

— Может быть, она просто не хочет никого видеть?

— Возможно. Николай на всякий случай посоветовал мне сходить за невропатологом. Он тут в соседнем домике. Вы подождите еще немного, ладно? Сейчас я приведу доктора, он разбудит Нину, поговорит с ней и решит, что делать дальше. Может, он и запретит с ней разговаривать, но, по крайней мере, у нас будут какие-то известия.

Мы согласно покивали, и Татьяна ушла. Вскоре она вернулась с невысоким рыжим бодрячком, лицо которого светилось такой жизнерадостностью, что я серьезно усомнилась в целесообразности его беседы с женщиной, только что потерявшей мужа. Бодрячок галантно придержал перед Татьяной дверь, и они скрылись в здании медпункта.

Минут через десять дверь распахнулась, и на пороге медпункта возник свинцово-бледный Славка. Мы вскочили и бросились к нему. Он сделал нам навстречу несколько шагов и застыл.

— Нина умерла… — глухо пробормотал он.

И тут мои нервы не выдержали. Словно в далеком детстве, я бросилась на землю ничком и разрыдалась.

Глава 11

Кто-то поднял меня с асфальта, кто-то гладил по голове, кто-то бормотал бессмысленные успокоительные слова. Я ничего не соображала и воспринимала все как в тумане. Не помню, каким образом я очутилась в медпункте. Очнулась я уже в кабинете от резкой, почти враждебной реплики:

— Нет, вы не станете делать ей укол, доктор! И в изоляторе мы ее не оставим. Извините, но у вас тут в последнее время чересчур высокая смертность.

Несоответствие между знакомым, слегка петушиным голосом и совершенно чужими жесткими интонациями поразило меня настолько, что я окончательно пришла в себя. Сфокусировав взгляд, я обнаружила, что лежу на клеенчатой кушетке, а рядом по-бойцовому нахохлился Прошка, заслоняющий меня от молодого человека в белом халате. Лицо молодого человека выражало полную растерянность, постепенно вытесняемую обидой.

— На что вы намекаете? Я не позволю оскорблять себя подобным образом! По какой бы причине ни умерла ваша знакомая, я не имею к ее смерти ни малейшего отношения. Вероятно, у нее было слабое сердце, вот и не выдержало. В состав лекарства, которое я ей ввел, входил препарат для поддержания сердечной деятельности, но, наверное, этого оказалось недостаточно. Моей вины тут нет. Уверяю вас, я тщательнейшим образом прослушал пациентку, но никакой патологии не обнаружил. Бывает, и серьезное обследование не позволяет сразу дать заключение о болезни. У меня не было оснований принимать какие-либо экстренные меры. Так что ваши экивоки здесь абсолютно не уместны.

— Успокойся, Коля, — услышала я низкий голос Татьяны, стоявшей у меня в изголовье. — Никто не хотел тебя обидеть.

Взгляд молодого человека мгновенно смягчился.

— Да, конечно, я понимаю, вам сегодня здорово досталось. Извините меня. Но уверяю вас, это средство абсолютно безвредно.

— Нет! — категорично повторил Прошка. — Никаких уколов! Лучше накапайте ей валерьянки.

Мне надоело присутствовать при этом обмене любезностями в качестве неодушевленного предмета, и я решила подать голос:

— Спасибо, ничего не нужно. Мне уже лучше.

Прошка стремительно обернулся, и по его лицу я поняла, какое огромное облегчение он испытал.

— Варька, ты до стоянки дойти сможешь?

— Я категорически не рекомендую. Вы хоть понимаете, чем это грозит?

— За кого ты меня принимаешь? — сказала я Прошке, проигнорировав замечание встревоженного эскулапа. — За старую развалину?

— Вы не понимаете, — не сдавался Николай. — Не далее как сегодня утром вы испытали тяжелое потрясение, целый день находились в состоянии сильнейшего стресса, а только что перенесли еще один удар. Сейчас вам нужен полный покой, иначе я ни за что не ручаюсь. — Он снова перевел взгляд на Прошку:

— Вы отдаете себе отчет в том, что делаете? Если случится непоправимое, вина будет целиком лежать на вас.

— Не волнуйтесь, доктор. — Я решила разрядить атмосферу. — Этот субъект вот уже много лет пытается свести меня в могилу, но безрезультатно. От меня так просто не избавишься.

— Сейчас ты у меня договоришься! — немедленно среагировал Прошка.

— Ребята, сейчас не время дурачиться, — призвала нас к порядку Татьяна. — Варвара, тебе и впрямь не мешало бы отлежаться.

— Нет! — воскликнули мы с Прошкой в унисон.

— Ничего со мной не случится, — добавила я.

— Ну что ж… — Николай растерянно развел руками. — Боюсь, медицина в данном случае бессильна. Возьмите с собой нитроглицерин по крайней мере. А лучше одумайтесь, пока не поздно.

Но я уже слезла с кушетки и направилась к двери. Прошка последовал за мной.

— Нитроглицерин! — напомнила Татьяна, нагнала нас и подала мне упаковку с маленькими желеобразными шариками. — Если что, сунешь под язык две штуки. В гору не спешите. Сейчас вредна любая нагрузка на сердце.

— Ладно, спасибо вам. — Я взялась за ручку двери. — Извините, если что не так…

— Бред какой-то! — пробормотал на прощание Николай и помотал головой.

В коридоре, угрюмо подпирая стенку, ждали Леша с Марком и Владислав. Увидев меня, все трое немного приободрились.

— Ну, оклемалась немного? Идти сможешь? — спросил Леша. — Мы уж испугались, что тебя здесь оставят.

— И оставили бы, — заверил его Прошка. — Я как раз вовремя успел. Еще чуть-чуть, и Варьке вкололи бы ту же гадость, что и Нине.

Я поежилась. Славку с Марком передернуло. Напоминание о Нинке лишило нас всякого желания разговаривать. Мы четверо наскоро попрощались со Славкой и ушли.

Заснуть в ту ночь мне не удалось. Едва я закрывала глаза и начинала погружаться в дрему, сердце вдруг болезненно сжималось от какой-нибудь обрывочной мысли или воспоминания. Три года — три счастливых, безоблачных студенческих года — Нина была мне подругой. Ее смерть вдруг разом перечеркнула и наш болезненный разрыв, и последующее десятилетнее отчуждение. Наверное, только теперь я осознала, как много потеряла десять лет назад…

Я относилась к Нинке чуточку покровительственно, впрочем, как и она ко мне. Я подтрунивала над ее влюбчивостью, время от времени выливала на потерявшую голову подругу ушаты холодной воды, чтобы хоть немного ее отрезвить, а потом прилагала немалые усилия, стараясь рассеять ее уныние, вызванное очередным разочарованием. В свою очередь Нинка, словно снисходительная и любящая старшая сестра, пыталась привить мне вкус к разным пустячкам, занимающим не последнее место в жизни каждой уважающей себя женщины. Она учила меня укладывать волосы, ухаживать за кожей, пользоваться косметикой. Надо признать, ученицей я была на редкость нерадивой и бестолковой, но Нинка никогда не теряла ни надежды, ни терпения. Она придумывала для меня фасоны и шила платья, которые я от лени не удосуживалась носить, дарила мне по каждому поводу и без повода косметику, изящные безделушки, украшения, подсовывала журналы мод и всевозможные рецепты чудодейственных притираний.